Личность журналиста в современной российской прессе

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ПРЕССЫ

1.1. Возникновение журналистики

1.2. Просветительская журналистика:

появление персонифицированного журнализма

1.3. Возникновение и развитие журналистики в России

Глава 2. ПРОБЛЕМЫ ЛИЧНОСТИ ЖУРНАЛИСТА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ПРЕССЕ

2.1. Факторы, влияющие на формирования личности журналиста

2.2. Особенности изучения личности журналиста

2.3. Анализ личности  журналиста по публикациям

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 ВВЕДЕНИЕ

 Актуальность данной темы заключается в следующем:

 Начальный этап информационного общества с его бурным развитием средств массовых коммуникаций вызвал существенную деформацию в системе культурно-творческой деятельности. Она связана с экспансией во все сферы культуры журналистики, как вида деятельности, обслуживающего средства массовых коммуникаций, и "журнализма", как особой формы мышления (сознания), особого способа отображения и имитации действительности. Журналистика стала самой мощной силой в системе культуры - по своему удельному весу, влиянию на массовое сознание, по воздействию на политические, экономические, социальные процессы, на все области культуры. В лице такого жанра, как публицистика, она смело узурпирует ряд существенных функций и средств художественной литературы, философии, психологии, социологии, политологии, гуманитарных дисциплин.

Журналистика в ее разнообразных видах и жанрах претендует на изображение и истолкование любых явлений действительности. Подобный универсализм, стесненные рамки жанров, сильная зависимость от определенных политических и экономических интересов, острая конкуренция и ко всему еще постоянный цейтнот обусловливают фрагментарность, ситуативность, нередко одномерность и поверхностность отображения действительности. "Журнализм", как способ мышления, обращен к массовому сознанию, сочетает в себе функции здравомыслящего отображения и своевольной имитации. Его эмоционально-энергетический центр - новость, желательно сенсация. Поиск и фабрикация новостей, вечная погоня за сенсацией (обязательно первым увидеть, услышать, успеть сообщить!) - тяжкий прессинг журналистского сознания. Это (наряду с жаждой успеха, высокого рейтинга) сочетается с таким его свойством, как сервильность, ибо журналист служит интересам заказчика. Выражая различные интересы и их борьбу, журналистика тем самым выступает важнейшим фактором социальной саморегуляции.

Новизна исследования заключается в обобщении имеющихся в распоряжении современной науки сведений по этой теме.

Методологическая база исследования:

Данной проблемой занимались как зарубежные (Макдональд Д.,  Джонс Э. , Мильтон Дж., Сиберт С., Шрамм У, Петерсон Г.  и др.), так и отечественные  (Прохоров Е.П., Шостак М. И., Мельник Г.С., Корнилов Е.А. , Лазутина Г.В. и др.) ученые.

Методы, используемые в данной дипломной работе: аналитический, историко-журналистский и метод моделирования.

Апробация настоящей дипломной работы – предзащита.

Теоретическая значимость заключается в анализе истории журналистики и места личности в ней журналиста.

Практическая значимость заключается в возможности использования материалов дипломной работы в учебном процессе на факультете журналистики:

- при чтении спецкурсов;

- при проведении семинаров;

- при составлении тематики курсовых и дипломных работ.

Объект настоящей дипломной работы – личность журналиста.

Предмет – история развития прессы и место в ней личности журналиста.

Цель работы – выяснить особенности личности журналиста в истории развития прессы, проанализировать историю журналистики и факторы, формирования личности журналиста.

Задачи:

1. Изучить историю возникновения журналистики.
2. Выявить возникновение персонифицированного журнализма в эпоху Просвещения.
3. Проследить историческое развитие журналистики в России.
4. Рассмотреть профессиональную деятельность как фактор формирования личности журналиста.
5. Выяснить проблемы формирования внутреннего мира журналиста.
6. Проанализировать методы исследования личности журналиста.
7. Провести анализ некоторых журналистских работ.

Положения, выносимые на защиту:

1. Журналистика начала зарождаться уже в период египетской цивилизации при переходе от камня к папирусу. Египетская цивилизация периода появления папируса в качестве материала для письма – это уже цивилизация с развитой книжной культурой, когда письменность и чтение стали достоянием не только одних жрецов и служителей храмов. Далее Греция, Рим, Китай – везде происходит развитие письменного слова.
2. Просвещение совпало со становлением и расцветом журнальной периодики, и в этом совпадении имеется своя закономерность. В период, когда властителями дум были философы и писатели, роль печатного слова в формировании общественного мнения возросла многократно. Этот период иногда называют эпохой персонального журнализма – практически за каждым периодическим изданием стояла личность редактора или издателя, проводившего свою идеологическую политику. Писатели и философы часто обращались к созданию журналов для пропаганды собственных взглядов. Журналы, как концептуальные периодические издания, стали одним из основных коммуникационных каналов для распространения просветительских идей на широкую читательскую аудиторию.
3. Русская журналистика развивалась при весьма тяжелых обстоятельствах, и достигнутые ею за три столетия существова­ния результаты являются далеко не удовлетворительными. Русские газеты в своей массе до сих пор еще не могут считаться носителя­ми мнения всей нации; они выражают лишь воззрения отдельных лиц, проводят в жизнь их частные стремления, служат их честолю­бию или ненависти.
4. Следующий вопрос, который необходимо рассмотреть в контексте поставленной проблемы, связан с условиями и факторами формирования внутреннего мира личности журналиста. К числу основных можно отнести следующие: 1) социально–экономические факторы (уровень развития общества; непосредственные социально–экономические и материально–бытовые условия жизни и деятельности журналиста); 2) социально–политические факторы (характер межклассовых, межнациональных отношений в государстве; характер государственной власти и уровень развития демократии; характер межгосударственных отношений); 3) духовные факторы (вся история духовной культуры общества; уровень развития и характер общественного сознания в единстве его идеологических и общественно–психологических компонентов; уровень развития и характер профессионального сознания журналистской творческой среды).
5. Личность журналиста отражается не только в его описании ситуаций и событий, не только в его размышлениях и оценках; личность журналиста - так же, как и читателя, - открывается также в информации об участниках речевого контакта - в газетном материале это сведения о жизни журналиста и читателя, их взглядах и чувствах, их характере, их внешности; это также информация о различных этапах творческого процесса. Очень важно, что здесь мы имеем в виду текстовые реализации личностных особенностей участников речевого контакта. Может быть, реальная характеристика журналиста будет отличаться от того "портрета", который видит в тексте читатель. Но ведь даже если мы сталкиваемся здесь не с реальным человеком, а с "манерой письма", очевидно, что эта "манера письма" формируется в зависимости от особенностей журналиста как личности. К тому же это в конечном счете и неважно: ведь читатель общается с "человеком из текста", а не с реальным человеком.
6. Огромное значение для журналиста приобретает специализация, открывающая “возможности для выражения творческого потенциала журналиста, для максимального использования его достоинств”. Специализация определяется наклонностями, интересом, любовью к одним и неприятием к другим явлениям, событиям, процессам действительности, своеобразием восприятия окружающего мира и мироощущения. При этом очень важно, чтобы интересы журналиста и интересы издания совпадали, так как это один из самых значительных психологических аспектов работы редакции.

 Глава 1. ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ПРЕССЫ

 1.1. Возникновение журналистики

 Среди теорий развития коммуникации в истории цивилизации определенный интерес представляет концепция американского теоретика Гарольда Инниса (1894-1952). Иннис выявляет связь между материалом и видом письменности в ранних цивилизациях и формами правления. С его точки зрения, значительные потрясения в истории египетской цивилизации, приведшие к переходу от абсолютной монархии к более демократической форме правления, нашли выход в переходе от камня как материала для письма и символа престижа, отраженного в пирамидах, к папирусу. Египетская цивилизация периода появления папируса в качестве материала для письма – это уже цивилизация с развитой книжной культурой, когда письменность и чтение стали достоянием не только одних жрецов и служителей храмов. Культ письменного слова в Египте был достаточно высок. В одном из египетских текстов можно встретить заповедь: «Поставить свое сердце за книги и возлюбить их, как матерь свою, ибо нет ничего превыше книг». [6, C. 134]

Журналистика в чистом виде на этом этапе развития еще не сформировалась. Однако изучение появления и изменения коммуникационных технологий и зарождения различных жанров публицистики представляет для исследователей значительный интерес.
Когда греческая цивилизация периода архаики создала собственный алфавит на основе финикийского, произошла «демократизация» системы обучения, позволившая постепенно сделать практически всех свободных жителей Греции грамотными. Для большинства ранних художественных текстов характерна синкретичность (слитность, нерасчлененность) жанровой основы, которая вела к смешению (или принципиальному неразличению) художественных элементов и собственно «документа». Например, ряд исследователей сходятся во мнении, что в гомеровском эпосе существуют фрагменты, которые можно интерпретировать как документальный репортаж из глубины веков. Геродот (ок.484 - 430-420 гг. до н.э.) дал блестящие образцы зарисовок быта и нравов жителей Ближнего Востока. Фукидид (ок.470 – 424 до н.э.) посвятил восемь томов описанию военных действий между Афинами и Спартой и приводил в них подлинные тексты договоров, свидетельства участников боев. Плутарх (ок.46 - ок.127 н.э.) нам оставил жанр «политического» и «исторического» портрета. [6, C.216]

Следующей формой информационного обмена стали выступления ораторов и проповедников. На рубеже 5-4 вв. до н.э. ораторское искусство достигло наивысшего расцвета. Следует отметить развитие судебного красноречия, приведшее к появлению «логографов» – специалистов по составлению судебных речей для состязающихся сторон. Одним из выдающихся логографов этого периода считается Лисий (459-380 до н.э.), речи которого стали образцом судебного красноречия. Важное место в составлении публицистической ораторской речи занимает школа Исократа (436-338гг. до н.э.). Творческое наследие Исократа в значительной степени приближено к европейской публицистике нового времени, так как в его риторской школе акцент делался не на импровизацию, а на тщательную обработку письменного текста выступления. Исократ не выступал публично по причине слабого голоса и неумения говорить перед многочисленной аудиторией. Он обратил внимание на различие между устным и письменным словом, где, как писал Аристотель (384-322 гг. до н.э.), «один слог для речи письменной, другой для речи в споре, один для речи в собрании, другой для речи в суде. Надо владеть обоими». [2, C. 79]

В эпоху эллинизма (классическая эпоха) началось становление книжной культуры, когда греческая культура вынуждена была модифицировать своё отношение к книге. «Мудрец» мог почти всю жизнь беседовать с людьми, с природой, с собственными мыслями, обходясь без регулярного чтения, но ученый не мог, а греческий интеллектуализм двигался от типа «мудреца» к типу ученого. Один из последних «мудрецов» - Платон; один из первых ученых – Аристотель.

Римская цивилизация с её стремлением к установлению порядка и закона на территории империи внесла свой вклад в развитие коммуникационных технологий античности. Римская культура испытала огромное влияние греческой. На латынь были переведены классические произведения греческой литературы, что способствовало появлению профессии переводчика и созданию в Риме качественной переводческой школы. Если на ранней стадии римской цивилизации занятие интеллектуальным трудом считалось презренным для свободного римлянина, то к концу 2 в. до н.э. положение дел кардинально изменилось. «За счет рабов и отпущенников, которым господа считали нужным дать образование, росла интеллигенция. Многие представители «рабской интеллигенции» писали сочинения по истории, языкознанию, литературоведению. Но теперь и знатные, высокопоставленные люди не считали зазорным заниматься умственным трудом. Греческий язык становился не только литературным, но и разговорным. Греческие и латинские книги находили широкий сбыт».
В Риме появилось множество мастерских, где рабы изготовляли книги. «Книжная торговля стала почетным и прибыльным занятием, а книжная лавка – местом сборища просвещенных людей». [8, C. 109] В большинстве богатых домов обязательно имелись две библиотеки: одна – с произведениями на греческом, другая – на латыни.

На более поздних этапах развития общества предпринимались попытки распространять информацию и развлекать публику посредством письменности. В Древнем Риме в эпоху Юлия Цезаря (100 до н.э. – 44 н.э.) по его личному распоряжению регулярно обнародовались протоколы заседаний сената. Эти протоколы легли в основу своеобразного периодического издания «Acta senatus». Выражаясь современным языком, это были отчеты о заседаниях римского парламента. Некоторое время спустя Цезарь издал указ об издании более «массовой», как сказали бы сегодня, «Ежедневной ведомости» («Acta diurna», которая тиражировалась в скрипториях множеством опытных скрибов под руководством опытного наставника и, наряду с информацией официального плана, знакомила читателей столицы и провинций со всеми выдающимися событиями дня римского общества: с общественными проблемами, литературными произведениями, с анекдотами, с сообщениями о смерти знаменитых людей, результатами гладиаторских боёв.

Ни один из номеров газеты до нас не дошел, но о том, что она существовала, мы можем судить по произведениям римских писателей, в которых она упоминается очень часто, а выписки из нее свидетельствуют о богатстве содержания. [6, C.247]

Цезарь проявил себя не только в государственных и военных делах. «В красноречии он стяжал не меньшую, если не большую славу. Все лучшие знатоки без спору признавали его одним из лучших судебных ораторов Рима». Блестящим образцом военной мемуаристики стали его «Записки о Галльской войне». В них Цезарь (от третьего лица) описал наиболее драматичные эпизоды боевых действий, в которых непосредственно принимал участие. Хотя в книге Цезаря имеются фактические неточности и полемическая заострённость, такой тонкий знаток стиля, как Цицерон, утверждал, что мемуары Цезаря «заслуживают высшей похвалы: в них есть нагая простота и прелесть, свободные от пышного ораторского облачения. Он хотел только подготовить все, что нужно для тех, кто пожелает писать историю, но угодил, пожалуй, лишь глупцам, которым захочется разукрасить его рассказ своими завитушками, разумные же люди после него уже не смеют взяться за перо». [3, C. 161]

В Риме большое распространение получили жанры стихотворной сатиры и публицистической эпистолографии. В императорском Риме понятие свободы слова было весьма ограниченным. Тацит отмечал, что «если былые поколения видели, что представляет собой ничем не ограниченная свобода, то мы – такое же порабощение, ибо нескончаемые преследования отняли у нас возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других». [3, C. 98] Поэтому оживление публицистической деятельности преимущественно приходилось на периоды обострения борьбы за власть.

В эпистолографическом наследии Рима следует выделить «Нравственные письма к Луцилию» Луция Аннея Сенеки (4-65 н.э.). Свободные размышления римского философа на различные темы, обличенные в форму посланий, оказали большое влияние на европейскую литературу. Письма Сенеки (так же? как и произведения Теофраста) связаны с формированием жанра эссе в 16 – 17 вв.

«Acta senatus» была запрещена императором Тиберием  в тот период Римской империи, когда участились процессы по государственной измене и в сенате произносились обличительные речи, нередко затрагивавшие особу императора или членов его семьи.

Распространение такого рода информации не входило в интересы тиранов.

«Acta diurna» просуществовала вплоть до вторжения германских племен на территорию Римской империи, т.е. до полного упадка римской культуры, до тех пор, пока в Европе не наступил период переселения народов и активного распространения христианской религии, на многие века ставшей единственным содержанием духовной жизни европейцев. К этому времени уже практически оформились как самостоятельные сферы творчества и социальной деятельности человека: литература, музыка, живопись, история, философия и другие науки. Являются ли римские «Acta», просуществовавшие с 59 г. до н.э. до 222 г. н.э., свидетельством выделения журналистики как оригинальной сферы деятельности человека? Вряд ли так можно сказать. Несмотря на то, что они обладали такими свойствами, как периодичность и тираж, их следует отнести больше к средствам ведения политики и администрирования.

То же можно сказать и об известной китайской газете «Кинг Пао» («Столичный вестник»), выходившей в Пекине с 911 г. Надо отметить, что эта газета помимо периодичности и тиража имела еще одно свойство, приближающее её к журналистике, - она создавалась с помощью печатного станка. Китайцы, как известно, создали печатный станок и бумагу гораздо раньше европейцев, но всё же считается, что журналистика имеет европейское происхождение.

 1.2. Просветительская журналистика: появление персонифицированного журнализма

 Эпоха Просвещения стала поворотным этапом в истории европейской цивилизации, явлением во многом итоговым. Европа сделала решительный шаг к переходу к новым экономическим, социально-политическим и идеологическим формам. Абсолютистские режимы в 18 в. начали сменяться демократическими. Феодальные экономические отношения уступают место капиталистическим, в науке и философии утверждается рационализм, в политической и религиозной жизни – принципы толерантности (обосновываются и получают юридическое оформление концепции «естественных прав человека» и демократии). Обозначенные явления пробивали себе дорогу с большим трудом – 18 столетие стало эпохой кровавых революционных потрясений и войн за независимость.

