Дипломная работа
"Проблемы международного признания независимости непризнанных государств (на примере Южной Осетии) 2 глава"
Оглавление
Введение
Глава 1. Теоретические аспекты механизма международного признания государств
1.1 Понятие и сущность признания государств
1.2 Юридические последствия признания государств
1.3 Значение признания государства в международном общении
Глава 2. Оценка развития механизма международного признания независимости (на примере Южной Осетии)
2.1 Влияние политических конфликтов на механизм признания независимости непризнанных республик
2.2 Развитие политических конфликтов с участием непризнанных республик
2.3 Роль России в механизме признания независимости непризнанных республик
Глава 3. Основные проблемы признания независимости Южной Осетии и их возможные решения
3.1 Политические проблемы международного признания независимости непризнанных республик
3.2 Возможные пути решения проблем международного признания независимости непризнанных республик
Заключение
Список использованных источников
Глава 2. Оценка развития механизма международного признания независимости (на примере Южной Осетии)
2.1 Влияние политических конфликтов на механизм признания независимости непризнанных республик
Политическая наука на всех этапах своего развития постоянно воспроизводит два ключевых методологических подхода: институционализм и бихевиорализм. Иногда исследователи пытаются выделить в качестве самостоятельных направлений теорию рационального выбора, постмодернизм, но это не меняет главного: соперничества в аналитических моделях институционального и поведенческого фактора. Современный бихевиорализм (постбихевиоризм) вынужден учитывать институциональные изменения, институционализм (неоинституционализм) поведенческие аспекты деятельности человека.
Для анализа современных политических и особенно этнических конфликтов наиболее предпочтительным является именно неоинституционализм, который органично связан с инструменталистским подходом к этничности и национализму. В рамках неоинституционального подхода хорошо «работают» компаративные методы исследования политических и этнических процессов, прежде всего, сравнительный анализ. Сравнению подлежат различные конфликтные кейсы, в рамках которых возможно применение целого ряда эмпирических методов: экспертной оценки, анализа документов, дискурс-анализа и т.п[1].
Институционализация политического поведения является важнейшим механизмом урегулирования конфликта. Причем в данном случае речь идет не о блокировании или завершении политического или этнического конфликта, а о регламентации действий их акторов (сторон). Цель институционализации состоит в ограничении конфликта жесткими институциональными рамками.
Неоинституциональный подход в концептуальном плане связывается с теорией конфликта, понимание которой на современном этапе давно вышло за рамки одного из социологических направлений. Достижения макросоциологического анализа конфликта общеизвестны, но они не связаны напрямую с теорией политического и этнического конфликта. Поэтому основной упор в данном исследовании сделан на рассмотрении конфликтов в рамках теории международных отношений, которая является составной частью современной политической науки. Три направления теории международных отношений: «стратегические исследования», «исследования конфликтов» и «исследования мира», – во многом составляют теоретико-методологическую основу изучения этнических вооруженных конфликтов.
Тенденции развития современных исследований конфликта и мира в политологии однозначно направлены в сторону универсализации. Внутренние и внешние конфликты становятся целостным предметом анализа современных ученых. Такой процесс усложняет существующие методологии анализа, порождает новые оригинальные концепты исследователей, систематизирует большой объем разрозненного эмпирического материала по изучению конкретных конфликтов.
Политические и этнические конфликты в реальной действительности имеют массу точек соприкосновения, при этом категории «политическое» и «этническое» далеко не тождественны друг другу. Это создает определенные проблемы на уровне понятийного осмысления феномена конфликтов посткоммунизма, которые продуктивнее интерпретировать за счет категории «этнический вооруженный конфликт». Она практически не применяется в российском обществоведении, кроме правовых наук, при этом очень популярна в мировой политической науке.
Этничность и этнические конфликты интерпретируются в науке по-разному. Наибольшую исследовательскую ценность имеет инструментальная (институциональная) парадигма, которая хорошо вписывается в рамки неоинституционального методологического подхода и способствует более объективной интерпретации конфликтов в посткоммунистических странах. В современной конфликтологии одновременно существуют внутридисциплинарные и междисциплинарные разработки, которые в значительной степени дополняют друг друга, делают знание о конфликте фундаментальным[2].
Национализм и различные его проявления являются ключевой причиной появления и существования этнических вооруженных конфликтов посткоммунистических государств европейской периферии.