Социально-экономические и политические достижения были связаны с движением в духовной области, которое само дало себе название «Просвещение». «Просвещение с помощью света разума» – таков был лозунг прогрессивных сил Европы. Новые идеи получали распространение благодаря путешествиям, международной книжной торговле, все возраставшей переводческой деятельности и переписке». [8, C. 121]

Начало европейского Просвещения связано с идеями английских деистов и философов конца 16 столетия. Принятие в 1689 году «Билля о правах» стало знаменательным событием не только для Англии, но и для всей Европы, ибо в «Билле о правах» была заявлена новая модель взаимоотношения личности и государства. Высказанное Локком положение о том, что «мы рождаемся свободными, так же, как мы рождаемся и разумными», для многих звучало подлинным откровением (в работе «О гражданском правлении», 1690). Вольтер писал, что «Локк развернул перед человеком картину человеческого разума, как превосходный анатом объясняет механизм человеческого тела». Многие французские просветители (Монтескье, Вольтер, Прево) отправились в Англию, чтобы на месте ознакомиться с тем, что казалось им самим передовым и плодотворным в области культуры, идеологии и государственного устройства. В этот период и стали появляться первые журналы. [6, C.324]

Какими же были условия появления первых европейских журналов? Условия эти определялись в первую очередь созданием в 17 веке определенной интеллектуальной среды, вошедшей в историю под названием «Республика литераторов» или «Республика ученых». Это понятие отразило новую форму общения европейских интеллектуалов, ориентированных на антисхоластические методы познания. Это своего рода интернациональное «братство литераторов», объединенных задачей поиска истины в «невидимые колледжи», свободные от теологических догм. Помимо личных встреч члены этих групп нуждались в научной переписке, без которой трудно себе представить духовную жизнь Европы этого периода. Переписка эта была иного свойства, нежели эпистолярное наследие античности, средневековья или Ренессанса: каждый, стремящийся к знанию, должен был ориентироваться теперь не на Учителя и его интерпретаторов, т. е. не на готовое знание, а на самого себя и на других как равноценных личностей (в смысле равного их участия в формировании нового знания). Стали создаваться научные общества, способные к привлечению и аккумулированию средств на издания (в том числе и периодические).

Слово «журнал» восходит к латинскому «дьерналис» («ежедневный»), что напоминает «акта дьерна» Юлия Цезаря. Особенность первых европейских журналов – преимущественно научная ориентация, но научная переписка не могла вовлечь в коммуникацию достаточно большое число участников. Информационно-пропагандистские возможности периодического издания были несоизмеримо выше. Первый европейский журнал («Журнал ученых», 1665-1828) был создан по инициативе французского министра финансов Жана-Батиста Кольбера, которого часто сравнивают с кардиналом Ришелье. Кольбер задумал периодическое издание, которое бы освещало научные, критические и литературные проблемы, стоящие перед интеллектуальной элитой Европы.

Это издание увидело свет в Париже 5 января 1665 года. На должность редактора и издателя был приглашен советник парламента Дени де Салло. Журнал выходил сначала один раз в неделю, потом раз в две недели на 12 страницах. Издание Салло было призвано восполнить пробел в научном общении, в обмене информацией, в плодотворных научных дискуссиях. Публикации научных исследований, новые научные теории и другие материалы облекались в форму писем. Журнал был ориентирован на научную полемику, на «провокацию» спора. В издании Дени де Салло помогали такие известные деятели французской культуры, как Марен Лерой де Гомбервиль и Жан Шаплен. Через год издание журнала перешло в руки аббата Жана Галлуа, профессора греческого языка, остававшегося на посту редактора до 1674 года.

А в Англии, с опозданием всего в несколько недель (1665), появляется журнал «Философские труды Королевского общества» под редакцией Генри Олденберга. Этот журнал, официальный орган Лондонского королевского общества, выходил ежемесячно. Любопытно, что из десяти публикаций, составивших первый номер, три были взяты из Французского «Журнала ученых».

В 1668 году в Риме появился первый итальянский журнал, который был задуман его редактором Франческо Надзари по образцу все того же французского, а в дальнейшем сам послужил образцом для итальянских литературных журналов. Издание, в котором помещались работы литературоведческого, языковедческого, философского характера, просуществовал до 1679 года.

Цензурные преследования, существовавшие в большинстве стран Европы, заставили обратить внимание журналистов на возможность публикаций своих изданий в Голландии. Влиятельный французский мыслитель, философ-скептик Пьер Бейль, которого Г. Геттнер характеризовал как «смелую фаустовскую натуру, в которой неустанно бродят все глубочайшие вопросы человечества», был вынужден за свои религиозные убеждения эмигрировать в Голландию. Там в 1684 году он стал печатать периодическое философско-литературное издание «Новости литературной республики». В предисловии к первому номеру Пьер Бейль писал, что «мы свободны от неразумной пристрастности. Мы будем выступать скорее в роли докладчика, чем в роли судьи, и мы приведем выдержки из книг, направленных против нас, столь же добросовестно, как и книг, выступающих за нас». Издание Бейля имело широкий резонанс, утвердив авторитет редактора в европейских интеллектуальных кругах. Во Франции распространение «Новостей литературной республики» было запрещено. В журнале Бейля содержались рецензии на книги по вопросам философии, богословия, истории и литературы, а также полемические сочинения политического и религиозного характера. Французских религиозных ортодоксов раздражала независимость материалов, публикуемых в издании Бейля. Да и в более терпимой к инакомыслию Голландии ряд публикаций привел к тому, что независимый редактор лишился места профессора истории и философии в Роттердамском университете. Нападки недоброжелателей и пошатнувшееся здоровье заставили Бейля через три года прекратить свое издание. Бонаж де Боваль продолжил труд Бейля, переименовав журнал в «Летопись творений ученых», который в новом виде и просуществовал до 1709 года.
А в 1688 году Жан Леклерк, эмигрант и идеологический противник Бейля, предпринял в Амстердаме издание журнала «Всеобщая историческая библиотека», который просуществовал пять лет и прославился тем, что уже в первых номерах Леклерк опубликовал обширные извлечения из основополагающего труда великого английского философа Джона Локка «Опыт о человеческом разуме», вызвав бурную полемику во многих странах Европы.

Просвещение совпало со становлением и расцветом журнальной периодики, и в этом совпадении имеется своя закономерность. В период, когда властителями дум были философы и писатели, роль печатного слова в формировании общественного мнения возросла многократно. Этот период иногда называют эпохой персонального журнализма – практически за каждым периодическим изданием стояла личность редактора или издателя, проводившего свою идеологическую политику. Писатели и философы часто обращались к созданию журналов для пропаганды собственных взглядов. Журналы, как концептуальные периодические издания, стали одним из основных коммуникационных каналов для распространения просветительских идей на широкую читательскую аудиторию. Итак, мы с вами поняли, какие важные изменения произошли в Европе при ее вступлении в «век Просвещения» периода конца 17-начала 18 века. Они связаны с серьезной модификацией культурной обстановки эпохи. Священный текст с его сакральным отношением к слову постепенно уступал первенство тексту научному, опирающемуся на разумное постижение действительности, на опыт, помогающий познавать законы природы и общества. Считается, что именно в это время знание приобретает информационную форму, перестает быть чем-то априорно данным человеку, который, следуя ренессансным традициям, начинает читать мир как книгу, но не просто читать: появляется ощущение того, что действительность можно усовершенствовать.

Развитие журналистского профессионализма происходило столь же динамично в этот период, как и становление самой прессы. А такое явление как персональный журнализм требовало от человека профессионального универсализма.

История подтверждает, что звездными часами персонального журнализма стали периоды наивысшего общественного подъема, когда необычному времени требуются исключительные личности. Как пример, служение истине становится лейтмотивом творчества тех французских журналистов, которые создавали свои произведения в годы Французской революции 1789 года, когда взлет персонального журнализма наиболее ярок. Французские просветители-энциклопедисты в середине 18 века обратились к проблеме специфики журналистского труда. По их мнению, есть два типа журналиста: один светит «отраженным светом», обозревая и комментируя новинки литературы, науки, искусства и т. д.; другой обладает достаточным талантом и смелостью, чтобы служить прогрессу. Все это происходило в 18 веке. А чуть позже, в 19 веке, стал формироваться «новый журнализм», когда фундаментальной функцией издания признавалось распространение информации. Преобладающее место стало принадлежать не «взглядам и мнениям», а «новостям» и погоне за сенсацией (вспомните, в какой из исторических периодов погоня за сенсацией главенствовала? Напр. Немецкие «летучие листки» 15-16 вв. изобиловали информацией о чудесах, эпидемиях, исцелениях). Хотя в этот период времени имели место две концепции, отражавшие разные представления о назначении журналиста: политический борец и социальный философ, и нечто вроде предпринимателя, исходящего из соображений выгоды. [6, C.321]

Итак, эпоха Просвещения – период демократии. 1689 – принятие «Билля о правах» – новая модель взаимоотношения личности и государства. Появление интеллектуальной среды: «Республика ученых» - объединены задачей поиска истины. Во Франции первый журнал Кольбера. Журнал Дени де Салло. В Англии первый журнал Олдберга. Философско-литературное издание Пьера Бейля. Появление журналов литературно - критического содержания. Великий памфлетист и полемист эпохи Просвещения – Д. Дефо – сатира его достигает цели. Язык просветительских изданий отличается простотой и ясностью. Два подхода к исправлению нравов – сатирический и морально-дидактический. Издания Аддисона и Стиля. Сила публицистического дарования Свифта. Во Франции идеи Стиля используют редакторы Мариво и аббат Прево. Изменения в период эпохи Просвещения – модификация культурной обстановки эпохи (сакральный текст заменяет научный). Д. Дефо – основатель «персонального журнализма».

Мильтон (1608—1674), один из величайших поэтов Англии, был в то же время видным политическим писателем. Около двадцати лет своей жизни он посвятил политической борьбе, и его полити­ческие памфлеты представляют собой один из интереснейших па­мятников той бурной эпохи, которую Англия пережила в XVII в. [21, c. 245]

Памфлеты Мильтона — верное отражение своего времени; в них живет душа английской революции с ее неумолимой ненавистью к произволу, с ее неодолимой жаждой свободы, с ее религиозным одушевлением. Но — более того — в них живет, быть может, частица души революции вообще. Во всяком случае, те идеи, которые оду­шевляли Мильтона, еще не раз будут служить впоследствии револю­ционными лозунгами, еще не раз во имя их будут принесены гека­томбы человеческих жизней, пролиты моря человеческой крови!..

Мильтон борется в своих политических памфлетах против того же, против чего боролся английский народ. Он борется против абсолютизма Стюартов, и на его знамени написаны слова: «Во имя верховных прав народа, во имя народного суверенитета».

Идея народного суверенитета обыкновенно самым тесным об­разом связывается в нашем представлении с именем знаменитого автора Общественного договора. Однако не Руссо был ее родона­чальником. Да и сам Мильтон высказывает ее не впервые. Эта идея коренится в давнем прошлом. Уже в средние века она служила опорою борьбы против папских притязаний. В эпоху религиозных войн так называемые «монархомахи» основывали на ней свою теорию тираноубийства. Во времена же Мильтона эта идея была общим достоянием всех индепендентских сект. Мильтон был лишь одним из ее наиболее ярких и последовательных представителей, и, подобно монархомахам, не останавливался перед ее даже самы­ми крайними применениями.

«Люди по природе свободны. Свобода это — прирожденный нам дар Божий» — таков в данном случае исходный пункт всех дальнейших рассуждений Мильтона.

«Человек родится свободным, но повсюду он в цепях» — так скажет впоследствии Руссо, и мы могли бы, при желании, еще не раз отметить точки соприкосновения между творцом Потерянного рая и автором Общественного договора. «Предназначенные для того, чтобы властвовать над другими творениями, а не для того, чтобы повиноваться самим», люди жили первоначально, не зная над со­бой никаких властей, пока (из корня Адамова грехопадения) не выросли между ними взаимные несправедливость и насилие». «Тог­да, видя, что подобная жизнь должна была привести всех к неми­нуемой гибели, они решили объединиться и сообща обороняться против нарушителей общего мира. Отсюда возникли селения, го­рода и государства». «А так как оказалось, что одного данного сло­ва недостаточно, то люди пришли к заключению о необходимости установить власть, которая бы воздерживала от нарушений мира и общего права».

Эту власть люди «вверяли или одному, мудрейшему и превос­ходнейшему, или нескольким — равным по достоинству. Первый стал называться королем, последние — сановниками».

Таким образом, король и сановники получили свою власть не «как господа и владыки, а как доверенные и уполномоченные наро­да». Народ — начало, середина и конец всякой власти. Происходя от народа, власть «по существу и остается у него»: это — его естествен­ное и прирожденное право, которого у него никто отнять не может. Совершенно неправильно поэтому думать, будто «короли име­ют на свое достоинство и корону такое же наследственное право, как каждый из нас на какое-либо имущество; утверждать это — значит приравнивать подданных к рабам и домашнему скоту коро­ля; это — предательство против достоинства человеческого рода». С другой стороны, совершенно неосновательны все утвержде­ния о божественном происхождении королевской власти. Коро­левская власть — «человеческое установление». «И если многие современные монархи, — замечает Мильтон словами Кальвина, — провозглашают себя в своих титулах королями Божией милостью, то они делают это исключительно затем, чтобы править неограни­ченно. На самом деле это их утверждение — чистейший обман». [13, c. 167]

Наконец, так как короли получили свою власть от народа, то само собой понятно, что народ, поставивший королей, «имеет право и низлагать их, даже если они и не превратились в тиранов»: «король не равен народу, он — меньше его».

Тем более это следует сказать по отношению к тиранам. «Ти­ран — это тот, кто, не соблюдая ни законов, ни принципа общего блага, правит исключительно в своих собственных интересах и в интересах своей партии». Вот почему, если «справедливый король является великим благом и счастьем, общим отцом своей страны, то тиран является для нее несчастьем, общим врагом». Это — «са­мый отвратительный червь на земле»; это — «лишь маска настоя­щего короля»; это — «чума, против которой народ имеет право принимать решительно всякие меры».

Таким именно тираном и был, в глазах Мильтона, король Карл Стюарт, призванный народом на суд и осужденный им на казнь. Нас не должен поэтому изумлять суровый приговор, произнесен­ный Мильтоном над казненным королем; нас не должно изум­лять, что Мильтон оказался совершенно чужд того великодушия, которое столь естественно охватывает каждого из нас перед только что закрывшейся могилой.

«Ни один король, — говорит Мильтон, — не возбуждал со стороны своего народа столько единодушной любви при своем вступлении на трон, и ни один народ не получил худшей награды за свою верность и расположение. За всю его преданность король Карл заплатил народу, с одной стороны, недоверием и боязнью, как бы права и вольности этого народа не понесли ущерба и не стеснили его деспотической власти, с другой — ненавистью к тем, кто защищал и проповедовал свободу».

Ввиду этого напрасно некоторые стараются изобразить Карла Стюарта мучеником и святым, истинным отцом своего народа. Тот, кто делает это, обманывает английский народ. Карл Стюарт не был ни святым, ни мучеником, ни отцом своих подданных; это был политический интриган, ковавший ковы против собственно­го народа, человек, не знавший удержу своему произволу, попи­равший законы, преследовавший за религиозные убеждения и го­товый пожертвовать всем во имя своего собственного интереса и интереса своих любимцев.

Карл Стюарт был тиран, и английский народ был, по мнению Мильтона, прав, предав его казни. Не порицания или осуждения заслуживает, вследствие сказанного, этот народ; а всеобщего изум­ления, и «никогда еще ни один монарх не блистал так на своем троне, как английский народ в то время, когда он решил предать достойной его участи короля или, вернее говоря, короля-врага». Зрелище народа, сбрасывающего с себя цепи, вызывает в Мильтоне восторженное изумление, и он патетически восклица­ет: «Мне кажется, будто перед моими умственными очами встает славный и могущественный народ, мгновенно стряхивающий с себя сон, подобно сильному мужу, потрясающий своими непобе­димыми кудрями; мне кажется, я вижу его подобным орлу, вновь одетому оперением могучей молодости, воспламеняющим свои зор­кие глаза от полуденного солнца, очищающим и просветляющим свое долго помраченное зрение в самом источнике небесного света!» Пусть тем временем трусы и враги, со страхом взирая на его поступки, предсказывают ему тысячи бедствий. Пусть, — Миль­тон не боится этого. Он верит в то, что английский народ — из­бранный народ; что близится жатва, и недалеко уже время, когда «не только семьдесят старейшин, но и весь народ сделается про­роками Божиими». Он убежден, что сам Бог руководит деяниями английского народа, что не кто иной, как сам Бог руководил им и в том случае, когда он осудил своего короля на смерть: «ибо, — говорит Мильтон, — в премудрости своей Бог нередко предает гибели неправедных и слишком превозносящихся монархов». Со­гласно духу времени, английская революция получает, таким об­разом, в глазах Мильтона высшее религиозное освящение.

Произнося свой решительный приговор над абсолютизмом Стюартов, Мильтон не менее решительно высказывается и про­тив королевской власти вообще.

Правда, он отдает должное законной монархии и, как мы уже видели, называет справедливого короля величайшим благом для народа; правда, он категорически заявляет, что, выступая против тирании, он не касается королей, так как между королями и тира­нами нет ничего общего; тем не менее не за королевскую власть подает он свой голос. «Как справедливо сказал один придворный поэт, — замечает Мильтон, — король это — большой нуль, без всякой цели поставленный перед рядом значащих цифр. И великое счастье и благо для народа, если его король действительно только нуль, так как часто он является для него настоящим бедствием, настоящим бичом Божиим, — в особенности потому, что его нельзя ни предать суду, ни подвергнуть наказанию без того, чтобы это не грозило опасностью великих потрясений и почти гибелью для це­лой страны».

Какое безумие поэтому возлагать заботы об общем благе на пле­чи одного человека, который, «если он случайно хорош, не может сделать больше, чем всякий другой человек; если же он дурен, то может принести зла гораздо более, чем миллионы других людей». «Какое безумие со стороны тех, которые сами могут заботиться о своих делах, взваливать все на одно лицо и, скорее как неразумные дети, чем как взрослые мужи, доверять все защите и власти того, кто ни в каком случае не может выполнить взятых на себя обязан­ностей и вдобавок еще хочет быть не слугой, а господином!»

«Бог в гневе дал евреям царя и поставил им в вину, что они просили Его об этом». Свободная нация не должна допускать над собой никакой наследственной власти, иначе она должна будет отказаться от своей свободы и сделаться нацией рабов. Свободная нация может быть только республиканской.

Вот почему, накануне надвигающейся реставрации, Мильтон и считает своим долгом предостеречь английский народ против какой-либо попытки вернуться от республики к старому строю: это значило бы надеть на себя прежние рабские цепи, значило бы бесплодно потратить столько сил, столько напрасных жертв.

Вместе с тем он предлагает согражданам свой проект наилуч­шего республиканского устройства, которое, по его мнению, дол­жно быть настоящим палладиумом свободы и всеобщего счастья.

Сограждане Мильтона не пошли, однако, по предлагаемому им пути; ища отдыха от революционных потрясений, они вступи­ли на дорогу реставрации, и Мильтон остался со своим проектом одиноким. Но английскому народу, вероятно, вообще не пришлось бы пожалеть об этом. Республика, о которой мечтал Мильтон, с ее пожизненным верховным советом, избираемым многостепенным голосованием, вероятнее всего, привела бы не к земному раю, а лишь к новому виду деспотизма; не пойдя за Мильтоном, англий­ский народ только избавился от нового разочарования.

Говоря о республике как наиболее совершенной форме госу­дарственного устройства, Мильтон, между прочим, указывает на то, что республика всего лучше обеспечивает не только гражданс­кую, но и духовную свободу человека.

Здесь перед нами выступает другая сторона политической дея­тельности Мильтона. Он встает перед нами как борец за «права человека», за свободу совести и слова.

«Свобода совести — драгоценнейшее для человека благо», которого он не должен быть лишен ни в каком случае. «Каждому должно быть предоставлено веровать по его личному убеждению», и ни государство, ни церковь не должны вмешиваться в область духовной свободы человека. Поступать иначе — значит «следовать традициям прелатов, старавшихся втиснуть свободную совесть и христианские вольности в человеческие каноны и правила».

«Я говорю это не потому, — замечает Мильтон, — чтобы счи­тал хорошим каждый легкомысленный раскол или чтобы смотрел на все в церкви как на "золото, серебро и драгоценные каменья" — для человека невозможно отделить пшеницу от плевел, хорошую рыбу от прочего улова; это должно быть делом ангела при конце света. Но если все не могут держаться одинаковых убеждений, то кто досмотрит, чтобы они таковых держались? В таком случае, без сомнения, гораздо целесообразнее, благоразумнее и согласнее с христианским учением относиться с терпимостью ко многим, чем подвергать притеснениям всех».

И если бы «главной твердыней нашего лицемерия не было стремление судить друг друга», то «сколько-нибудь благородная мудрость, сколько-нибудь снисходительное отношение друг к другу и хоть сколько-нибудь любви к ближнему могли бы соединить и объединить в одном общем и братском искании истины всех пре­данных ей». «Дайте мне поэтому, — восклицает Мильтон, — сво­боду знать, свободу выражать свои мысли, а самое главное — сво­боду судить по своей совести!»

Заметим, однако, что Мильтон не проводит принципа веро­терпимости до конца. Предоставляя свободу совести протестантам, он решительно отказывает в ней католикам-папистам. Впрочем, к этому побудили его чисто политические соображения: он смотрел на католиков исключительно как на опасную для государства по­литическую партию. Очевидно, Мильтон был прав, сказав, что истина говорит иногда не своим настоящим языком, а «применя­ясь ко времени».

Между памфлетами Мильтона, посвященными защите духов­ной свободы человека, самым замечательным является, без со­мнения, Ареопагитика, речь к английскому парламенту о свободе печати.

О свободе печати писали многие и много раз, и все же трудно найти во всей европейской литературе другое сочинение, посвя­щенное этому вопросу, которое бы с такой силой одушевления, с таким красноречием и убедительностью доводов отстаивало вели­кий принцип свободы слова, с таким негодованием и сарказмом поражало его врагов.

Ареопагитика была опубликована в конце ноября 1644 г. и по­явилась при следующих обстоятельствах.

В начале Долгого парламента существовавшая до того време­ни цензура если и не была отменена то, во всяком случае, потеряла свое значение: книги печатались совершенно свободно, без каких-либо цензурных стеснений. Как говорит Мильтон, «во время пар­ламента это было прирожденное право и привилегия народа, это была заря нового дня». Вскоре, однако, парламент нашел этот порядок опасным, так как появлялось немало книг и памфлетов, направленных против него и в защиту низвергнутой королевской династии. К этому присоединились жалобы компании книгопро­давцев (Stationers' Company), которой ранее принадлежало исклю­чительное право регистрации прошедших через цензуру книг, чем обеспечивалась, невозможность перепечаток и за отсутствием чего стали страдать ее коммерческие интересы.

В результате 14 июня 1643 г. парламентом и был издан закон, которым вновь установлялась строгая цензура и, «по старому обы­чаю», подтверждались права Stationers' Company.

Несмотря на издание нового цензурного закона, Мильтон вы­пустил свое сочинение «О разводе» без представления в цензуру. По жалобе Компании он был привлечен к суду, который, однако, не имел для него неблагоприятных последствий.

Этот процесс и послужил для Мильтона внешним толчком, побудившим его написать бессмертную речь о свободе печати.

Сомкнутыми рядами движутся доводы Мильтона против вра­гов свободного слова; шаг за шагом выбивает он их из плохо укрепленных позиций и обращает в нестройное бегство. Созерцая эту борьбу, испытываешь высокое эстетическое наслаждение — и невольно сожалеешь, что враг хотя лукав и вероломен, но ничто­жен и труслив.

Цензура бесполезна, цензура вредна, цензура унижает челове­ческое достоинство — вот главнейшие положения, которые Миль­тон развивает в своей речи.

Цензура бесполезна, потому что она не отвечает своему назна­чению. Она должна предотвращать зло, могущее произойти от сво­бодного обращения вредных книг. Но каким образом она может этого достигнуть? Ведь добро и зло растут в этом мире вместе и почти неразлучно друг с другом, и отличить их одно от другого, вследствие обманчивого сходства, бывает иногда столь же трудно, как те смешанные семена, которые должна была разбирать по сор­там Психея. Что же будет делать в данном случае цензура? Очевид­но, или цензоры должны быть непогрешимыми, или цензура дол­жна отказаться от выполнения своей задачи. [17, c. 176]

Допустим, однако, что цензура может отличать добро от зла; она все же не в состоянии препятствовать распространению пос­леднего: зло проникнет в мир окольными путями так же хорошо, как если бы никакой цензуры не было совсем. В данном случае деятельность цензуры напоминает подвиг того мудрого человека, который хотел поймать ворон, заперев ворота своего сада. И это тем более справедливо, что зло может распространяться между людьми множеством других способов, помимо книг. Поступая последовательно, пришлось бы установить контроль решительно за всеми человеческими действиями; а это, разумеется, невозможно. Вообще, говорит Мильтон, совершенно непонятно, «каким образом такое лукавое установление, как цензура, может быть ис­ключено из числа пустых и бесплодных предприятий». Но цензура не только бесполезна, она прямо вредна. Чтобы исполнять как следует свое назначение, цензоры долж­ны быть людьми выше среднего уровня. Но где отыскать подобных людей для такого занятия, как беспрерывное чтение всякого рода рукописей, из которых добрая половина окажется, быть может, никуда негодной? Кто из действительно сведущих и образованных людей решится тратить свое время на подобное занятие? Никто, кроме явных расточителей своего времени. А если это так, то легко представить себе, что за люди займут места цензоров: «то будут люди невежественные, властные и нерадивые или явно корыстолюбивые». Как зловредная ржавчина, они будут выедать из книг все то, что не соответствует их невежественному пониманию, или даже прямо подвергать книги уничтожению. Между тем «хорошая книга — драгоценный жизненный сок творческого духа, набальзамированный и сохраненный как сокровище для грядущих поколений».

Подобное отношение произведет, несомненно, великое смя­тение в свободной республике ученых, и, таким образом, цензура встанет на пути науки, препятствуя ее свободному развитию, за­держивая и урезывая возможность дальнейших открытий как в ду­ховной, так и в светской области.

Но и более того: цензура встанет на пути самой истины, за­медляя и затрудняя доступ к нам этого самого драгоценного для нас товара и тем нанося нам непоправимый ущерб, так как «це­лый ряд веков часто не в состоянии пополнить потерю отвергну­той истины».

В то же время для торжества истины цензура не принесет ни йоты пользы. «Ибо кто же не знает, что истина сильна, почти как Всемогущий? Для своих побед она не нуждается ни в политичес­кой ловкости, ни в военных хитростях, ни в цензуре; все это — уловки и оборонительные средства, употребляемые против нее заблуждением».

И действительно, не за истину, а против нее в конце концов сражается цензура. Становясь во всяком удобном месте на пути свободного слова, она мешает беспрепятственному движению по­тока истины и заставляет его застаиваться «в тинистое болото од­нообразия и традиций». Она мешает также самоотверженным дру­зьям истины повсюду разыскивать отдельные члены ее девствен­ного тела, которое враги ее «разрубили на тысячу частей и разбросали на все четыре ветра».

Наконец, цензура приносит вред даже и тем, что запрещает вредные книги. Наделив человека разумом, Бог не считает нуж­ным держать его в положении постоянного детства, под постоян­ным наблюдением и предоставляет ему полную свободу заботить­ся о своей умственной пище.

И если для глупца как хорошая, так и дурная книги одинаково бесполезны, то для человека разумного самая дурная книга может служить источником добра, ибо «мудрый человек, подобно хоро­шему металлургу, может извлечь золото из самой дурной книги, как из шлаков». Запрещая дурные книги, цензура вредит, поэтому благоразумному читателю, не принося никакой пользы глупцу. [26, c. 167]

Мы должны, говорит Мильтон, «уметь мудро управляться в этом мире зла», должны уметь бороться со злом не цензурой или другими внешними средствами, а путем добродетельного воспи­тания, путем религиозной и гражданской культуры. «Безнаказан­ность и нерадивость, без сомнения, гибельны для государства, но в том и состоит великое искусство управления, чтобы знать, где должен налагать запрет и наказание закон, а где следует пользо­ваться исключительно убеждением».

А что может быть унизительнее для человеческого достоин­ства установления цензуры?

«Какая выгода быть взрослым человеком, а не школьником, если, избавившись от школьной ферулы, приходится подчинить­ся указке imprimatur'a, если серьезные и стоившие не малых тру­дов сочинения, подобно грамматическим упражнениям школьни­ков, не могут быть выпущены в свет помимо бдительного ока не­решительного или слишком решительного цензора?» Отдавать свое произведение, стоившее нередко многих трудов и зрелых размыш­лений, на суд заваленного работой цензора, часто более молодо­го, чем автор, часто не обладающего достаточными критическими способностями, — это, поистине, не что иное, как бесчестие и унижение для автора, для книги, для прав и достоинства науки!

«Что же вы будете делать, лорды и общины? — спрашивает Мильтон: — наложите ли вы гнет на цветущую жатву знания, учредите ли вы над ней олигархию двадцати скупщиков и тем вновь заставите голодать наши умы, лишив нас возможности знать что-либо сверх того, что они отмеряют своею мерою?»

Мильтон не хочет думать этого и выражает надежду, что пар­ламент отменит изданный им несправедливый закон о цензуре и тем исправит свою ошибку. «Я знаю, — так заканчивает он свою речь, — что как хорошие, так и дурные правители могут оши­баться, — ибо какая власть не может быть ложно осведомлена, — в особенности если свобода печати предоставлена немногим? Но исправлять охотно и быстро свои ошибки и, находясь на вершине власти, чистосердечные указания ценить дороже, чем иные ценят пышную невесту, это, высокочтимые лорды и общины, — добро­детель, соответствующая вашим доблестным деяниям и доступ­ная лишь для людей самых великих и мудрых!»

Мильтон, однако, слишком преувеличил доблесть парламен­та. Его энтузиазм не передался тогдашним вершителям судеб анг­лийского народа, — и лишь пятьдесят лет спустя, в 1694 г., цен­зура в Англии была отменена.

Тем не менее, появление речи Мильтона не было бесплодным: она служила одним из тех нравственных факторов, которые будят общественную совесть, которые призывают прогрессивные обще­ственные силы к борьбе за лучшее будущее и указывают им пути в обетованную землю свободы и справедливости.

Ареопагитика не потеряла своего значения и до настоящего времени. Более трехсот лет прошло с тех пор, как она впервые появилась на свет, и, тем не менее ее слова, уже поседевшие от времени, еще до сих пор звучат призывом молодости, во многом все так же свежие, как и в первый день рождения, — особенно для нас, русских, невольно хочется прибавить при этом.

 1.3. Возникновение и развитие журналистики в России

 Русская журналистика развивалась при весьма тяжелых обстоятельствах, и достигнутые ею за три столетия существова­ния результаты, являются далеко не удовлетворительными. Русские газеты в своей массе до сих пор еще не могут считаться носителя­ми мнения всей нации; они выражают лишь воззрения отдельных лиц, проводят в жизнь их частные стремления, служат их честолю­бию или ненависти. К тому же большинство из них непосредственно инспирируется правительством. Из всех русских политичес­ких газет более чем пятую часть составляют официозные органы.

Действительное значение и влияние принадлежит исключительно газетам обеих столиц; провинциальная печать, под угрозой неми­нуемых репрессий, не может придерживаться независимого мне­ния. Хотя еще при Императрице Екатерине одно время и каза­лось, что либеральный режим в деле журналистики возьмет пере­вес, но эти иллюзии скоро рухнули; столь охотно возносившаяся с лучшими умами своего времени на вершины человеческого духа, властительница вскоре сочла нужным стеснить несколько смяг­ченные в начале царствования условия существования печати. При восшествии на престол Павла I в 1796 г. наступил период мрач­нейшего деспотизма. В постоянной боязни возможного отголоска французской революции и влияния идей французского Просве­щения император Павел в 1797 г. установил самую строгую цензуру, а год спустя издал распоряжение, по которому все загранич­ные произведения печати должны были тщательно просматриваться подлежащими властями, и те из них, в которых заключались даже самые отдаленные намеки на либерализм, немедленно конфиско­ваться. Так, «Путешествия Гулливера» Свифта, как сочинение, представляющее опасность для государства, было запрещено в России; поучительные рассказы Лафонтена были конфискованы за то, что автор осуждал в них стремления к почестям и славе; та же участь постигла комедию Коцебу «Дитя любви», ввиду ее вред­ной для общественной нравственности и несогласной с истиной мысли о том, что лишь незаконнорожденные дети являются деть­ми любви. Различные слова, которым приписывалось революци­онное происхождение, каковы «класс», «общество», «гражданин», «отечество», «сержант», были изъяты из обращения в печати. На­конец, были воспрещены все издания, помеченные годом из пе­риода французской революции. Отметим, кстати, что строжайше преследовалось ношение различных частей туалета, бывших в моде во время французской революции: жилетов, фраков, брюк, жабо, сделанных по известному покрою. После смерти Императора Пав­ла и вступления на престол Александра I в 1801 г. отношение пра­вительства к печати сделалось более гуманным, но полная тревог наполеоновская эпоха препятствовала реформе законодательства. После восстановления мира Императором овладело тяжелое ду­шевное расстройство, вызванное многочисленными неудачами. Цен­зурный гнет снова увеличился. Гораздо хуже сложились обстоя­тельства в царствование Николая I. В эту эпоху, которая справед­ливо считается одной из наиболее бедственных для русского народа эпох самовластного цезаризма, Россия была превращена в «духов­ный Китай». Первые правила о печати в новом царствовании по­явились в 1828 г. В них высказывалась мысль о том, что первая обязанность газет состоит в том, чтобы ставить народ в извест­ность о действиях правительства, объяснять ему благие намерения властей и восхвалять благодеяния, которые эти власти им оказы­вают. Критики государственной власти и ее начинаний газеты ка­саться отнюдь не должны. Впоследствии система цензурного конт­роля была отделена еще тщательнее. Была введена тройная цензу­ра, учрежден верховный комитет, обязанный блюсти за действиями цензоров. Наряду с цензурой по делам печати, существовали еще особые сыскные комиссии, зорко следившие за образом мыслей и поступками всех чинов отдельных ведомств. Таковы цензурное отделение по военным делам, по делам церкви, по ведомству пу­тей сообщения и пр. Деятельность этих учреждений богата неве­роятнейшими курьезами. Одному цензору не понравилось выра­жение «величество природы», так как титул «величество» может принадлежать только коронованным особам. Цензор Крассовский не допустил к печати статью о мухоморах, «ибо грибы во время поста служат пищей православным, а указание на ядовитые виды может потрясти веру и породить неверие». При Александре II обстоятельства несколько изменились к лучшему: он отменил сыск­ные коллегии, но оставил в силе стеснительную предварительную цензуру для органов повременной печати; кроме того, министру внутренних дел было предоставлено право указывать редакциям те вопросы, которые, по его мнению, «подрывают основы» и поэто­му не подлежат обсуждению в печати. Эти меры развивали роко­вую систему замалчивания, за которой всегда скрывалась неправ­да. Новая систематическая обработка, инкорпорация, но не коди­фикация законодательства о печати была предпринята в 1865 г.; некоторые добавления были внесены в 1873 г., после чего, вплоть до манифеста 17 (30) октября 1905 г., закон о печати сохранял свою силу в прежнем виде. С этого времени все пошло вверх дном, вся страна закипела в революционном котле; объявления целых губерний и областей на положении усиленной и чрезвычайной охраны сыпались как из рога изобилия. [7, C.115]

Создатель современной России, Петр Великий, является так­же и основателем первой русской газеты. В 1703 г. листок Петра стал выходить в Москве, но главной его задачей было не проведе­ние в жизнь политических воззрений и не распространение ново­стей, а служение делу реорганизации армии, доставление соответ­ственного материала и разъяснений инструкций и приказов. По­этому он и получил название «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти». В 1714 г. газета была переведена в Санкт-Петербург, где она, в качестве органа Императорской Ака­демии Наук. Но о дальнейшем насаждении прессы Петр забо­тился мало; лишь при Екатерине II этот вопрос снова сделался предметом особых попечений правительства.