В конце ХХ в. политическая ситуация в мире существенно изменилась. Одной из главных причин такого глобального изменения стал распад многонациональных государств - СССР, Югославии, Чехословакии, Азербайджана, Грузии и др., и образование новых независимых государств, разделившихся на признанных и непризнанных. Следует подчеркнуть, что формирование новых государств происходило в крайне сложных условиях даже там, где это осуществлялось мирно и цивилизованно (например, Чехия и Словакия). Во многих других местах распад осуществлялся в условиях острых межнациональных конфликтов и межнациональных войн, унесших десятки тысяч человеческих жизней.
Межнациональный конфликт - это столкновение двух, трех и более разных по характеру, сущности и задачам сил с целью реализации их интересов в условиях противодействия. Силами (или субъектами) конфликта могут быть группы (большие или малые) людей, как правило, одной национальности и одной религии, организованные в политические, религиозные, национальные, общественные и т.д. объединения (общества), возникающие на неформальной основе и преследующие конкретные цели. Межнациональный конфликт возникает чаще всего в результате столкновения (conflictus в пер. с лат. - столкновение) разных точек зрения на один и тот же вопрос. В результате получается «схватка» идей, взглядов, теорий, где используются всевозможные методы и средства для победы»[3].
Под «межнациональной войной» подразумевается «масштабное социально-политическое явление, представляющее собой жесточайший акт разрешения территориальных, национальных, религиозных и других противоречий между народами (в том числе в одной федерации) вооруженными средствами. Вопросы, связанные с межнациональными войнами на территории одной федерации (государства), до сих пор не разработаны. Поэтому нет теории, концепции, более или менее четких взглядов на происхождение межнациональной войны, ее источников и причин. Сущность, содержание, характер, место и роль межнациональной войны в обществе также мало исследованы и ждут своего научного анализа и освещения. Межнациональная война, по нашему убеждению, порождается глубинными причинами, носящими как объективный, так и субъективный характер. Ее содержание соответствует национально-стратегическим целям, достигаемым насильственными (вооруженными) методами. Главным орудием ведения межнациональной войны в масштабах одной страны являются незаконные (т.е. непредусмотренные конституцией государства) вооруженные формирования (боевики), способные вести активные боевые действия. Межнациональная война приводит к большим человеческим жертвам, утрате материальных и духовных ценностей, созданию «образа врага», разрушительно воздействует на общественно-политическую, межнациональную обстановку не только в зоне боевых действий, но и в стране в целом»[4].
Распад бывшей Грузинской ССР на три новых независимых государства - Республику Грузия, Республику Южная Осетия и Республику Абхазия сопровождался ожесточенным межнациональным, этнополитическим противостоянием между грузинами, с одной стороны, южными осетинами и абхазами, с другой. Противостояние по инициативе тбилисских властей переросло в кровопролитные войны на территории Южной Осетии (в 1989-1992 гг.) и Абхазии (в 1992-1993 гг.) и геноцид южных осетин и абхазов. Политическое руководство Грузии несет ответственность за войны, развязанные им в Южной Осетии и Абхазии, за геноцид южных осетин и абхазов. Геноцидная Грузия и сейчас проводит агрессивную антиосетинскую, антиабхазскую, антироссийскую политику. Заручившись поддержкой американских властей, в Тбилиси уже более 20 лет ведут антироссийскую политику и практику, стремясь всеми возможными средствами найти себе место в структурах НАТО и Евросоюза. Все это делалось и делается до сих пор в демонстративной форме, с явных антироссийских позиций, цинично и опрометчиво игнорируя законные интересы Москвы на Кавказе.
Существуют различные исследования по аспектам масштабной проблемы грузино-осетинского противостояния.[5] Одной из первых попыток анализа этнополитических событий конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века в Грузии и Южной Осетии[6] является монографическое исследование профессора В.Д. Дзидзоева (в соавторстве с дагестанским историком А.М. Кадилаевым) «В поисках национального согласия»,[7] получившая высокие оценки специалистов. Ценность исследования состоит в том, что уже в 1992 г. В.Д. Дзидзоев и М.А. Кадилаев убедительно показали фашистский характер независимой Грузии, нацизм первого президента независимой Грузии З. Гамсахурдиа, обосновали геноцид южных осетин 1989-1992 гг., доказали правомерность борьбы южных осетин и абхазов за выход из состава геноцидной Грузии.[8] Политико-правовые аргументы выхода Южной Осетии из состава Грузии, историческое обоснование национально-освободительной борьбы южных осетин получили свое дальнейшее развитие в ряде других содержательных работ В.Д. Дзидзоева[9], а также в интересных и основательных исследованиях профессоров М.М. Блиева,[10] Ю.С Гаглойти[11], Б.В. Техова[12] и др. Грузино-осетинскому противостоянию в последнее десятилетие посвящены и кандидатские диссертации М.И Дзайнуковой[13], И.Б. Санакоева[14], У.Ш. Тедеевой[15], Ф.А. Плиевой[16] и Т.В. Тадтаева[17], которые внесли свой вклад в изучение различных аспектов сложных взаимоотношений Грузии и Южной Осетии в Х1Х – начале ХХ вв. Следует отметить коллективную монографию «Грузино-осетинский конфликт: история и современность», подготовленную авторским коллективом в составе Р. Джуссоева, М. Дзайнуковой, М. Куловой, А. Плиева, И. Санакоева,[18] а также специальное издание Южно-Кавказского института региональной безопасности «Проблемы и перспективы развития грузино-осетинских отношений»[19].