Императрица разрешила свободу печати и печатания, благода­ря чему с 1769 г. появилось множество журналов по образцу анг­лийских еженедельников, уже несколько раз упомянутых нами. Обличая извращенность нравов, обрушиваясь на все напускное и болезненное в обществе, они осуждали господствовавшую в нем галломанию и пренебрежение к родному языку и требовали воз­вращения ко всему собственному и национальному. В стилистичес­ком отношении они усвоили себе легкий и веселый тон, облекая свои, подчас резкие, нападки в юмористическую форму.

Первым из этих журналов была «Трудолюбивая пчела» Сума­рокова, появившаяся в 1769 г. В том же году вышел альманах «Впе­ремежку», прекратившийся в 1770 г. Он резко нападал на недо­статки высшего общества и получал свои директивы непосред­ственно от императрицы. В нем, между прочим, появились десять заповедей, обращенные против всех отрицательных качеств русской администрации: продажности, своекорыстия, лицемерия, лености, склонности к пьянству и пр. Кроме того, выходили: «Пар­насский житель» (1770) «Трудолюбивый муравей» (1771), «Тру­тень» (1769—1770), «Живописец» (1772), «Собеседник друзей рос­сийской словесности» (1783—1784), в котором сотрудничала сама Императрица, и др. Большинство из этих журналов далеко не все­гда могли почерпать свой материал из родного источника, они брали его из иностранных листков и обрабатывали соответственно своим целям. Но это не умаляло их заслуг, так как, несмотря на свой подражательный характер, они с честью исполняли свою ци­вилизаторскую миссию. К сожалению, настроение Императрицы в конце царствования помрачилось под влиянием различных обстоя­тельств в личной жизни и неудач в области политики, и она суще­ственно ограничила свободу печати. Сатира не могла более возвы­шать свой голос; она притупилась, и журнальная литература пришла в упадок; в середине 1780-х гг. от нее не осталось и следа. [29, c. 58]

Политическая пресса на первых порах не могла занять образо­вавшийся пробел, и в журнальной литературе наступил период молчания, длившийся вплоть до выступления двух деятелей, сде­лавшихся основателями русской публицистики: Александра Гер­цена и Михаила Каткова.

Герцен родился в Москве в 1812 г.; он получил прекрасное университетское образование и скоро стал известен в широ­ких кругах общества благодаря своим рассказам и романам, но одновременно его свободомыслящий образ мыслей привлекал вни­мание правительства, которое стало преследовать его различными репрессиями и неоднократно ссылало его в провинциальные го­рода Империи. В 1847 г. он уехал за границу и в 1857 г. основал в Лондоне еженедельник «Колокол», в лице которого русская пери­одическая печать отпраздновала свой первый выход на поприще широкой общественной деятельности. С гениальным красноречи­ем изобличал Герцен все недостатки ancien regime'a и пламенны­ми словами призывал он молодого Монарха Александра II к ко­ренным преобразованиям. Прежде всего он требовал отмены кре­постного права, как необходимого условия единения Монарха с народом. Он вскрывал все язвы чиновничьего управления, про­дажность и злоупотребление полиции, упадок духа законности и многое другое. Деятельность «Колокола» вызвала мощное движе­ние в русском обществе, и хотя журнал был воспрещен в России, он ходил там по рукам и одно время имел значительное влияние на самого Императора Александра II и на его первые начинания при отмене крепостного права. Когда последнее сделалось совер­шившимся фактом, влияние «Колокола» постепенно пошло на убыль, а затем, когда в 1863 г. Герцен, сблизившийся в то время с известным революционером Бакуниным, заступился за поляков, от него отшатнулась большая часть его патриотически настроен­ных поклонников, и, наконец, в 1869 г. издание «Колокола» пре­кратилось. Год спустя Герцена не стало. [7, C.89]

Совершенно иная судьба ожидала Михаила Каткова. Он родил­ся в 1818 г. в Москве и в юности также увлекался либеральными идеями; но увидя, что Герцен и его кружок все более отклонялись в сторону западничества и социалистических теорий, что конституционные течения получили перевес в обществе и во многих ме­стах Империи возникли первые крестьянские волнения, он сде­лался ярым сторонником самодержавия и официальной народно­сти, во имя которых требовал упразднения всех инородческих элементов Империи. Он был духовным отцом системы «русифика­ции» окраин и руководителем фанатических националистов. Сна­чала — с 1856 г. — он редактировал «Русский вестник», литератур­ный журнал, потом — с 1862 г. — «Московские ведомости», при посредстве которых он до конца своей жизни (1887 г.) имел гро­мадное влияние в стране.

Петербургская печать долгое время оставалась позади «Мос­ковских ведомостей». В шестидесятых годах XIX в. значительным влиянием пользовался «Голос», основанный Краевским в 1863 г., но в 1881 г. он был воспрещен. За последние десятилетия влиятельнейшей газетой России сделалось «Новое время». Оно было осно­вано в 1868 г. А. К. Киркором, некоторое время неоднократно ме­няло своего владельца и в 1876 г. перешло в руки А. С. Суворина, талантливого журналиста и весьма ловкого дельца, всегда умевшего настраивать свои струны в унисон с господствующим мнением в руководящих кругах. Уже во время русско-турецкой войны газета его имела, благодаря принятому им панславистическому направлению, многочисленных читателей; впоследствии она с тем же рвением открыла кампанию против Германии; впрочем, по мере надобности, никогда не задумыва­лась менять свои взгляды. Неоднократно в ней печатались «разоб­лачения», рассчитанные на сенсацию или на вкусы широкой пуб­лики к пикантному чтению. Поэтому в прессе и в обществе за газе­той упрочилось прозвище «Чего изволите?». Последние годы Суворин-отец несколько отстранился от редакции газеты, но она, тем не менее, неуклонно следует по намеченному им пути и сво­им ежедневным выпуском в 60 000 экземпляров далеко превосходит все другие петербургские газеты. Весьма также распространен­ные «Биржевые ведомости» были основаны С. Проппером в 1880 г., но большая часть их выпуска идет в провинцию. Во времена Витте газета была его официозом. В 1882 г. вышел «Свет», сначала незна­чительный листок, но затем долгое время имевший многочислен­ных подписчиков.

Журнал «Русский инвалид» очень был распространен в офицерских кругах и издавался до 1917 года. В нем публиковались списки отличившихся в действующей армии офицеров и нижних чинов, их боевые награды, перечислялись фамилии раненых и погибших, назывались юбиляры. «Инвалид» был самым крупнотиражным изданием, потому что за каждой фамилией стоял конкретный человек, которого знали десятки, сотни, а то и тысячи людей. Консервативная газета «Гражданин», основанная в 1870 г. князем Мещерским, некоторое время пользовалась извес­тным влиянием, но с 1905 г. перестала выходить.

Наряду с этими газетами в России издаются многочисленные газеты на немецком языке. Старейшая и наиболее влиятельная из них, «St.-Petersburger Zeitung», была основана еще в 1727 г., за период 1874—1904 гг. имела в лице П. фон Кюгельгена прекрасного руководителя. Теперь редакция перешла к его сыну Карлу. Кроме нее, в Петербурге выходит «Herold» — газета мелких купцов и ре­месленников, охотно драпирующаяся в мантию демократизма. В Москве с 1870 г. выходит «Moskauer Deutsche Zeitung» под ре­дакцией К. Кизенера, в Лодзи — «Lodzer Zeitung», в Риге — «Duna Zeitung» и т.д.

Кроме того, в Царстве Польском, Галиции, Буковине и в прус­ских провинциях Познании и Силезии существует развитая газет­ная литература на польском языке. В Варшаве издаются: с 1773 г. «Gazeta Warszawska» и с 1820 г. «Rurjer Warszawskie», выходящие в количестве 34 000 экземпляров; в Кракове: основанный в 1848 г. католическо-консервативный «Czas», прогрессивно-демократичес­кая «Nowa Reforma» и христианско-социалистический «Clos Narodu»; в Лемберге: консервативная «Gazeta Narodowa», прогрессивно-либе­ральное «Slowo Polskie» и еврейский политический еженедельник «Wschod», орган галицийских сионистов; в Черновииах «Gazeta polska»; в Познани «Dziennik Poznanski», «Kurjer Poznanski», «Wielkopolanin» и др.; польские газеты выходят еще в Берлине («Dziennik Berlinski»), в Бромберге, Гнезене, Иноврацлаве, Бейтене, Глейвице, Конигс-гютте, Оппельне и Ратиборе. Польские листки в северной Силезии почти без исключения составляют собственность издателя Гавиральского в Бейтене.

Манифест 17 октября 1905 г., как и следовало ожидать, вызвал целый поток новых газет, журналов и листков; в одном Петербур­ге за восемь недель было объявлено о выходе в свет до 400 перио­дических изданий, в том числе 38 политико-сатирических журна­лов. Общественное мнение, подавлявшееся целыми десятилетия­ми, жаждало высказаться свободно. Мало-помалу, однако, более спокойный тон снова получил перевес в прессе, большинство новых газет исчезло. Царский указ от 4 апреля 1906 г. значительно ограни­чил свободу печати, и старые газеты вновь получили свое утрачен­ное влияние.

Глава 2. ПРОБЛЕМЫ ЛИЧНОСТИ ЖУРНАЛИСТА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ПРЕССЕ

 2.1. Факторы, влияющие на формирование личности журналиста

 Именно деятельность является главной детерминантой развития личности. Следовательно, анализ личностных качеств журналиста (а это одна из главных задач данной работы) невозможен без предварительного рассмотрения содержания и особенностей журналистской деятельности (как в целом, так и отдельных составляющих ее видов).

Анализ особенностей профессиональной деятельности журналиста следует начать с констатации того, что журналистика выступает как система организаций и учреждений (редакций, студий, издательств и др.) и работающих в них людей, выполняющих определенные более или менее строго обозначенные функции, связанные с удовлетворением различных потребностей, носителями которых являются как отдельные люди, так и социальные группы и большие социальные общности, состоящие из множества групп.

Вопрос об особенностях той системы общественных отношений, в рамках которых формировались представления о журналистской деятельности, оказывающие обратное влияние на саму эту деятельность, является, разумеется, предметом жгучего интереса не только журналистов. Философы, социологи, психологи приложили немало усилий, чтобы выяснить особенности этой системы, сказавшиеся на многих сторонах жизнедеятельности общества в целом, различных социальных групп, каждого конкретного человека.

Общий вывод может быть сформулирован следующим образом. Организация общества на принципах демократического централизма (в его специфической ленинский интерпретации) привела к созданию системы, основные особенности которой перечислены ниже.

1. Централизация процесса принятия решений. Глубочайшая вера в директиву, инструкцию и требование неукоснительного пунктуального их исполнения на местах.
2. Абсолютная подчиненность каждого работника вышестоящей инстанции. Такое же требование абсолютной подчиненности по отношению к нижестоящим.
3. Вытекающий из принципа централизации решений принцип оценки работника по тому, насколько беззаветно и неистово он исполняет указания верхнего (по отношению к нему) эшелона руководства.
4. Функциональность отношения друг к другу, отстранение каких–бы то ни было личных человеческих моментов. И одновременно сращивание личных отношений с деловыми, оценка работников по принципу личной преданности.

Внутренний порок этой системы – противоречие между ее стремлением к строгой линейной гармоничности отношений и внутренней противоречивостью самой действительности и людей, живущих в этой действительности.

Это противоречие выражалось в совокупности различных частных противоречий, подробно проанализированных в публикациях многих ученых и публицистов. Подобная система отношений порождала определенный стиль деятельности и соответствующие методы подбора кадров. Стиль деятельности был ориентирован на безоговорочное, беззаветное выполнение указаний вышестоящих инстанций. Для этого стиля характерно постоянное недоверие к рядовым исполнителям, которых надо проверять и перепроверять, наказывать и "накачивать".

Что касается журналистики, то характерным для административной системы было представление о журналистике как своеобразном придатке управленческого механизма. На уровне практики это выражалось в следующих принципах: 1) централизованный контроль за содержанием и формами коммуникации; 2) четкое разделение ролей руководителей коммуникации, создателей и потребителей информации; 3) доминирование специалистов в системе создателей информации; 4) пассивность потребителя информации, вызываемая его объективно объектной ролью.

В сфере подбора и расстановки кадров, в том числе и идеологических, провозглашались одни лозунги, торжественно именуемые ленинскими принципами кадровой политики, а на практике функционировали совсем иные критерии: лояльность к руководству и исполнительность. От них требовали "не пущать", и они "не пущали". Но при этом каждый был безупречен по части анкет: "Не был... Не участвовал... Не привлекался...".

Сам механизм подбора и расстановки кадров также не имел ничего общего с декларируемым подходом. Закрытый характер обсуждения качеств работника, опора исключительно на анкетные данные и тайно собранную информацию, отсутствие какого–либо механизма анализа действительных способностей и качеств работника – все это было в порядке вещей.

Другой тип, характерный для этой системы, – бюрократ, умело использующий сложившийся механизм для удовлетворения личных нужд и потребностей. [9, c.167]

Третий тип – человек, отвергающий систему, – либо откровенно (диссидент), либо скрыто (внутренняя эмиграция).

Разумеется, пребывание в подобной системе формировало не только специфически мыслящих руководителей, но и у самих журналистов вырабатывало особое профессиональное сознание, которое более или менее мирно уживалось с зазубренными истинами марксистско–ленинского учения.

В сфере теоретического осмысления журналистики сформировалась весьма стройная и целостная система представлений, которая может быть определена как управленческий или социально–кибернетический подход. Выражался этот подход в том, что исследователи, изучавшие журналистику, сознательно или неосознанно исходили из иерархически понимаемого системного подхода и рассматривали человека как элемент разнообразных иерархически организованных систем: общества, классов, коллективов, групп.

Основной постулат "новой" журналистики заключается в утверждении, что исходный пункт, альфа и омега бытия – не система, не организация, а живой, реальный человек. Все остальное: классы, коллективы, группы – есть модусы его существования. Или, в другой терминологии, – общество, класс, коллектив есть то общее, что, существуя объективно, тем не менее, существует лишь как сторона отдельного, лишь в составе отдельного. А в качестве отдельного, интегрирующего в себе и общее, и особенное, и единственное, выступает живой, конкретный, единственный человек. Эти живые отдельные индивиды связаны друг с другом разнообразными объективными связями и отношениями, которые, в силу их непознанности, выступают в качестве слепых сил, господствующих над индивидом. И, следовательно, исходным пунктом анализа системы массовой коммуникации должен быть (или, по крайней мере, может быть) конкретный индивид со своими конкретными потребностями.

"Новая" журналистика характеризуется тем, что коммуникатор, в принципе, относится к реципиенту не как объекту управления манипуляции, воспитания и т.п., а как живой, сомневающийся, ошибающийся конкретный человек к живому, сомневающемуся, ошибающемуся конкретному человеку. При таком подходе сохраняется не просто уважительное отношение коммуникатора к реципиенту, а возникает ясное понимание чрезвычайной сложности, неисчерпаемости личности того, к кому обращается коммуникатор, возникает подлинный диалог, направленный на совместный поиск ответа на вопрос "как жить?" Все это позволяет вычленить несколько характерных признаков "новой" журналистики:

1. Отсутствие централизованного контроля за содержанием и формами коммуникации.
2. Социальный контроль с помощью самоорганизации.
3. Ликвидация различий между субъектами коммуникации: каждый приемник является одновременно и передатчиком.
4. Высокий уровень коммуникативной активности каждого члена общества.

Состав и многообразие тех потребностей, для удовлетворения которых создан и развивается социальный институт "журналистика" предопределяют состав и многообразие реализуемых журналистикой функций.

Характеризуя современную российскую журналистику следует обратить внимание на две важные тенденции. Одна из них связана с расширением репертуара социально–профессиональных ролей, исполняемых журналистами, вторая – с изменением иерархии тех ролей, которые исполнялись в течение десятилетий. Если раньше основными социальными ролями, исполнению которых придавалось особое значение, были для журналистики такие, как организатор, агитатор, пропагандист (перед средствами массовой информации ставились задачи целенаправленного влияния на аудиторию, формирования знаний, политических идеалов, ценностных ориентаций, моральных представлений; печать, телевидение и радиовещание были призваны формировать убеждения людей и направлять их поведение), то в последние годы на первый план выходят такие роли, как выразитель общественного мнения, генератор идей, критик, защитник и т.д.

Обеспечение функционирования журналистики, как специфического социального института, предполагает профессиональное осуществление комплекса различных видов деятельности. Можно выделить несколько устойчивых, относительно самостоятельных видов деятельности, входящих в состав журналистики. Прежде всего, речь идет, естественно, о литературно–публицистической деятельности, обеспечивающей создание тех текстов, которые и несут читателю, зрителю, слушателю необходимую ему информацию. Затем выделяется деятельность, которую можно назвать информационным маркетингом. Специалист, занимающийся этим видом деятельности, изучает сам (или с помощью ученых) потребности и запросы аудитории и формирует из имеющихся в его распоряжении (или специально заказываемых) текстов такой информационный поток, который соответствовал бы потребностям и интересам аудитории, с одной стороны требованиям и установкам органов, руководящих (прямо или косвенно) деятельностью данного издания, с другой.

Третий вид деятельности, входящий в состав журналистики, связан с определением основных требований к функционированию средств массовой информации в целом или какого–либо конкретного органа, созданием благоприятных условий для решения редакционными коллективами и отдельными сотрудниками тех задач, которые перед ними поставлены. Одним словом, речь идет о деятельности редакторов и других руководящих работников. [3, c. 109]

Разумеется, все эти виды деятельности тесно связаны. И обычно редактор может смакетировать номер и сам написать материал в любом жанре. Вместе с тем, это особые виды деятельности, подчиняющиеся собственным внутренним закономерностям, нарушение которых является наиболее частой причиной неэффективности работы журналиста.

В развитие разговора о методологических основах изучения внутреннего мира журналиста, необходимо хотя бы несколько слов сказать о проблеме его формирования. Речь идет о процессе перехода журналиста от одного состояния (незрелости) к другому состоянию (которое по каким–то критериям считается состоянием зрелости). Как правило, в качестве критерия зрелости, то есть сформированности личности, выступает самостоятельность, ответственность в принятии решений, переход от ограниченного числа используемых способов жизнедеятельности к богатому поведенческому репертуару.

Так понимаемый процесс формирования внутреннего мира реализуется в виде совокупности определенных этапов (эпох, периодов, фаз, циклов и т.п.), каждый из которых делится на более мелкие единицы процесса жизни. Иногда эти этапы формирования личности связывают с определенными возрастными границами.

В соответствии с общим критерием зрелости психологическая зрелость журналиста связана с умением подавлять некоторые из своих побуждений, отказываться от немедленной реализации некоторых желаний во имя достижения в будущем более фундаментальных целей.

Существенным элементом психологической зрелости является адекватное самоотражение, т.е. реалистическая оценка своих способностей и сил (а также внешности, черт характера, моральных качеств и др.) Однако формирование личности журналиста связано не только с овладением собственной сферой и адекватной самооценкой, но и с активным использованием многообразных устойчивых "Я". Что касается становления журналиста как профессионала, то необходимо ясно сформулировать тезис о том, что, в конечном счете, становление профессионала есть составная часть, а в ряде случаев и сердцевина процесса становления личности. Одно от другого неотделимо. Чтобы быть полноценной личностью, необходимо профессионально владеть одним или несколькими видами деятельности.

Более того, уровень личностности самым непосредственным образом связан с уровнем профессионализма. Следует также учитывать то обстоятельство, что процесс формирования профессионала сочетает два процесса. С одной стороны, журналист все более полно включается в систему отношений профессионального сообщества, его связи с членами этого сообщества расширяются и углубляются, и только благодаря этому журналист овладевает профессиональным опытом, присваивает его, делает своим достоянием.

Эта сторона развития журналиста может быть обозначена как профессионализация.

С другой стороны, приобщаясь к различным сторонам жизни профессионального сообщества, журналист приобретает все большую самостоятельность, относительную автономность, начинает сознательно организовывать свое профессиональное бытие и свое профессиональное развитие, то есть становится творческой индивидуальностью. Эта сторона может быть обозначена как индивидуализация.

Говоря о соотношении общепрофессионального и индивидуального опыта, следует указать на то, что индивидуальный комплекс профессиональных норм формируется и развивается в неразрывной связи с общепрофессиональной культурой. Однако, подчеркивая роль общепрофессионального сознания в формировании индивидуального профессионализма, следует указать, что это взаимодействие осуществляется не просто через "духовный контакт", а через непосредственную практическую деятельность журналиста.

Журналист овладевает профессиональным опытом, практически включаясь в систему деятельности и систему отношений данной профессиональной группы. Общая позиция здесь такая: журналист овладевает тем, что создано профессиональным сообществом через деятельность и в процессе деятельности.

Если индивид начинает профессионально заниматься журналистской деятельностью, то рано или поздно его внутренний мир перестраивается таким образом, чтобы способствовать наиболее эффективному осуществлению этой деятельности. В ходе этой перестройки индивид осваивает характерные для журналистики способы логико–понятийной обработки информации, эмоционально–ценностные ориентиры, задающие тип эмоционального переживания тех или иных фактов и их идеологической, политической оценки, способы специфически журналистского видения действительности. В ходе этой перестройки постепенно меняются направленность внимания, характер запоминаемых явлений – ничто в сознании индивида не остается безучастным к осуществляемой им журналистской деятельности. Но даже в том случае, если занятия журналистикой являются для человека побочной деятельностью, все равно в его сознании возникают специфические структуры, способствующие эффективному выполнению именно этой деятельности.

Следующий вопрос, который необходимо рассмотреть в контексте поставленной в этом разделе проблемы, связан с условиями и факторами формирования внутреннего мира личности журналиста. К числу основных можно отнести следующие: 1) социально–экономические факторы (уровень развития общества; непосредственные социально–экономические и материально–бытовые условия жизни и деятельности журналиста); 2) социально–политические факторы (характер межклассовых, межнациональных отношений в государстве; характер государственной власти и уровень развития демократии; характер межгосударственных отношений); 3) духовные факторы (вся история духовной культуры общества; уровень развития и характер общественного сознания в единстве его идеологических и общественно–психологических компонентов; уровень развития и характер профессионального сознания журналистской творческой среды). [9, c.338]

Перечисленные выше и не зависящие от индивида факторы оказывают как опосредованное, так и непосредственное воздействие на внутренний мир журналиста.

Особое значение для становления и развития внутреннего мира журналиста имеет его профессиональная среда. Очевидно, что во взаимоотношениях профессионала и его среды отражается и преломляется общая закономерность, согласно которой в условиях, когда профессиональная среда воспринимается индивидом как нечто неотделимое от него, ее влияние чрезвычайно велико. В иных условиях индивид может поставить себя в оппозицию к профессиональной среде, и тогда формирование профессионала становится в основном делом его рук.

Говоря о среде (социальной или профессиональной), необходимо сделать следующее уточнение. Среда выступает не как нечто противостоящее индивиду, а как естественная система общественных (и профессиональных) отношений, в которых индивид существует и развивается и вне которых он просто немыслим. Другое важное положение связано с тем, что взаимодействие среды и личности осуществляется через деятельность и общение. Деятельность и общение – это те "ворота", через которые внутрь личности проникают общественные отношения. Поэтому влияние среды на процесс формирования журналиста как личности и профессионала определяется тем, как организованы его деятельность и его общение.

Говоря об организации деятельности, следует иметь в виду не просто рациональность операциональной структуры производимых журналистом действий, а такую организацию, при которой выполнение личностью определенных профессиональных действий раскрывало бы перед журналистом перспективы его развития в системе общественных отношений. Поэтому, когда речь идет об овладении профессией, то необходимо думать не только о профессиональных знаниях, навыках и умениях, но и о том, чтобы раскрыть начинающему журналисту его перспективы в системе общественных отношений, обеспечиваемые данной профессией.

В процессе деятельности, приобщающей журналиста к системе общественных отношений, раскрывающей перспективы его движения в этой системе, формируются и соответствующие субъективные отношения. Только при этом условии деятельность становится эффективным средством развития личности журналиста. Поэтому правильно понять развитие внутреннего мира журналиста можно только рассматривая его деятельностное движение в системе развивающихся общественных отношений. Приобщение журналиста к новым общественным отношениям и все более полное практическое овладение ими приводит к тому, что его внутренний мир становится все более дифференцированным, формируются политические, гражданские, эстетические, этические, идеологические и другие принципы и воззрения. Иными словами, журналист, приобщаясь к различным формам общественного сознания, присваивает их (в гегелевском понимании этого понятия).

Огромную роль в развитии журналиста как личности и профессионала играет общение. Именно в процессе общения – прямого или косвенного, непосредственного или опосредованного – складываются те или иные взаимоотношения журналиста с другими людьми.

Именно в этих процессах оформляются такие его свойства, как общительность и замкнутость, коллективизм и эгоизм и другие.

Процесс общения в значительно большей мере, чем любая предметная деятельность, детерминирует развитие и изменение модальности, интенсивности, широты, устойчивости и всех других измерений субъективных отношений журналиста.

Включаясь в процессах деятельности и общения в разные человеческие общности различного масштаба, журналист приобщается к совокупным и коллективным субъектам разного уровня. С каждым его действительным шагом в системе общественных и профессиональных отношений развивается содержание внутреннего мира и все его основные характеристики.

Каждый журналист проходит свой уникальный путь развития, что, естественно, определяет и уникальность ее индивидуальности.

Причем, под индивидуальностью следует понимать не просто отличимость одного журналиста от другого по тому или иному признаку, а именно уникальность, мера которой определяет ценность журналиста и в пределах профессиональной среды и в рамках общества.

Индивидуальность, таким образом, это характеристика не только своеобразия, но и высшего уровня развития журналиста.

Объективные факторы формирования внутреннего мира журналиста действуют, в общем и целом, как стихийные силы, прокладывающие себе дорогу через массу случайностей. Однако совершенно очевидно, что внутренний мир журналиста не является автоматическим следствием объективных факторов. В определенной мере (правда, в значительно меньшей, чем это обыкновенно думают) на него оказывается сознательное, целенаправленное воздействие со стороны различных социальных институтов и организаций. [12, c. 334]

Особый интерес в этой системе вызывает процесс профессиональной подготовки, то есть целенаправленного, сознательного, систематического воздействия профессионального сообщества на журналиста с целью формирования у него определенных личностных качеств, мировоззрения, черт характера, уровня интеллектуального, нравственного, этического, физического, профессионального развития, соответствующего уровню развития журналистики как вида деятельности. Процесс профессиональной подготовки осуществляется через систему специальных институтов, учреждений, средств профессиональной коммуникации.

Наконец, следует учесть и такой фактор профессионального и личностного становления, как самосовершенствование журналиста.

Принципиально важным в этом плане является тезис, согласно которому выступающее в качестве фактора формирования личности самосовершенствование не может быть понято как простая функция внешнего воздействия или только как результат чистого волеизъявления индивида. Оно есть общая результирующая по крайне мере трех взаимодействующих процессов: внешнего влияния (источником которого является сама жизнь, профессиональная среда); целенаправленного влияния со стороны институтов профессиональной подготовки; деятельности самого человека (выступающего одновременно как бы в двух ипостасях: объекта и субъекта совершенствования).

Подводя итог, необходимо выделить следующие основные принципы формирования внутреннего мира журналистов:

1) принцип единства и противоречивости различных сторон и компонентов внутреннего мира и необходимость их гармонического развития;

2) принцип единства и противоречивости объективных и субъективных факторов формирования внутреннего мира журналиста;

3) принцип единства и противоречивости общесоциального и профессионального формирования деятельности журналиста и его внутреннего мира.

 2.2. Особенности изучения личности журналиста

 Все существующие методы изучения и оценки людей можно разделить на два класса. В один входят методы, дающие описательную, качественную характеристику, в другой – методы, позволяющие получить оценки индивида в числовой, количественной форме.

К первому классу относятся разнообразные словесные или письменные характеристики, составляемые на основе анализа объективных результатов прошлой и оценки текущей деятельности. Основанием оценки обычно выступает количество и качество выполняемых работ, визуально фиксируемые характеристики поведения индивида и его отношение к явлениям, считающимся общепризнанными ценностями.

Использование этого способа оценки личности журналиста предполагает научную разработку следующих показателей: уровня сложности выполняемых работ, обоснованных норм времени на выполнение этих работ, критерии оценки качества продуктов профессиональной деятельности и т.д. Очевидно, что такой подход – по крайней мере в настоящее время, а может быть и в принципе – представляется в журналистике совершенно несостоятельным.

Есть и другие методики, также дающие результат в форме качественных описаний. Так, американский психолог Элейн Кан считает, что наши вкусы и привычки выдают человека с головой, надо только уметь их "считывать". Причем вкусы – в прямом смысле этого слова.

Если вы любите яблоки – значит, вы хороший работник, не увиливаете от нагрузок, подставляя плечо товарищам, когда трудно, вы консервативны и практичны. А любители апельсинов – весьма светские люди, легко находящие контакт с окружающими. Если же вы предпочитаете клубнику, то это свидетельствует о вашей изысканности, элегантности и о том, что вам по вкусу дорогие вещи высокого класса. Склонность к арбузам присуща тем, кто никогда не жалеет времени, чтобы выполнить порученное дело по–настоящему. К любителям винограда стоит относиться с легким недоверием, ибо они не очень откровенны и не любят выдавать себя, что называется, с головой. Ну а лучше всего дружить с теми, кто неравнодушен к грушам – спокойными, мягкими, дружелюбными людьми, распространяющими вокруг себя доброе настроение и к тому же отличными рассказчиками.

Между тем, в практике довольно часто возникает потребность сопоставить меру развитости какой–то личностной черты (или нескольких качеств) у двух и более индивидов. Такая потребность вызвала к жизни методики количественной оценки личностных качеств. К этому классу относятся: [13, c.78]

– оценка по суждению группы экспертов;

– оценка по действиям и решениям аттестуемого в реальных или специально сконструированных (тестовых) ситуациях.

Изучение личности журналиста и присущих ему качеств посредством экспертных оценок представляется весьма перспективным делом, хотя здесь есть немало сложностей.

В настоящее время у нас в стране и в мировой практике применяются различные системы экспертных оценок творческих работников. По мнению исследователей, любая система экспертного оценивания должна учитывать, "что специалист по–разному воспринимается и оценивается людьми, по крайней мере, с трех позиций, а именно:

1) с позиции того человека, который находится сам в подчинении у этого должностного лица;

2) с позиции человека, который находится на уровне так называемых горизонтальных должностных связей с ним, а именно, является коллегой по труду;

3) с точки зрения оценки другого человека, который находится выше его по должностному статусу, т.е. является его руководителем."

Поэтому выявление качеств аттестуемого предполагает сопоставление точек зрения достаточно больших групп сотрудников различного должностного статуса о качествах личности, необходимых для успешной деятельности сотрудников этих должностных категорий.

Кроме того, даже если правильно составлен список интересующих исследователя качеств и они получили наименования, которые в сознании экспертов совпадают с тем, которые имеет в виду организатор экспертизы (а это бывает далеко не всегда), все равно процедура оценивания одного человека другим человеком по заказу третьего человека связана с комплексом трудноразрешимых нравственных и психологических проблем.

Многократно проводившиеся исследования показали, что большинство экспертов склонны выделять только положительные качества аттестуемого (так называемая "ошибка великодушия"). Широко распространенной является "ошибка центральной тенденции", когда эксперты стараются избегать крайних суждений, а выбирают средние показатели или баллы при оценке. Нередко встречается "ошибка по аналогии или контрасту", которая заключается в том, что оценка того или иного качества производится экспертом действительно по аналогии или контрасту со своими собственными качествами. При оценке сотрудников с высоким должностным или иным статусом дает о себе знать явление "гало–эффекта" (эффекта ореола), что также приводит к определенной тенденциозности оценок.

Предотвратить или хотя бы снизить влияние этих ошибок можно в том случае, если:

1) черты личности, которые оцениваются, описаны предельно точно;

2) в качестве экспертов выбираются действительно компетентные люди, хорошо знающие данного индивида;

3) оценки выносятся на основе прошлого и настоящего опыта;

4) найдены надежные способы математического обеспечения данной методики с точки зрения сопоставления данных многих экспертов об одном и том же лице на фоне групповых показателей;

5) результаты экспертных оценок дополняются материалами наблюдения, показателями деловой активности и продуктивности, тестовыми испытаниями и т.д.;

6) оцениваются те качества, которые явно, публично проявляются в общении между людьми;

7) оцениваемые качества связываются с конкретной и относительно специфичной деятельностью;

8) эксперты предварительно тренируются в использовании подобных оценок.

Все это делает методику экспертной оценки – при серьезном к ней отношении – очень трудоемкой и длительной по времени процедурой. Поэтому в настоящее время чаще всего используются другие методики, позволяющие собрать нужную информацию в относительно короткие сроки и дающие информацию не о человеке вообще, а прицельно о тех или иных его особенностях (интеллекте, тревожности, чувстве юмора и т.д.). Речь идет об изучении личности с помощью опросников и других методов самооценок. Количество соответствующих методик огромно, из них наиболее широко используются Миннесотский многопрофильный личностный перечень, Калифорнийский психологический тест, шестнадцатифакторный личностный опросник Кэттела и другие. В адрес тестов высказано много злых и нередко справедливо злых слов. Наиболее часто речь идет о том, что любые данные о человеке, полученные от самого человека, неизбежно искажены. Обычно выделяют две причины таких искажений: познавательную и мотивационную.

Познавательные искажения связаны с незнанием собственной личности, возникающим по следующим основным причинам:

1) низкий интеллектуальный и культурный уровень испытуемых;

2) отсутствие навыков интроспекции и специальных знаний;

3) использование неверных эталонов (например, испытуемые сравнивают себя с близким окружением, а не со всей популяцией).

Различная мотивация испытуемых может служить источником искажения ответов либо в сторону социальной желательности (дисимуляция), либо подчеркивания своих дефектов (агравация и симуляция).

Однако поколениями ученых выработаны такие методики, в которых возможность ошибки сведена к минимуму, а относительная легкость и простота получения информации делают их незаменимым инструментом в исследованиях личностных качеств.

В настоящее время существует несколько классификаций психодиагностических методик. Во–первых, различают диагностические методы, основанные на заданиях, которые предполагают правильный ответ, либо на заданиях, относительно которых правильных ответов не существует. К первому типу относятся многие тесты интеллекта, тесты специальных способностей, некоторых личностных черт.

Диагностические методы второй группы состоят из заданий, которые характеризуются лишь частотой (и направленностью) того или иного ответа, но не его правильностью. Таковы большинство личностных опросников (например, тест 16РГ Р.Кэттела).

Во–вторых, различают вербальные и невербальные психодиагностические методики. Первые так или иначе опосредованы речевой активностью обследуемого и аппелируют к его памяти, воображению, системе убеждений в их опосредованной языком форме.

Выполнение заданий невербальных методик опирается на моторные, перцептивные способности индивида.

Третье основание для классификации психодиагностических инструментов – характеристика основного методического принципа, который положен в основу данного приема. По этому основанию обычно различают:

1) объективные тесты (тесты, в которых возможен правильный ответ);

2) стандартизированные самоотчеты разных модификаций;

3) проективные методики, основанные на использовании специально подобранного недостаточно структурированного стимульного материала, пробуждающего фантазию и воображение испытуемого;

4) диалогические техники (беседы, интервью, диагностические игры).