Таким образом, Кавказ представляет собой наиболее динамичный с точки зрения происходящих там важных событий регион постсоветского пространства, сосредоточение международных противоречий и угроз международной безопасности. Впервые за постсоветскую историю Россия осуществила полномасштабное применение своих вооруженных сил для защиты своих национальных интересов, вступив в прямое вооруженное противоборство с другим государством.
2.2 Развитие политических конфликтов с участием непризнанных республик
Грузино-югоосетинским конфликтом следует называть этнополитический конфликт, произошедший в Республике Грузия между центральным руководством и Республикой Южная Осетия. Этот конфликт длится с конца 80-х годов прошлого века и по настоящее время. Активизация национальных движений в последние годы существования СССР стремлением малых народов к повышению своего статуса вызвало обострение осетино-грузинских отношений.
В августе 2008 г. произошёл вооружённый конфликт с участием Грузии, России, Южной Осетии и Абхазии, названный журналистами «пятидневной войной». Он требует глубокого осмысления, всестороннего анализа и трезвых оценок. Будучи локальным по месту и непродолжительным по времени, он несет в себе глобальное измерение и долгосрочные последствия, как для противоборствующих стран, так и для мирового сообщества. Война поставила вопрос о пересмотре всей системы международной безопасности. Она породила совершенно новую ситуацию в мире, стала началом эпохи перемен не только во внешней политике России, но и всех ведущих стран мира, мирового сообщества в целом.
С момента возникновения грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов вовлеченные в них стороны активно использовали правовые аргументы для подтверждения своей правоты. Характер конфликтов, в которых огромное значение имели вопросы правового статуса той или иной территории, народа или административно-территориальной единицы, обусловил подчеркнутое внимание сторон к правовой проблематике. В то же время низкий уровень правосознания, характерный для советской политической элиты, распространенность разнообразных этнократических мифов в грузинской, абхазской и осетинской среде, злоупотребление юридическими инструментами для обоснования своей точки зрения на ранних стадиях конфликтов (т.н. «война законов») привели к «размыванию» той правовой базы, на которой можно было достичь урегулирования конфликтов. Кроме того, логику шагов, предпринимаемых той или иной стороной в правовом поле, нельзя не рассматривать в контексте бурных политических событий рубежа 1980–1990-х годов, которыми сопровождался распад единого государства — Российской империи в начале XX века и Советского Союза в конце XX века.
В целом с правовой точки зрения можно выделить три этапа в развитии конфликтов. На первом стороны состязались на советском правовом поле. На втором использовались аргументы, почерпнутые из исторического наследия самостоятельного существования Грузии в 1918–1921 гг. На третьем определяющую роль стали играть международно-правовые документы, выработанные в ходе попыток урегулирования конфликтов. К настоящему моменту в системах аргументов вовлеченных в конфликты сторон переплетаются доводы, использовавшиеся на всех трех этапах. Аргументация оказывается «многослойной». При этом она традиционно усложнялась внеправовыми содержаниями и представлениями — вроде подспудно присутствующего в логике всех сторон концепта «этнической собственности на землю»[20]. Абхазская и югоосетинская стороны также нередко апеллируют к законодательному наследию Российской империи. В то же время имеется ряд спорных и крайне запутанных вопросов, связанных с юридическим правопреемством. Так, в ряде работ можно заметить тенденцию рассмотрения современной Грузии, Грузинской ССР, Абхазской АССР, Юго-Осетинской АО, Республик Абхазия и Южная Осетия в качестве прямых юридических правопреемников по отношению к царствам Картли и Кахетии, абхазскому княжеству, осетинским сельским обществам, существовавшим на южных склонах Главного Кавказского хребта в XIX веке. На это можно заметить, что юридическую правопреемственность вряд ли целесообразно смешивать с научными или идеологическими концепциями преемственности исторической.
Уже с июня 1990 года Грузия не считала себя связанной советским законодательством. Признание незаконными всех законодательных актов, принятых после февраля 1921 года, в глазах грузинского руководства вернуло ситуацию к периоду существования Демократической республики Грузия (ДРГ). Отстаивая весьма спорный тезис о пребывании Абхазии и Южной Осетии в составе грузинской меньшевистской республики, в Тбилиси ориентировались на договор ДРГ с РСФСР от 7 мая 1920 г., а также на некоторые документы ДРГ, связанные с вопросом о статусе Абхазии. Однако следует сказать, что на протяжении почти трехлетнего периода независимого существования ДРГ ее взаимоотношения с Абхазией так и не получили юридического оформления, которое не оставляло бы сомнений относительно принадлежности этой территории Грузии. С учетом этого ссылки руководства современной Грузии на наследие 1918–1921 гг. для аргументации тезиса о принадлежности грузинскому государству территории Абхазии нельзя признать в достаточной мере убедительными. Что же касается Южной Осетии, то после провозглашения независимости Грузии в 1918 году она оказалась в положении еще более опасном, чем Абхазия. В 1920 году грузинское меньшевистское правительство направило против осетин всю свою регулярную армию. Десятки тысяч людей были изгнаны из своих домов, села превращены в пепел, тысячи мирных людей были убиты, более пяти тысяч осетин погибли во время бегства от карателей при переходе через перевалы в Северную Осетию от холода, голода, тифа и туберкулеза. Более трех тысяч крестьянских хозяйств было сожжено. После установления советской власти в Грузии специально образованная комиссия на правительственном уровне определила общий материальный ущерб, нанесенный Южной Осетии грузинской карательной экспедицией; в денежном выражении он составлял 3 317 516 рублей золотом. Тысячи изгнанных осели в Северной Осетии.
В советский период союзный Центр делегировал народам лимитированное количество прав исходя не только из их численности, но и из некоторых специфических особенностей формального и неформального статуса в «единой семье братских советских народов». Это обрекало малые народы на постоянную роль младших братьев, что непосредственно отражалось на их уровне жизни — экономической и культурной. Неудивительно, что по мере ослабления центральной власти в Москве и синхронного роста националистических настроений в Грузии «абхазский» и «осетинский» вопросы вновь встали на повестку дня. Обращение абхазской общественности к союзным властям 18 марта 1989 г. с просьбой повысить статус республики не содержало в себе ничего противозаконного. В то же время юридической силы оно не имело, поскольку на этот счет не было подкреплено соответствующим решением государственных органов республики.
Однако преимущество абхазской стороны заключалось в том, что своих целей она добивалась, придерживаясь правовых рамок, обозначенных советским законодательством. Бойкот республикой референдума о независимости Грузии 31 марта 1991 года и ее участие в референдуме о сохранении Советского Союза отвечали требованиям закона СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» от 3 апреля 1990 г.
10 ноября 1989 г. XII чрезвычайная сессия Совета народных депутатов Юго-Осетинской АО приняла решение о преобразовании области в автономную республику в составе Грузинской ССР. Одновременно Сессия обратилась в Верховный Совет СССР с просьбой рассмотреть вопрос в соответствии с Конституцией СССР.
Таким образом, Южная Осетия в одностороннем порядке повышала свой статус. Оценивая это решение, необходимо учитывать бурные политические события в Грузинской ССР, сопровождавшиеся значительным ростом национализма и усилением влияния экстремистских группировок, а также правовой незащищенностью югоосетинской автономии в случае выхода Грузии из состава СССР. Вероятность развития событий именно по такому сценарию была достаточно очевидна уже в то время.
Однако 26 февраля 1991 г. парламентом Грузии было принято решение о бойкоте референдума о сохранении СССР 17 марта 1991 г. Однако у грузинской стороны не было правовых оснований игнорировать действующее союзное законодательство.
Грузия, нарушив Закон от 3 апреля 1990 г. и приняв одностороннее решение, в том числе и за входящие в ее состав автономные образования, вышла из состава Союза. До распада СССР, как известно, Абхазия ставила вопрос о восстановлении утраченного ею по воле Сталина статуса союзной республики и не только не собиралась отделяться, но проголосовала за сохранение Союза[21].
Таким образом, можно констатировать, что связи Советской Грузии и Советской Абхазии возникли в определенной исторической ситуации, и они естественным образом потеряли свою силу вместе с исчезновением с исторической арены Советского государства.