Наконец, можно выделить в отдельную группу тесты, ставящие своей целью измерение какого–то одного свойства или качества (тревожности, интеллекта и др.), а в другую группу многомерные тест–опросники (например, уже упоминавшийся 16–факторный опросник Кэттела). В исследовании личности журналиста предлагается использовать несколько методик.

Индивидуальность журналиста, нешаблонность, необычность авторской концепции помогают читателю увидеть особые композиционные приемы. С какой позиции, с чьей точки зрения журналист рассматривает и оценивает факты? Мы видим несколько таких позиций:

- "как журналист";

- "как человек";

- "как потребитель".

Личность журналиста отражается не только в его описании ситуаций и событий, не только в его размышлениях и оценках; личность журналиста - так же, как и читателя, - открывается также в информации об участниках речевого контакта - в газетном материале это сведения о жизни журналиста и читателя, их взглядах и чувствах, их характере, их внешности; это также информация о различных этапах творческого процесса. Очень важно, что здесь мы имеем в виду текстовые реализации личностных особенностей участников речевого контакта. Может быть, реальная характеристика журналиста будет отличаться от того "портрета", который видит в тексте читатель. Но ведь даже если мы сталкиваемся здесь не с реальным человеком, а с "манерой письма", очевидно, что эта "манера письма" формируется в зависимости от особенностей журналиста как личности. К тому же это в конечном счете и неважно, ведь читатель общается с "человеком из текста", а не с реальным человеком.

Чем больше объективно изложенной информации, обязательной в структуре данного текста, журналист может передать "через себя", тем больше может быть в газетном тексте "личностной" информации:

Текст 1.

"И вот мой самолетик. На меня одевают два огромных свертка - один сзади, другой - спереди. 25 кг. Вдавливаюсь в землю. Хихикают: "Идти-то сможешь?" Попытаюсь... Кто-то надевает на меня шлем. Наверное, я похожа на большую черепаху - торчит один нос.

Нас запускают в самолет. Точнее, всех запускают, а меня заталкивают: подняться куда-то вверх из вдавленного в землю состояния нереально. Сажусь и осматриваюсь." (АиФ. 2006. № 1-2).

Текст 2.

"Решили мы, по совету специалистов, "завязать" пока и с валютными фьючерсами. Свои 40 фьючерсных контрактов мы закрыли. Забрали прибыль (ее с ноября "накапало" 1,5 миллиона с небольшим), гарантийный взнос за 40 контрактов (10 миллионов), резервный фонд и, таким образом, ушли с биржи весьма богатыми - с 16 миллионами 678 тысячами рублей. Напомним: пришли мы туда в октябре с 10 миллионами 824 тысячами." (КП. 2005. 23 янв.)

Во втором тексте дистанция между журналистами и читателем уменьшается до предела, действия журналиста описываются именно для того, чтобы читатель мог увидеть себя в такой же роли.

Заметим, что в этих контекстах - и это важно - читателю не просто "приписываются" чьи-то мысли и чувства - может быть, журналиста; это действительно мысли и чувства читателя - так личность читателя "открывается" в газетном материале. Более того, это могут быть и не-речевые действия читателя или журналиста и читателя - так возникает в материале общее вне- коммуникативное пространство адресанта и адресата.

"И вот только недели полторы назад отлегло: Новодворскую привлекли.

Вот оно что! До этого она, оказывается, целых полгода на свободе была, а мы из виду упустили. Чувствовали: что-то не так - и мучились.

Потому что Новодворская должна сидеть в тюрьме. При коммунистах, при демократах, при батьке Махно... Без разницы! В этом - залог спокойствия общества и несгибаемый успех отечественного правоохранительного органа." (МН. 1996. № 16).

"Но вернемся в приемную врача, где вам задали неизменный вопрос: "Как вы застрахованы?! Если вы состоите в больничной кассе, то просто вручаете медсестре вашу членскую (пластиковую) карточку - и все, лечитесь, не зная забот.

...Если же на сакраментальный вопрос медсестры вы отвечаете: "У меня частная страховка", - то все расчеты пойдут через вас. Недели через три-четыре после визита к врачу вы обнаружите в своем почтовом ящике выполненный в двух экземплярах счет - опять же с перечислением всех оказанных вам медицинских услуг." (МН. 1996. № 9)

Конечно, индивидуальность участников речевого контакта, их "открытость" отражается не только в информационных особенностях газетного текста, но также в его языковых особенностях - в нестандартном, нетрадиционном, индивидуальном использовании языковых средств.

Таким образом, мы можем назвать те языковые единицы, которые отвечают за открытость адресанта и адресата в газетном материале:

1) слова и словосочетания, которые называют и/или оценивают адресанта, адресата и героя, их признаки, действия и состояния;

2) слова и словосочетания, которые демонстрируют нестандартное, нетрадиционное, индивидуальное использование языковых средств, игру со словом.

Означает ли это, что языковая индивидуальность журналиста, нетрадиционное использование им языковых средств всегда помогает ему устанавливать близкие отношения с читателем? Совсем нет. Часто именно оригинальные, нестандартные языковые средства - слова, словосочетания или синтаксические конструкции - создают дискомфорт у читателя, психологический барьер между журналистом и читателем. Читатель не может оценить языковую "открытость" журналиста, если сам он обычно пользуется речевыми стереотипами, штампами, если у него самого нет "вкуса", склонности к творческому использованию языка, нет такого навыка.

Сложность ситуации в СМИ состоит сегодня в том, что средства массовой информации долгие годы формировали и, наконец, сформировали массового читателя со стереотипным, догматическим отношением к языку. "Для журналистов необходимо прежде всего изучать творчество тех, кого мы сами научили, - пишет опытный журналист А.Мальсагов.- Я имею в виду наших читателей". А.Мальсагов рассказывает о том, как однажды - тогда он работал в редакции газеты "Грозненский рабочий" - прочитал за вечер и ночь около тысячи читательских писем. "Я читал эти письма как коллективный портрет советского человека - деловитого и вместе с тем романтичного, проницательного и неравнодушного к чужим трудностям, истинного интернационалиста. Но язык, но стиль! К утру я начал соображать, чью руку вижу. Это была наша с вами рука. Были в почте и образцы ясного, точного, безыскусного письма... В целом же это был коллективный почерк усредненной газеты со всеми ее стилистическими штампами.". Читатель, воспитанный на таком отношении к языку, по нашим наблюдениям, не принимает газетный текст, если в этом тексте необычный, нестандартный язык; такой текст вызывает у этого читателя раздражение, желание исправить текст. Скажем, "изысканная" образность в газетном тексте, особенно при его установке на чистое информирование, - метафоры, сравнения, эпитеты - часто мешает, а не помогает общению журналиста и читателя. Языковой образ может делать газетный материал не только лучше, как думают многие исследователи, но и хуже - в том смысле, что читатель откажется от текста; мы не имеем в виду неудачные в стилистическом отношении или неуместные в данном тексте образные слова - наоборот, именно удачные, стилистически сильные, оригинальные образы обычно становятся источником коммуникативного конфликта между журналистом и читателем. В этой ситуации журналисты иногда сознательно отказываются от своего "письма", своего стиля, своей индивидуальности, чтобы не потерять читателя. Между тем можно пойти иным - хотя и достаточно трудным - путем: попытаться изменить читателя, его отношение к языку. По-видимому, это становится возможным, если в газетном материале моделируется языковая "открытость" читателя, языковая индивидуальность читательского "голоса".

Как видим, "открытость" журналиста и читателя - это необходимое условие "близких" отношений между ними, это необходимое условие выполнения правила дистанции. С недостаточным вниманием к этому связаны типичные ошибки в газетном материале. Часто в газетном тексте мы видим "готовые" мысли и языковые штампы; отсутствие "открытости" журналиста и читателя в газетном тексте делает общение между ними обезличенным, а значит, и безответственным, необязательным - настоящий "диалог" между журналистом и читателем становится невозможным. Но такой же результат будет и в некоторых других случаях.

Модель 2: избыточная открытость адресанта.

Языковые единицы демонстрируют излишнюю, избыточную "открытость" адресанта, он "самовыражается" в тексте слишком сильно - в этом случае адресант обычно не дает адресату никакой возможности для "самовыражения".

"За моим столиком оказались три молоденькие девушки (замечаю, что слишком часто в этих "Записках" объектом моего внимания оказываются молоденькие девушки - к чему бы это?). ...Постепенно у нас завязался разговор. ...Они сначала жались и хихикали, но потом, поняв, что мне действительно интересно и никаких задних мыслей у меня не имеется, они стали отвечать спокойно и достаточно откровенно." (Аврора. 1984. № 3).

"Личностная" информация в этом тексте совершенно неуместна - зачем читателю знать об интересе журналиста к молоденьким девушкам? или о том, что у журналиста нет "никаких задних мыслей"? Отметим также, что эмоции журналиста касаются достаточно интимной сферы, тем самым дистанция между ним и читателем почти исчезает, а это вряд ли допустимо в таком контексте - во всяком случае какая-то неловкость от таких сведений в газетном тексте возникает. Неудачным можно назвать и отношение журналиста к собеседницам: его "игривость" и панибратство демонстрируют дурной вкус. К тому же журналист описывает только поведение своих собеседниц, но читатель не знает, что же делал журналист, когда его героини "жались и хихикали". Сомнительно, что читатель захочет установить "близкие" отношения с такой "персоной" или отождествить себя с ней.

Модель 3: опасная личностная информация

В тексте иногда бывает немного слов, передающих “личностную” информацию, но минимальный образ или одно слово вполне способны внести разлад в отношения журналиста с читателем:

"В интервью А.Шаталов печалится о том, что всякие противные так нехорошо говорят о "замечательной" русской газете "Завтра": Адамович, Нагибин, а также некоторые еще живущие. Живущие не названы: от них, видимо, можно и по роже схлопотать." (МК. 1996. 16 янв.)

"Мужской", откровенно грубый стиль такого изложения, обусловленный, видимо, желанием уничтожить оппонента, производит отталкивающее впечатление, потому что слово рожа раскрывает неумение журналиста найти общий язык с другим лицом, к тому же манера разговора плохо сочетается с особенностями говорящего, ведь материал этот написан журналисткой, а не журналистом.

Аналогичная ситуация в заголовке к тексту "Новый способ бросить жену" (МК 1995. 12 сент.). В материале рассказывается о том, как муж в порыве ревности выбросил свою бывшую жену с балкона пятого этажа. В стремлении обыграть многозначность слова бросить "открывается" цинизм журналиста - захочет ли читатель общаться с таким человеком?

Модель 4: языковые единицы "открывают" такие качества адресата, которые вряд ли покажутся ему привлекательными:

"В зеленом вагоне едут несчастные люди с уполовиненными жизнями. Я нежно им улыбаюсь. Интересно, о чем они думают? О чем можно думать, если ты не был в небе?" (АиФ. 1996. № 1- 2)

"Слово "дегустация", кажется, прочно позабыто нашими жителями. От бесплатного, даже мизерного угощения шарахаются, как черт от ладана.

...Дегустация - штука очень удобная для постоянных клиентов вино-водочного отдела. Принес стакашок и тут же закусил. Кайф!" (Московская окраина. 1995. № 23).

Значит, если журналист использует такие языковые единицы, которые не демонстрируют его стремления к речевому сотрудничеству, диалог между адресантом и адресатом становится невозможным, и адресант обрекает себя на стратегию коммуникативного давления на адресата, что в условиях СМИ вряд ли можно считать результативным.

 2.3. Анализ личности  журналиста по публикациям

 Современная отечественная журналистика живо реагирует на глобальные изменения в мире и в российском обществе. Одной из основных тенденций ее эволюции, безусловно, является “персонификация” журналистских текстов. Не удивительно, что высказывания от первого лица сегодня не только признаются нормой, но и приветствуются. Именно взгляд конкретного человека, его точка зрения и оценка происходящего выдвинулась на первый план и стала интересна сама по себе. Таким образом, факт, по-прежнему остающийся основой любого журналистского текста, приобретает в современных условиях особую значимость в связи с авторской, индивидуально-личной позицией самого журналиста.

Как известно, социальная психология традиционно под личностью подразумевает “человеческий индивид, субъект отношений и сознательной деятельности”. Как субъект межличностных отношений и сознательной журналистской деятельности, публицист сегодня, с одной стороны, старается завоевать доверие аудитории и не может не учитывать авторитетность собственного мнения в обществе. С другой стороны, он должен постоянно помнить об ответственности за достоверность и так называемую “чистоту” информации, за возможные последствия, вызванные появлением в печати его материала. Вместе с тем, как и каждый человеческий индивид, он обладает собственной историей (биографией), неповторимыми мировоззрением и мироощущением, индивидуальными привычками и пристрастиями, наконец, своим характером, от которого зависят его мнение и его взгляд на те или иные события, а также способы и приемы их оценки и оформления.
Именно оценка предмета изображения и является основным способом раскрытия личности самого журналиста. При этом сразу стоит сказать о том, что оценочная деятельность любого журналиста приобретает смысл только при условии, что аудитория (читатели, зрители, слушатели) удостоит выраженные автором оценки вниманием, примет к сведению и отреагирует на них. Без этого теряется смысл профессии, поэтому личность носителя информации в настоящее время представляет интерес и достойна стать предметом специального исследования.

Психология журналистского творчества оказывает воздействие на выбор и разработку темы или проблемы, на словесное оформление материала. Решающую роль при этом, безусловно, играют познавательные методы и средства общения, которые, однако, существуют всегда в психологическом аспекте. Исследователи психологии творчества совершенно справедливо признают существование одновременно двух уровней психической деятельности человека – сознательный и бессознательный. Решение проблемы психологии творчества, в том числе и журналистского, немыслимо без учета диалектики их взаимодействия. Я.А. Пономарев верно замечает: “Мышление журналиста отражает непрерывно меняющиеся условия жизни и профессиональной деятельности. Логика, фиксируя предметное содержание мышления, исследует пути нахождения истины, учит системе рассуждений. Психология исследует закономерности мышления, его зависимость от целей и интересов человека, от его чувств и эмоций, особенностей памяти, воображения. Фантазии и т.д.” [2, C. 76]

Огромное значение в этом плане приобретает специализация, открывающая “возможности для выражения творческого потенциала журналиста, для максимального использования его достоинств”.[4, C. 275] Специализация определяется наклонностями, интересом, любовью к одним и неприятием к другим явлениям, событиям, процессам действительности, своеобразием восприятия окружающего мира и мироощущения. При этом очень важно, чтобы интересы журналиста и интересы издания совпадали, так как это один из самых значительных психологических аспектов работы редакции.

Объектом анализа стало одно из ведущих общероссийских изданий – “Комсомольская правда”. Выбор объясняется его богатой историей, достаточно устойчивым рейтингом данной газеты на протяжении длительного исторического периода, а также авторитетностью коллектива издания и разноплановостью в подходах получения и подачи информации разными сотрудниками редакции.

Таким образом, говоря о личности журналиста в современной прессе, необходимо учитывать его специализацию, которая, в свою очередь, связана с основными понятиями и категориями, которыми определяется развитие и существование информационного общества в условиях технологической революции в массовой коммуникации. Такое понятие психологии, как “парадигма мышления”, в современной журналистике неразрывно связано с процессом создания журналистского произведения – формой творчества и видом текста, а значит со специализацией журналиста. Современному работнику периодической печати необходимо учитывать огромный опыт развития, как феноменологических свойств человека, так и представлений медиапсихологии, чтобы сформировать и донести до читателя свою индивидуальную позицию, найти свою место в издании.

В арсенал журналистов “Комсомольской правды” входит мифологический текст, отражающий идеи Л. Леви-Брюля, К. Леви-Стросса и Дж. Фрэзэра о пралогическом мышлении. Личность создателя такого вида текста отличается рационалистическим мышлением, без которого невозможно создать убеждающий текст. Чаще всего к такому виду текста обращаются журналисты, работающие в политической публицистике. Нередко они сами становятся мифологизированными фигурами, что привлекает внимание читателей и способствует формированию безоговорочного доверия предсказаниям и оценкам таких журналистов у аудитории. Одним из таких сотрудников “Комсомолки” долгое время остается Александр Гамов, который считается опальным журналистом, имеющим свой собственный взгляд на происходящее и не желающим прислушиваться к мнению большинства. Надо заметить, что он не только создает мифы, но и разрушает уже устоявшиеся в общественном сознании. Личность А. Гамова – это единение всезнающего прорицателя и всеведущего заклинателя, который знает больше других и умеет видеть перспективу.

Корреспонденты “Комсомольской правды” (Ульяна Скойбеда, Максим Токарев, Андрей Ванденко) активно посещают культовые места и встречаются с представителями различных конфессий. И всякий раз в центре внимания оказывается личность пишущего человека, его умение объективно воспринять и субъективно оценить увиденное и услышанное. Именно в таких текстах особенно очевидными становятся социально-гражданские и морально-этические качества, отчетливо выражена творческая мотивация, компетентность и широта кругозора автора.

Важное место среди публикаций “Комсомолки” занимает прагматический текст, активизировавшийся в связи с реальными проблемами социальной практики. Повальное увлечение и расцвет таким видом текста нашли выражение в расследовательской деятельности журналистов. Основными отличительными чертами прагматического текста следует считать следующие: дегероизация, фактологичность, описательность, рецептурность. Поэтому в данном виде творчества особую роль играет умение журналиста установить соответствия или несоответствия тех или иных явлений интересам и потребностям людей. Скрупулезно изучая связи явлений, обращая внимание на любую мелочь, на каждую деталь, публицист ведет за собой и читателя. При этом как бы журналист ни стремился к беспристрастности и объективности, все-таки полученный результат, представленные на суд аудитории выводы обладают только относительной истиной. Насколько она будет близка к абсолютной истине, в этом случае напрямую зависит от личности журналиста, ведущего расследование.
Военный обозреватель “КП” Виктор Баранец довольно часто предлагает читателям собственное расследование волнующих всю страну событий, всегда четко отделяя сухой фактический материал, собственную позицию, версии других людей и официальную точку зрения. Авторитетность его публикаций не вызывает сомнений именно из-за умения журналиста быть достаточно объективным и в то же время неравнодушным, лично переживающим то, о чем он пишет.