Абхазия вошла в состав Грузии только в советский период, и, признавая все акты советского периода нелегитимными и, следовательно, ничтожными (то есть не действующими с момента принятия), Грузия сама прекратила все государственно-правовые отношения с Абхазией.
Анализ правовых аспектов грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов позволяет сделать вывод о том, что требования грузинской стороны о безоговорочном возвращении под ее юрисдикцию Абхазии и Южной Осетии изначально не были подкреплены достаточной правовой базой.
Согласно статье 2 (4) Устава ООН, «все Члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций»[22]. Этот пункт был грубо нарушен грузинскими властями, вынудив Российскую Федерацию применить предусмотренное статьей 51 Устава ООН право на самооборону.
Действия Тбилиси в ночь на 8 августа могут квалифицироваться в качестве агрессии против России, в частности, на основании пункта (d) статьи 3 Резолюции, согласно которому агрессией является «нападение вооруженными силами государства на сухопутные, морские или воздушные силы или морские и воздушные флоты другого государства». Резолюция ООН не оговаривает, где именно должно быть совершено нападение на вооруженные силы другого государства для признания нападения на них актом агрессии. Российские миротворцы выполняют на территории Южной Осетии и Абхазии свои функции в соответствии с международным мандатом. В соответствии с частью 5 статьи 3 «Положения об основных принципах деятельности воинских контингентов и групп наблюдателей, предназначенных для нормализации ситуации в зоне грузино-осетинского конфликта», они «пресекают проникновение в зону конфликта вооруженных групп, иных неподконтрольных формирований, способных своими действиями дестабилизировать обстановку»[23]. Таким образом, нанесение ущерба военной инфраструктуре агрессора осуществлялось в полном соответствии с нормами международного права.
Декларация о принципах международного права (24 октября 1970 года) гласит: «В силу принципа равноправия и самоопределения народов, закрепленного в Уставе ООН, все народы имеют право свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава». В этой же Декларации говорится о том, что способами осуществления права на самоопределение могут быть «создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса»[24].
Согласно Декларации, в действиях государств «ничто не должно истолковываться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов». Иначе говоря, можно сделать вывод, что принцип территориальной целостности вряд ли можно применить по отношению к государствам, которые в своей политике не обеспечивают равноправия проживающих в нем народов и не допускают свободное самоопределение таких народов.
В Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах и Международном пакте о гражданских и политических правах от 19 декабря 1966 (статья 1) сказано: «Все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие... Все участвующие в настоящем Пакте государства... должны в соответствии с положениями Устава ООН поощрять осуществление права на самоопределение и уважать это право»[25].
В Хельсинкском заключительном Акте по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года[26] говорится о том, что все представленные в нем принципы «имеют первостепенную важность». В документе перечисляется десять принципов, в числе которых — неприменение силы или угрозы силой и мирное урегулирование споров. То есть именно те принципы, которые были грубо нарушены грузинской стороной.
Таким образом, решение Президента Российской Федерации о проведении операции по принуждению Грузии к миру имеет под собой четкую международно-правовую основу. То же самое относится и к решению от 26 августа о признании независимости Южной Осетии и Абхазии. Все возражения на этот счет, предъявляемые Москве западным сообществом, имеют не международно-правовой, а исключительно политический характер. Несостоятельность аргументации США и Евросоюза наглядно демонстрируется их же собственными действиями, связанными, в частности, с односторонним признанием независимости Косова в феврале 2008 года.
2.3 Роль России в механизме признания независимости непризнанных республик
Длительный период непризнания Москвой де-факто властей Сухума и Цхинвала был обусловлен стремлением найти общую формулу компромисса, который устроил бы как официальный Тбилиси, так и его бывшие автономии. Однако начиная с 2003 года («революция роз» в Грузии и начало формированной милитаризации этой страны) перспективы такого компромисса выглядели все более призрачными, а нападение на Цхинвал в ночь с 7 на 8 августа привело к необратимым изменениям.
Как было выяснено, в международно-правовой доктрине существуют две теории признания: конститутивная и декларативная. Согласно первой, широко распространенной до Второй мировой войны, признание нового государства обладало правообразующим значением: оно (и только оно) конституирует (создает) новые субъекты международного права. Без признания со стороны группы ведущих государств новое государство не может считаться субъектом международного права[27].
Однако при таком подходе, во-первых, не вполне ясно, какое именно количество признаний необходимо для придания соответствующему субъекту статуса международно-признанного. Например, Тайвань, несмотря на отсутствие места в ООН, признан примерно тридцатью государствами и получает военную помощь США, а также политическую поддержку. Во-вторых, как показывает практика, государства могут существовать и вступать в те или иные контакты с другими государствами, а правительства, пришедшие к власти неконституционным путем, могут вполне комфортно себя чувствовать и без официального признания. Таким образом, при конститутивном подходе к проблеме признания мы неизбежно имеем дело с двойными стандартами, обусловленными всякого рода политическими пристрастиями. Возможно, именно поэтому большинство специалистов по международному праву утверждают, что признание имеет не конститутивный, а лишь декларативный характер. Декларативный подход к признанию подразумевает, что образование может быть признано только тогда, когда оно уже представляет собой государство, по прошествии определенного периода времени и на основе соответствия определенным критериям государственности[28].
Согласно теории трех элементов Георга Еллинека, государственность должна соответствовать следующим критериям: существование территории, имеющей определенные границы; постоянного и определенного населения (народа); суверенной власти. Германский правовед писал: «Чтобы избегнуть юридических фикций и признать предшествующее всякой юриспруденции естественное бытие государства, представляется естественным искать объективное существо государства в одном из его составных, по-видимому реально существующих элементов. Эти элементы суть — территория, народ, властитель»[29].
Это означает, во-первых, что власть осуществляется над собственной территорией и народом. Во-вторых, понятно, что в своих международных отношениях эта власть полностью независима от третьих стран[30]. Соответствующие критерии представлены и в ряде международных документов. Например, в Конвенции Монтевидео 1933 года закреплены следующие четыре признака государства: постоянное население; определенная территория; собственное правительство; способность к вступлению в отношения с другими государствами[31].
Таким образом, можно констатировать: сразу же после признания хотя бы одной страной государство приобретает статус официально признанного. После указов Президента России от 26 августа Южная Осетия и Абхазия — де-юре признанные независимые государства. А все политико-правовые перипетии в отношениях этих государств с Грузией на протяжении XX и начала XXI века однозначно свидетельствуют: их независимость основывается не на голом политическом произволе, как в случае с Косово, а имеет под собой четкую юридическую легитимацию.
До событий августа 2008 года Совет Безопасности ООН принимал резолюции, содержащие положения о приверженности всех государств-членов суверенитету, независимости и территориальной целостности Грузии в пределах её международно признанных границ и явные указания на принадлежность Абхазии Грузии. Последняя такая резолюция за номером 1808 (2008) была принята 15 апреля 2008 года[32]. Ситуация изменилась после признания Абхазии и Южной Осетии со стороны России. Если резолюции 1838 (2008) и 1866 (2009), принятые по вопросу продления пребывания Миссии ООН по наблюдению в Грузии (МООННГ) уже после этого признания, ещё содержали ссылку на резолюцию 1808 (2008), то в июне 2009 года практика принятия подобных решений Совбезом прекратилась из-за позиции России, использующей своё право вето. Вместо этого Россия требовала указания в документах Республики Абхазия и её границ, что оказалось неприемлемо для других членов Совета, придерживающихся позиции о неизменности границ Грузии[33]. Эти события привели к прекращению деятельности МООННГ 15 июня 2009 года.
Генеральная Ассамблея ООН, чьи резолюции носят характер рекомендации, также принимала решения, затрагивающие статус спорных регионов. Так, резолюция A/RES/62/249 была принята 15 мая 2008 года 14-тью голосами «за» при 11-ти голосах «против» и 105-ти воздержавшихся. Резолюция A/RES/63/307 от 9 сентября 2009 года принята 48-мью голосами «за», при 19-ти «против» и 78-ми воздержавшихся. Следующая резолюция — A/RES/64/296 от 7 сентября 2010 года — получила при принятии 50 «за», 17 «против» и 86 воздержавшихся. В первой резолюции Абхазия рассматривается как часть Грузии, две последующие резолюции, наряду с Абхазией, рассматривают в качестве территории Грузии и Южную Осетию (Цхинвальский регион).
Ряд политологов считает, что международным прецедентом к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии стало провозглашение независимости Косова (акт парламента сербского автономного края Косово и Метохия от 17 февраля 2008 года — край в одностороннем порядке объявил о независимости в качестве республики Косово). На начало сентября 2008 года независимость Косова признали 46 государств — в их числе США, Великобритания, Франция, Япония и некоторые другие страны из числа заявивших о несоответствии признания независимости Абхазии и Южной Осетии принципам международного права.