С таким феноменом психической жизни, как бессознательное, связан так называемый гедонистический текст в современной периодической печати. Личность журналиста в таком тексте выражается в стремлении устранить любой вид цензурного контроля, в отрицании всяческих табу. Главная задача – пристальное изучение жизни и нравов тех, кого, во-первых, знает большинство, кто все время на виду, и, во-вторых, тех, кого общественное мнение считает вытесненными из жизни, неинтересными или недостойными. Развлекательные рубрики издания (“Клубный пиджак”, “Игротека “КП”, “О чем судачит планета”, “Sветская Хроника от Резанова - Хорошиловой”) имеют своих постоянных авторов и совершенно конкретную аудиторию. Личность авторов такого рода публикаций проявляется в стремлении показать свое отношение к описываемым событиям и героям через сгущение красок, активное использование оценочных слов и выражений, тропов, стилистических и синтаксических фигур. Журналист либо откровенно и намеренно отграничивает себя от тех, о ком пишет, либо подчеркивает мировоззренческое или психологическое родство с ними, идентичность жизненных принципов и мироощущения.

В последнее время пристальное внимание не только в нашей стране, но и во всем мире уделяется извечным вопросам, и одной из самых популярных, как и во все порубежные эпохи, стала проблема поиска смысла жизни. Обращение к авторитетам традиционно признается одним из вариантов освещения данной проблемы. Сегодня как никогда интересной и значимой для большого числа представителей общества стала позиция журналиста, особенно известного журналиста. Активизация гуманистического мышления в современном мире нашла отражение, прежде всего, в смысловыявляющих текстах периодических изданий.

“Комсомольская правда” обратилась к проблеме поиска смысла жизни, предложив своим читателям сразу несколько способов ее освещения. Вполне закономерно, что в центре оказались выдающиеся или скандально известные журналисты. В первую очередь стоит сказать о появившейся постоянной рубрике “Записки вашего современника”, в которой публиковались отрывки из записных книжек Ярослава Голованова. Все, происходящее в стране с 1953 до 2001 года, пропущено сквозь призму одной личности. Рассказывая о событиях, о встречах с очень разными людьми, Я. Голованов, конечно же, поведал о себе, о собственном опыте прочтения новейшей истории. Поэтому знакомство с его записными книжками – это знакомство с пристрастиями, чувствами, переживаниями, способом мышления и оценки одной, весьма интересной и неординарной, личности, Журналиста с большой буквы.
Другой постоянной рубрикой газеты, где проблемы поиска счастья, смысла жизни, определение этических норм поведения выдвигаются на первый план, стали “Встречи с Инной Руденко”. Очень известная и популярная журналистка, на протяжении целого ряда лет писавшая о разных человеческих судьбах, пытается сегодня ответить на волнующие всех вопросы: где граница между плохим и хорошим, что считать достойным и недостойным в постоянно меняющемся мире, как живется в современных жестких условиях рынка доброму, бескорыстному человеку? В центре внимания оказывается личность Инны Руденко, ее мироощущение, мировоззрение, ее свойства мышления и воображения, ее человеческая и журналистская позиция.

Весьма интересной представляется и попытка издания продемонстрировать радикально противоположные точки зрения на окружающий мир и человека в нем. Так, в “Комсомольской правде” (№ 158, 2000 г.) была опубликована беседа Инны Руденко и “дрянной девчонки” Дарьи Асламовой. Две личности, два жизненных опыта, два взгляда на то, как стать нужной и счастливой, два разных мировосприятия, два способа чувствования. Возможны ли точки соприкосновения, есть ли общие чувства, мысли, оценки и интерпретации – вот что стало предметом журналистского исследования. Это еще раз подчеркивает, что судьба и внутренний мир, личность журналиста остается интересным и важным объектом современной журналистики. В беседе И. Руденко и Д. Асламовой наиболее наглядно проявились основные признаки смысловыявляющего текста – вариативность бытийных ценностей, децентрация авторской позиции, реритуализация, ответственность за слова и убеждения, прогностичность.

Другой вариант смысловыявляющего текста связан с именем Николая Варсегова, очарованного странника (так называет себя сам публицист) наших дней. Путешествуя по просторам необъятной Родины, спецкор “Комсомолки” показывает жизнь разных городов, деревень, хорошо знакомых мест и никому не известных уголков огромной нашей географии. Талант этого журналиста заключается как раз в умении глубоко лично, проникновенно, прочувствованно представить свои наблюдения и ощущения, сформулировать собственные выводы. Постоянные читатели ждут его путевых очерков, к сожалению редкого сегодня жанра в периодической печати. При этом интересен и значим не только рассказ об увиденном, но и личность самого очарованного странника, который умеет очень точно и тонко передать нюансы своих впечатлений, переживаний, мыслей и чувств. Н. Варсегов особое внимание уделяет психологии тех людей, с которыми встречается, пытается выяснить даже психологию места, географии. Поэтому его материалы насыщены описанием различных деталей поведения, отношений между людьми, собственного настроения в связи с увиденным и услышанным.

Следует подчеркнуть, что личность журналиста как совокупность социально-демографических, профессионально-творческих, психологических, гражданских и нравственных качеств взаимозависима от психологического профиля аудитории. Он определяет во многом ту психологию восприятия текста, без которой невозможно представить современную журналистику. “Комсомольскую правду” можно признать, пожалуй, одним из немногих изданий, учитывающих этот профиль, и поэтому публикации каждого номера рассчитаны на особенности, в том числе и психологические, различных слоев населения, различных возрастных, социальных, профессиональных групп общества. Умение донести материал до своей аудитории зависит от знания журналистом психологического профиля этой аудитории, тем более что специализация журналистского творчества предполагает работу в определенной сфере, в конкретной области, разработку и освещение хорошо изученных и освоенных тем и проблем.

Не менее важен и внутренний имидж журналиста, который создается постепенно, от публикации к публикации. Основой социального имиджа журналиста следует признать возникновение так называемой “публичной индивидуальности”. Моделироваться социальный имидж может по разным признакам: по типу контакта с аудиторией, по уровню близости, по функции в процессе социализации, по типу текста и парадигме мышления. Как было показано выше, в редакции “Комсомольской правды” встречаются такие типы имиджа журналиста, как Друг, Авторитет, Эксперт, Герой, Загадка, Кумир, Мэтр, Учитель, Мифотворец, Моралист, Игрок, Психоаналитик. Все они находят и разрабатывают индивидуально-неповторимые способы отображения реальной жизни, у каждого из них есть свой читатель, свои темы и свое место в издании.

В процессе творческого освоения фактического материала каждый из них, обладая определенным жизненным опытом, индивидуальным характером и мировоззрением, выбирает подходящий только ему метод познания окружающего мира. Однако творчество всех журналистов объединяет взаимодействие логического и психологического: “Что же участвует в процессе творчества журналиста, какие силы, и порой тайные силы его творчества? – размышляет И.Н. Дзялошинский. – Обычно внутренние процессы определяются двумя направлениями: логическими размышлениями, знаниями, то есть разумом, и чувствами, “сердцем”, эмоциями, порой непонятно откуда взявшимися алогическими силами”.

Как известно, и знание и сознание есть продукты деятельности мозга и результат психического действия. Фокус сознания, в котором находится психическая деятельность, может быть разным: досознательное и предсознательное состояние не достигает уровня сознания, а подсознательное состояние опускается ниже порога сознания. Таким образом, бессознательное выступает способом переработки информации на рефлекторном, эмоциональном уровне. Совершенно справедливо И.П. Магай обнаруживает в бессознательном “одну из форм познавательной деятельности мозга, обеспечивающих неосознаваемую переработку информации в логических по своей сути пределах”. Здесь следует оговориться о том, что неосознаваемые установки иногда могут препятствовать осознанию психической деятельности. Однако в любом случае неосознаваемая мыслительная деятельность представляет необходимый компонент в структуре творческого процесса, осуществляемого журналистом. Степень участия этого компонента во многом определяется личностью журналиста, его внутренним и социальным имиджем.

Специфика взаимосвязи логического и психологического в рамках единого процесса творческого мышления обусловлена двумя основными сферами в индивидуальном сознании – интимно-психологической и сферой абстрактного познания, которые тесно переплетены между собой. То есть, рациональность, без которой невозможно представить себе журналистское творчество, не исключает доверия к ощущениям, чувствам, представлениям, составляющим среду бессознательного. Особенно характерно это для творческой индивидуальности, социального имиджа тех журналистов, которые предлагают прогнозы развития анализируемых событий, определяют перспективы и нередко становятся пророками, прорицателями.
Итак, личность современного журналиста интересна в плане исследования сосуществования в мыслительном процессе логического и психологического. Психология творчества нередко приобретает форму логики творчества, что выражается в дискретности, прерывистости творческого процесса: “Творчество никогда не представляет собой плавного, прямолинейного движения вперед, а скорее напоминает движение по запутанному лабиринту, а то и по замкнутому кругу, выход из которых требует максимального напряжения душевных сил, мобилизации накопленного в прошлом опыта, концентрации усилий на установление связей между образами, понятиями, концепциями, которые ранее никогда не связывались, беспрерывных конструкций и декомпозиций”. Дискретность следует признать свидетельством того, что логически осознанные, четко фиксируемые операции чередуются с психологическими операциями, когда на первый план выходят ассоциации, догадки, предположения, воображение. Наиболее интересными и значимыми при определении своеобразия творческой индивидуальности того или иного журналиста следует признать выражающиеся, прежде всего на психологическом уровне пристрастия, чувства, ощущения.

Проявление личности журналиста в процессе творческого мышления, таким образом, необходимо рассматривать и на уровне мыслей, логических суждений, анализа, синтеза, обобщения и т.п., и на уровне сферы сознания, включающей эмоции, чувства, интересы, потребности автора. “Взаимосвязь логического и психологического предопределяется богатством человеческого мышления, его творческой природой, - делает вывод Я.А. Пономарев. – В обращении сознания на самого себя, в существовании предметно обусловленного мышления как монодиалога (отношения “я” - “второе” “я”; “я” - “социум”), в отношении к себе как к другому заключается психологический источник творческого мышления. Логическое решение возникает, когда рационально осознается взаимодействие между предметами. Эта “внесубъектная”, объективированная природа логики делает ее необходимой в условиях, когда найденное решение формализуется, закрепляется в знаковой системе. Необходимость психологического решения возникает потому, что не все элементы сознания объективированы в должной степени и бессознательное нередко заключает в себя существенное содержание”. Психологическое решение проблемы можно обнаружить у очень разных по своим личностным качествам журналистов: и в политических обзорах достаточно “жесткого” корреспондента А. Гамова, и в записных книжках Я. Голованова, и в путевых заметках очарованного странника современности Н. Варсегова, и, конечно же, в публикациях знатока человеческих душ И. Руденко.

Анализ психологических качеств журналиста невозможен без предварительного рассмотрения особенностей его деятельности. Основной постулат новой журналистики - в утверждении, что исходный путь бытия - реальный человек.

Процесс формирования профессионализма сочетает два процесса - журналист полнее включается в систему отношений профессионального сообщества, его связи с ним усиливаются. Профессия меняет внутренний мир журналиста, чтобы он мог эффективно осуществить эту деятельность.
Профессиональная деятельность заключается в единстве различных компонентов, в дальнейшем эти компоненты развиваются неравномерно. Система индивидуальных свойств личности включает:

1. Систему индивидуальных свойств организма (биологические, общесоматические).
2. Систему индивидуальных психологических свойств с подсистемами:

а) психодинамической - свойства темперамента

б) психологическими свойствами личности

3. Систему социально-психологических индивидуальных свойств:

а) подсистема социальных ролей в социальной группе и коллективе

б) социальных ролей в социально-исторических общностях.

Становление “Я” происходит не сразу, а на протяжении всей жизни в самосознании входят 3 компонента:

1. познавательный - знания о себе,
2. эмоциональный - оценка себя,
3. поведенческий - отношение к себе.

Индивид усваивает опыт и начинает воспроизводить систему социальных связей в процессе социализации, при этом происходит три важных процесса:

1. личностный выбор деятельности,
2. центрированный вокруг главного с подчинением ему остальных деятельностей,
3. освоение новых ролей и осмысление их значимости.
   Социализация личности состоит из стадий: Адаптации, Индивидуализации и Интеграции.

Адаптация (приходится на детство) - овладение знаковыми системами, социальными ролями. Начав изучать журналистику, индивид постигает ее теорию этику, и т.д.

Индивидуализация - обособление индивида, вызванное потребностью в персонификации. Но возникает проблема - как найти собственную индивидуальность? Она решается на 3  стадии- стадии интеграции - достижением баланса между личностью и обществом.

Пассивная позиция - человек становится объектом социальных отношений.

Активная - воспроизведение социальных опыта человека становится субъектом социальных отношений.

Лидер - тот, кто способен быть и субъектом, и объектом социальных отношений, способен выполнять и подчинять. Черты лидера не помешают журналисту, но это не главное составляющее его психологической культуры. Процесс социализации проходит посредством подражания, имитации и идентификации.

Институтами социализации выступают семья, школа, отчасти - армия. Надо отметить, семья в настоящее время утрачивает свои позиции под ударами новых представлений. В школе происходит социальная дифференциация детей в свете их достижений, распознавание индивидов.
На каждом этапе социализации личность получает информацию об обществе, о действительности. Основным источником этой информации является общение.

Особенностью общения в современном мире является то, что оно связано с ценностями, которые вносят в жизнь каждого социальный контроль, состоящий из:

1. требований окружающих,
2. социальных норм - образцов, что люди должны делать, и.т.д.,
3. этикета - установленного порядка поведения.

В случае отклонения личности от норм, общество может применить санкции по отношению к ней.

В наши дни широкое распространение получило массовое и общение. Люди осознают, что многие их проблемы связаны с неумением общаться. Общение посредством технических средств (телефона, пейджера, Интернета) не может стать заменителем непосредственного общения.
Многие СМИ создают иллюзию общения. По данным И.Дзялошинского, средний городской житель затрачивает до 5 часов в день на просмотр телепрограмм. Увеличение доли квазиобщения - особенность современного общения. Уровень общения подразделяется на:

1. фатический - общение по этикету, просто так,
2. информационный уровень,
3. личностный уровень - раскрытие сущности другого человека, самого себя и окружающего мира.

По данным социологических исследований, мобильные сотовые телефоны используются большинством людей для распространения сплетен. Тематика разговоров в Интернет-чатах соответствует фактическому уровню общения.

Интервьюирование человека через Интернет не получило распространение. На Западе особо ценят журналистов-интервьюэров. Виды общения - межличностное, межгрупповое и массовая коммуникация.
Рассмотрим третий вид подробнее. Массовая коммуникация - общение больших социальных групп в обществе.

Дистрибуция - распространение некоторых автономных форм поведения.

Психологическое развитие общения - происходит в несколько этапов:

1. первоначальная неразрывность трудовой деятельности и общения,
2. отделение общения от продуктивной деятельности,
3. речь приобретает возможность отделиться от общения, направляется

на творческие цели.

Общение в массовой коммуникации специфично.
Леонтьев выделил следующие его особенности:

1. Социально-ориентированная организация общения - изменение совместной деятельности за счет согласования или рассогласования индивидуальных деятельностей. Если общение направлено на изменение отдельной личности - это личностно-ориентированное общение.
2. Психологическая динамика общения - психологическое содержание общения. Общаясь с аудиторией, журналист стремится изменить ее. Психологическое воздействие на аудиторию может остаться в сфере знаний, в сфере навыков и умений той или иной деятельности, сфере собственно деятельности в ее реальном существовании. Возникающая обратная связь - двоякая
3. спецканалы - письма, звонки на телестудию;
4. представление коммуникаторы о возможной и ожидаемой реакции слушателя или зрителя.

Но автор считает все вышеизложенное достаточным.
Общение - важный процесс, который формирует личность журналиста, его психологическую культуру.

Важным явлением является по Л.Леонтьеву самоподача - selfpresentation. Можно связать ее с проблемой персонификации:

1. ориентировки в пространственных условиях общения;
2. ориентировки во внешних условиях общения;
3. ориентировки в узкой социальной ситуации.

При этом важно понятие личной дистанции: расстояние между собеседниками 55 - 70 см. Социальная дистанция - 120 - 840 см. Потребности индивида реализуются посредством общения: Маслоу выделил 5-уровневую концепцию потребностей, высшей названа потребность в самовыражении, творчестве. Для журналиста значимо понятие самоактуализации. Это центральное понятие гуманитарной психологии, рамках которой она принимает вид стремления к реализации всех возможностей и способностей, заложенных в человеке.

Фундаментальным для человека является самотрансцендентация, т.е. ориентированность бытия на нечто, что не является им самим, на что-то или кого-то. Эрих Фромм утверждал, что потребности в связи с окружающим миром - важнейшее, так как препятствует одиночеству. В своей книге “Иметь или быть?” он обсуждает две ориентации - ориентацию на обладание и ориентацию на бытие. Первая - подчинение мира себе. Вторая - вписание себя в мир, приближение мира к идеалам индивида, осуществляемое им на протяжении всей сознательной жизни. Если смотреть на жизнь журналиста, как на пространственно-временную область, в пределах которой он может реализовать заложенные в нем потенции, то жизнь представляет собой непрерывный процесс осознанного осуществления разнообразных решений ситуаций, обеспечивающих медленную направленность жизни.
В одном случае журналист стремится реализовать жизненные цели, в другом - он полностью зависит от внешних обстоятельств. Между этими двумя типами журналистов есть множество промежуточных типов.
В состав жизненной программы входят: жизненные идеалы, моделирующие основные направления самопознания, жизненные сценарии. На самом верху - осознание жизненных целей. Жизненные цели сплачивают все уровни и сферы личности. Жизненные программы влияют на действия журналиста посредством долга - осмысленного требования, предъявленного социально ответственным человеком самому себе.