Ещё задолго до августовского конфликта 2008 года ряд политологов и государственных деятелей (в частности, председатель Комитета по международным отношениям парламента Грузии Константин Габашвили и заместитель председателя Комитета Госдумы России по международным делам Наталия Нарочницкая[34], российские и некоторые грузинские и американские эксперты[35], а также политические лидеры России, Сербии, Южной Осетии и Абхазии[36]) предупреждали о возможности трактовки признания независимости Косова в качестве прецедента, в то время как лидеры стран Евросоюза и США отрицали такую возможность[37]. После конфликта мнения западных экспертов продолжают расходиться.
Признание Абхазии и Южной Осетии, в свою очередь, рассматривается рядом политиков и экспертов как прецедент для признания других территорий на постсоветском пространстве — Нагорного Карабаха и ПМР. Глава МИД РФ Сергей Лавров отверг подобные рассуждения: он отметил, что признание Абхазии и Осетии однозначно связано с грузинской агрессией[38].
Можно сделать вывод, что военные события в Южной Осетии со стороны России явились логическим продолжением политики, которую проводил Запад при разрешении конфликта в Косово, призывавшего нас рассматривать примененный там силовой сценарий как исключительный.
Именно тогда Россия решительно выступила за недопустимость использования военной силы при реализации принципа наций на самоопределение. И именно поэтому достаточно лицемерным выглядят попытки наших западных партнеров и США обвинить Россию в том, что она в одностороннем порядке признала независимость самопровозглашенных республик Южной Осетии и Абхазии.
Сейчас и в Европе, и в США уже мало кто оспаривает тот факт, что тогда военное вмешательство России явилось результатом авантюры грузинской стороны, было предсказуемым и оправданным. В то же время в мире, да и в России нет однозначного мнения о том, оправданным ли было расширение действий российских войск за пределы Южной Осетии в грузинском Гори и Абхазии. И если в мире эти действия склонны рассматривать в плане логики военной операции, то последовавшее за этими событиями быстрое признание независимости двух республик считается абсолютно неприемлемым.
Факт состоит в том, что ни одно государство СНГ, ШОС и ОДКБ в этом вопросе до сих пор не поддержали Россию[39]. В этом смысле грузино-югоосетинский конфликт и последующие события убедительно свидетельствуют о том, что какими бы близкими ни были отношения России с другими странами, определяющим фактором для них являются собственные национальные интересы, выражающиеся в обеспечении территориальной целостности, полноценного суверенитета, борьбы с сепаратизмом. Можно говорить о том, что ОДКБ как военно-политический и ШОС как военно-политический союзы пока не состоялись.
События в Южной Осетии ясно продемонстрировали, что за фасадом миролюбивых деклараций Брюсселя НАТО продолжает проводить антироссийскую политику: никакой критики, никакого осуждения режима Саакашвили со стороны альянса не последовало. Более того, сразу же после конфликта начато срочное «возмещение ущерба» вооруженным силам Грузии в военной технике и вооружениях.
Вместе с тем данные события не только подтвердили, что Запад по-прежнему рассматривает Россию как «державу, демонстрирующую готовность к конфликтам», но и впервые выявили серьезные разногласия между членами НАТО и ЕС вокруг вопроса об ответных мерах в отношении России, что создает объективную почву для маневра российской дипломатии.
В контексте произошедшего главный вопрос можно сформулировать следующим образом: останутся ли эти события лишь эпизодом на постсоветском пространстве и во взаимоотношениях России и Запада? Или же это первый тревожный симптом превращения Кавказа и всего постсоветского пространства в одну большую зону нестабильности, способную негативным образом отразиться на самой России? Для ответа на него необходимы серьезные, скоординированные интеллектуальные усилия. Уже и сейчас ясно, что при всей их драматичности события вокруг Южной Осетии в очередной раз актуализировали закономерность: строительство нового нефтепровода, пересекающего несколько стран, гарантирует смену режимов, гражданские войны, пересмотр границ и т.д. Следует отметить, что современная география дислокации американской армии во многих регионах планеты удивительно точно совпадает с месторождениями углеводородного сырья и маршрутами его транзита.
Историческим фактом является то, что уход России с того или иного региона Кавказа, как правило, оборачивался незамедлительным обострением тлеющих там межнациональных и межэтнических конфликтов, приводил к многочисленным жертвам.