Долговые мотивы сопровождаются специфической энергией долженствования (Я должен). Для решения внутренних и внешних противоречий каждый стремится найти такие способы, которые позволяют минимизировать возникающие потери.

Для журналистов ценно обретение социального статуса. Статус заключается в хороших постах, большой зарплате - все это отличает большую часть жизни. И. Веронин и Т.Альтруллер упоминают следующие критерии жизненных целей:

1. Достойная цель опережает свое время и воспринимается окружающими как еретичная.
2. Она лежит в области отсутствия конкуренции.
3. Достигнутую цель раскрывает лишь одна сторона личностной направленности.

Жизненная программа может быть

а) выстроена самим журналистом,

б) продиктована извне,

в) может быть продуктом взаимодействия индивида и внешнего мира.

И.Дзялошинский, выдвигает образ мастера - человека, сумевшего проявить себя, создающего качественно новые творения, открывающие человечеству новые неизвестные пути.
Общественно полезная направленность творческой деятельности всегда считалась важной характеристикой людей, которых человечество относит к гениям.

Доминирование ориентации на красоту приводит к формированию эстетически ориентированного журналиста, который при определенных условиях может потерять способность видеть связь эстетических и этических сторон жизни. Жизненная программа, ориентированная на добро, ставит во главу угла преемственное содержимое. Особенностью любой индивидуальной картины мира является ощущение ее естественности и единственности.

Система мира - высшая степень имеющихся у журналиста знаний о действительности во всех ее проявлениях. Картина мира строится из понятий и образов. В зависимости от преобладающих элементов говорят о понятийном или образном мышлении.

Существует несколько источников, из которых журналист черпает свои представления: обыденное сознание, основная частью которого является социальная мифология, элементарная наука. Говоря об источниках знаний журналиста, выделяют три их типа: знание здравого смысла, знания элементарной науки, знания развитой науки. Всякое явление действительности, освоенное в человеческой деятельности, становится элементом определенной культуры, приобретает значение и смысл для социальной общности и отдельной личности - т.е. становится ценностью.
Выделяют три группы ценностей:

1. явления, имеющие социокультурное содержание;
2. эталоны, в качестве которых выступают определенные социокультурные образования;
3. идеалы, выражающие сущность человека.

Ценностями считаются свобода, образование, отдых, культура и.т.д. Тот уровень достижений, которые воспринимаются на ранней стадии как успех, через некоторое время становятся обычными, не вызывают волнения и радости. После того, как индивид освоил профессию и почувствовал себя ее хозяином, он может стать на путь преднамеренного усложнения деятельности, чтобы сделать ее эмоционально более привлекательной, особое значение имеет профессиональная Среда.

Деятельность и общение - те “ворота”, через которые внутрь личности проникают общественные отношения. Именно в процессе общения согласовываются те или иные взаимоотношения журналиста с другими людьми. Дзялошинский предложил следующие принципы формирования внутреннего мира журналиста:

1. Принцип единства и противоречивости различных компонентов внутреннего мира.
2. Принцип единства и противоречивости объективных сторон деятельности журналиста.
3. Принцип единства и противоречивости объективных и существенных факторов формирования внутреннего мира журналиста. По мнению А.Г. Здравомыслова, в качестве важнейшей источников человеческой деятельности выступают потребности, интересы и ценности. Система установок, потребностей и жизненных целей, а также отрицающих их рефлексов, интересов и обстоятельств может быть обозначена понятием “направленность личности”. Одним из самых значимых элементов психологической культуры журналиста являются установки.
   Под “установкой” понимаются привычки, устойчивый стиль волевой жизни с заданностью стремлений (интересов, конечных целей и усилий творчества). Эта устойчивая готовность действовать в определенных ситуациях обозначается различными понятиями: аттитюды, намерения, преддиспозиция, диспозиция, информационная модель, схема, валентность, и т.д. (около 30 предложений).

По Д.И. Узнадзе, установки возникают на почве потребности, объективных обстоятельств, не только являются энергетическим источником, но и содержат необходимую для организации поведения информацию.
Р.Г. Катадзе указывает, что установка есть условное состояние мобильности индивида на определенном действии, обусловленное потребностью субъекта и соответствующей объективной ситуации. Установка - возникающая на основе прошлого опыта человека готовность субъекта к определенной деятельности в соответствии с конкретными условиями, потребностью и ситуацией. На процесс становления установок сильное влияние оказывает коммуникация. Установки подразделяются на: [13, c. 112]

1. фиксированные (привычка действовать определенным способом),
2. социальные - определяют какие действия в различных ситуациях,
3. ценностная организация личности - “Надо”, ”Важно” и т.д.

Общая направленность человека на ту или иную сферу жизнедеятельности журналиста, называются профессиональными. Они представляют собой сформировавшиеся в процессе профессионального становления журналиста на основе овладения способом журналистской деятельности, совокупность предисловий, определяющих направленность его действий. Основной формой выражения установки является рефлексия, т.е. неосознанное побуждение к действию.

Нужно понимать рефлекс в широком смысле - в виде непознанных, сформировавшихся из-за десятилетий профтренинга, импульсов, которые мгновенно возникают при соответствующих условиях и организуют поведение по какой-то неосознанной схеме. Особое значение в системе проф.установок имеют нравственные императивы. Профессиональное поведение стало предметом внимания журналистского сообщества.
В свете знаний об установках выделяют четыре аспекта взаимоотношений журналиста с высшим миром:

1) Минимально сложный внешний мир и такой же внутренний мир. Преобладают ориентировки на удовольствия, пассивность, бездеятельность.

2)Внешне трудный и внутренне простой миры - только с помощью фанатичного мировоззрения можно достичь предмета потребностей.

3) Внутренне сложный и внешне легкий мир - трагическое мировоззрение. внутренний конфликт, неразрешимая задача выбора.

4) Максимально сложный внешний и внутренний миры - творческое мировоззрение, ориентация на выполнение конкретных замыслов. Мировоззрение зиждется на фундаментальных представлениях - о мире, о месте человека в нем, о взаимоотношении человека с миром, мировоззрению журналиста по И.Дзялошинскому должны быть не чужды проблемы гуманитарного общества. В этой связи нельзя не рассмотреть такое понятие, как менталитет. Это фундаментальный слой коллективного поведения, деятельности, эмоционального реагирования на различные ситуации, присущие данному этносу или установленной группе. В его составе 3 программы, переданные индивиду от общества:

1.программа сохранения и развития вида (человека),

2.программа сохранения рода,

3.программа самосохранения.

Регулятивно-смысловую сферу журналиста можно представить как многослойную систему, обладающую смысловым ядром, на разном расстоянии от которого “вращаются” отдельные смысловые компоненты. Для обозначения смысловых образований, входящих в ядро, используется понятие менталитета. Каждый индивид объясняет себе и другим, как должно быть устроено общество при помощи понятия “идеология”. Идеология как понятие сформировалось на грани политологии и психологии, и особенно влияет на формирование психологической культуры журналиста.
Профессиональные и социально-политические представления журналиста возникают в результате рефлексии по поводу процесса своего творчества. Поскольку в ходе этих рефлексий осмысливаются как внешние, так и внутренние личностные формы профповедения, в структуре рефлексий принято различать сознание, самосознание.

Профессиональное самосознание выступает не только средством самоопределения, но и средством саморегуляции. Его движущей силой является профессиональная и индивидуальная практика журналисткой деятельности.

Рефлексия - осознание журналистом законов своей деятельности. Предполагает, что журналист серьезно относится к своей профессии. Самосознание неотделимо от научно-эмоционального отношения к себе. Фундаментальным компонентом является самооценка. Ее содержание обусловлено оценкой данного журналиста в референтной группе - профтворческой среде и особенностям самого журналиста. Эмоциональная сторона оценки реализуется в понятии “профессиональная честь”. Осмысление профессиональных действий возможно, если существует понятийно-оценочный комплекс, на котором может быть основная рефлексия.

Профессиональная идеология входит в систему, обозначаемую как “профессиональная культура”. Психологическая культура журналиста формирует духовную сторону профессиональной культуры. Чем богаче человек духовно, тем больше он знает о своих внутренних возможностях, тем больше у него шансов развить свой интеллект. Различают семь видов интеллекта:

1. Вербальный - способный решать проблемы языковыми средствами - свойственен поэтам, писателям, журналистам.
2. Внутриличностный интеллект - способность понимать свои переживания. Свойственен психиатрам, писателям и журналистам.
3. Моторный интеллект - владение телом - присущ спортсменам.
4. Межличностный - способность понимать людей ( политики, учителя, журналисты)
5. Логико-математический.
6. Музыкальный.
7. Пространственный.

Интеллект - не только продукт общественного развития, он преломляет совокупность общественных отношений и индивида. Свойства интеллекта - (основа интеллектуальной базы личности) и воображение - способность создавать нечто, ранее не наблюдавшееся. Интеллект - ядро личности журналиста. И. Дзялошинский утверждает, что, если перестроить общество, чтоб оно было заинтересовано в подъеме общей нормы одаренности, стали бы появляться гении в огромных количествах.

 Эрих Фромм даже предлагает концепцию такого общества - ориентированного на бытие. Нормы и ценности, которым следует журналист, влияют на его профессиональную деятельность. Так об этом сказал Дональд Макдональд: “ та оценка ценностей, которая требуется от журналиста в ходе его расследования или интерпретации фактов, должна отражать те ценности, в которые верит он сам. Эти ценности приобретались им в ходе всей его жизни, он приобрел их во время учебы, на него повлияло его исповедание, детство, семейная жизнь, происхождение, друзья и круг общения, национальность и связанная с ней культура, изученный опыт и здравый смысл.» (Э. Джонс, Д. Мэрилл «Беседы о Масс-медиа»- М. 1997. стр.183)

В психологической культуре журналиста важное место отводится воле. Воля формируется в ходе осуществления целенаправленных действий по преодолению препятствий, ограничивающих свободу человека в каком-либо отношении.

Журналистика - очень интересная профессия. Тот, кто выбрал ее, должен быть готов к психологическим изучениям своей личности.
Многое было изложено, но еще больше можно было написать. Психологическая культура журналиста не есть комплекс понятий, каждое понятие входит в сознание и подсознание, заставляет мыслить и действовать по-журналистски.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 В ходе исследования мы пришли к выводу, что развитие журналистики с древних времен, постоянно эволюционировало и возникновение личности журналиста как основного субъекта журналистики пришлось на эпоху Просвещения.

Личность журналиста формировалась постепенно во взаимосвязи с историческими и политическими факторами.

В настоящее время от журналиста требуется набор личностных качеств, которые и формируют личность журналиста с большой буквы.

Мышление как высшая форма творческого выражения личности представляется лишь частью тех необходимых способностей, без которых журналист не сможет “сохранить спрос на себя”. Столь же значительными остаются внимание, воображение, память, владение словом, интуиция. Все чаще психологи обращают внимание на зрелость эмоционального мира журналиста, что, безусловно, относится к наиболее важным и необходимым чертам его личности. Здесь нужно говорить о самоконтроле и эмоциональной устойчивости работника СМИ, который ежедневно сталкивается с огромным количеством событий быстро изменяющегося окружающего мира и с большим числом разных людей. Психофизиологические свойства автора на газетной полосе проявляются в системе языковых средств, от которых зависит эмоционально-экспрессивная окраска текста, а значит и его убедительность.

Для прессы одинаково недопустимы в этом плане как эмоциональная бедность, так и эмоциональные излишества. Недаром в теории журналистики в последнее время используется такой термин – эмоциональный мозг, который указывает на неразрывность художественного и мыслительного видов высшей нервной системы. Действительно, в настоящее время лучшие журналисты умеют включать в мыслительные процессы интеллектуальную образность и чувственное моделирование, что позволило С.М. Виноградовой предположить, что именно журналист станет “провозвестником появления нового типа личности”.

Оценивая изменения, происходящие в содержании и структуре внутреннего мира российских журналистов под влиянием общесоциальных процессов, следует отметить следующее.

Происходившая в нашем обществе перестройка повлекла за собой преобразование тех начал, на которые опирается практическая журналистика, и трансформацию теоретических представлений о роли журналистики, методах ее деятельности, профессиональных качествах журналиста и т.д. Основной постулат "новой" журналистики заключается в тезисе, что исходный пункт, альфа и омега бытия – не система, не организация, а живой, реальный человек. Все остальное: классы, коллективы, группы – есть модусы его существования. Или в другой терминологии – общество, класс, коллектив есть то общее, что, существуя объективно, тем не менее существует лишь как сторона отдельного, лишь в составе отдельного. А в качестве отдельного, интегрирующего в себе и общее, и особенное, и единичное, выступает живой, конкретный, единственный человек. Эти живые отдельные индивиды связаны друг с другом разнообразными объективными связями и отношениями, которые в силу их неопознанности, проявляются в качестве слепых сил, господствующих над индивидом. И, следовательно, исходным пунктом анализа системы массовой коммуникации должен быть (или по крайней мере – может быть) конкретный индивид со своими конкретными потребностями.

Вместе с тем хотелось бы со всей определенностью заявить о том, что сама по себе степень развития каких–либо личностных качеств не является фактором, закрывающим человеку возможность самореализоваться в сфере журналистики. Бесспорно, уровень развития личностных качеств влияет на выбор тех или иных способов деятельности, сказывается на характере испытываемых профессиональных затруднений, но не может рассматриваться в качестве единственного критерия профессионального отбора. Следует иметь в виду, что, во–первых, многие качества могут быть развиты, а во–вторых, в структуре человеческой личности существуют мощные компенсаторные механизмы, помогающие уменьшить, а иногда и полностью снять негативное влияние тех или иных личностных факторов.

Подводя итог, можно сказать, что российские журналисты, вынужденные в сложнейших социокультурных условиях решать множество проблем, демонстрируют достаточно высокий уровень психической устойчивости и социальной адекватности, любви к своей профессии и уважительного отношения к аудитории. Хотя, и это надо признать, далеко не все работники средств массовой информации выдерживают проверку свободой.

 СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Адамьянц Т.Э. Информировать или зомбировать — вот в чем вопрос // Журналист, 2001, № 2, c. 39.
2. Ахметьянова Р.А. Ценностные ориентации молодежи, занятой в сфере материального производства // Философия и история педагогики. Материалы региональной конференции. — Уфа: БГПУ, 2004. С. 124.
3. Андреев А.П. Русская мораль как важнейший цивилизационный ресурс возрождения России // Философская мысль, РИО БГУ, Уфа, 2001, № 1. С. 53—55.
4. Власть, зеркало или служанка? // Энциклопедия жизни современной российской журналистики: В 2 т. – М., 1998
5. Выровцева Е.В. Личность журналиста в современной российской прессе.
6. Вычуев Г.С. Заметки на полях 99-го // Вест. Моск. ун-та. Сер. 10, Журналистика, 2000, № 3, с. 120—124.
7. Грабельников А.А. Русская журналистика на рубеже тысячелетий. – М., 2000.
8. Дзялошинский И. Российский журналист в пост-тоталитарную эпоху: некоторые особенности личности и профессиональной деятельности, М., 1996.
9. Есин Б.И., Кузнецов И.В. Три века московской журналистики. М., 1997.
10. Засурский Я.Н. Взаимоотношения СМИ и общества в России 1990-х годов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2001. № 1. С. 74—84.
11. Засурский И.И. Масс-медиа второй республики. – М., 1999.
12. История печати в 2-х томах. М., 2003.
13. Козлова М.М. История отечественных средств массовой информации, М., 2004.
14. Корнилов Е.А. Журналистика на рубеже тысячелетий. – Ростов-на-Дону, 1999.
15. Лазутина Г.В. Профессиональная этика журналиста. М. 1999.
16. Ларин Л. Улыбка авгура // Профессия журналист. 2001. № 6.
17. Мансурова В.Д. Журналистская картина мира как становление медиасобытий // Вест. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2002. № 6. С. 99—108.
18. Макдональд Д., Джонс Э. Беседы о Масс-медия . М., 2004.
19. Мельник Г.С. Mass media: психологические процессы и эффекты. Спб., 1996.
20. Мильтон Дж. О свободе печати (Ареопагитика). Полн. пер. с англ. под ред. П. Когана, с предисл. А. Рождественского. Изд. С.Скирмунта. М.,1907. Серия научносоциальная. № 2.
21. Пресса в обществе. Оценки журналистов и социологов. Документы. – М., 2000.
22. Прохоров Е. Должны ли журналисты думать о формировании граждан­ской культуры населения? // Мы — сограждане. СМИ и общество. — М., 2002.
23. Ричард Харрис. Психология массовых коммуникаций. — Санкт-Петербург; Прайм-Еврознак, 2003. С. 49.
24. Свитич Л.Г. Феномен журнализма. М., 2000. С. 62.
25. Сиберт С., Шрамм У, Петерсон Г. Четыре теории прессы. М. Вагриус 1998.
26. Фромм Э. Иметь или быть? - М. Прогресс, 1990
27. Философия и история педагогики. Материалы региональной конференции. — Уфа, БГПУ, 2004 г.
28. Чебанов С. В. Мир как сеть энлогов: от коммуникации к общению.//Проблемы общения в пространстве тотальной коммуникации. – СПб., 1998. С.400
29. Шостак М. И. Журналист и его произведение. М. 1998.