В грузино-осетинском конфликте явно прослеживается американский след. Все последние годы именно США вооружало и оснащало грузинскую армию, финансировало ее, готовило к активным наступательным действиям. Неслучайно именно Грузия стала безусловным лидером по уровню милитаризации среди стран СНГ. Добавим к этому всемерную морально-политическую поддержку со стороны США и других стран НАТО, которая продолжается и после известных событий. Достаточно вспомнить визит боевого корабля ВМФ США в порт Батуми накануне встречи Б.Обамы и Д.Медведева в Лондоне, учения НАТО на территории Грузии, заявления Саакашвили о том, что Грузия и США «переходят к новому этапу стратегического сотрудничества», которое приведет к «деоккупации Грузии» и выдворению с ее территории «последнего солдата-захватчика».
Жесткое пресечение военной авантюры руководства Грузии следует связать не только с государственной моралью и взятыми Россией на себя миротворческими обязательствами. В противном случае непосредственно на ее южных границах была бы сосредоточена военная машина недружественной, даже враждебной Грузии, а затем и НАТО. Ведь речь идет о новой стратегии США на Кавказе, в основу которой заложен принцип единства Южного и российского Северного Кавказа. И очень скоро можно было бы ожидать дестабилизации ситуации в северокавказских республиках России, активизации действий здесь террористических банд, ваххабитских джамаатов, сепаратистских движений. Резко возросла бы угроза дальнейшего расчленения России, которую и теперь еще рано сбрасывать со счетов.
Можно сделать вывод, что российское руководство понимало неизбежность возникновения вооруженного конфликта на Южном Кавказе. Так, в конце июня 2007 года Россия неожиданно и с опережением согласованного графика закончила вывод своих войск с военной базы в Ахалкалаки, а к 15 ноября того же года завершила полный вывод всех своих войск с баз в Грузии. Таким образом, процесс, на который, согласно заявлениям российских властей, требовалось не менее одиннадцати лет, был завершен менее чем за пять месяцев. Тогда это выглядело нелогичным, но позже выяснилось, что Москва хотела избежать ситуации, которая неизбежно возникла бы в условиях вооруженного конфликта, когда российские базы могли быть окружены, военнослужащие – оказаться в заложниках, а боевая техника и вооружение – захвачены Грузией.
Примечательно, что именно на рубеже 2006-2007 годов в прессе стали периодически появляться материалы, в которых политические и военные аналитики единодушно прогнозировали «скорую грузино-российскую войну». Так, 27 февраля 2007 г. российская газета «Сегодня» опубликовала статью «независимого военного аналитика» Заура Алборова, выступавшего, очевидно, от имени военных и спецслужб Южной Осетии, «Почему Грузия проиграет будущую войну». В этой статье З. Алборов подробно описал действия российских войск в будущем вооруженном конфликте с Грузией за Южную Осетию - в конфликте, который в действительности начался семнадцатью месяцами позже.
Можно сделать вывод, что, признав суверенитет Абхазии и Южной Осетии, Россия фактически предоставила им гарантии от применения в их отношении силы со стороны Тбилиси. Нельзя недооценивать и морального аспекта данного шага российского руководства: после продолжительного периода отступления от своего внешнеполитического курса, Москва впервые твердо и открыто заявила о самостоятельности в политических делах, продемонстрировала готовность защищать своих союзников, не бросать их на произвол судьбы в угоду сохранения партнерских отношений с Западом.
В условиях острого дефицита времени руководство России приняло единственно верное решение о вводе российских войск на территорию Южной Осетии с целью прекращения агрессивных действий грузинской стороны. Огромный резонанс (не только в самой России и на Кавказе, но и во всем мире) на это решение был вполне прогнозируемым. Важно, что российское руководство в целом было готово после завершения острой фазы конфликта к закреплению политическими мерами результатов использования военной силы. В условиях жесткой и осуждающей риторики, звучавшей со стороны политических деятелей ряда государств, президент России и премьер-министр страны четко заявили мировому сообществу о позиции нашей страны и о решимости защитить национальные интересы, оставаясь при этом строго в рамках международного права.
Августовские события на Южном Кавказе и последующие за ним маневры основных мировых игроков показали, что в настоящее время в условиях глобализации всех сторон жизни человеческой цивилизации назрела необходимость выработки здравого, рационального подхода к выстраиванию отношений с Западом с учетом усиливающейся международной конкуренции, который бы был лишен как идеализма, так и изоляционистских настроений, основан на балансе интересов всех партнеров России.
За пять дней Россия успешно отразила неудачную вылазку своего прозападного оппонента и продемонстрировала бессилие Запада и его двойные стандарты в отношении национального суверенитета. Таким образом, Москва дала понять, что инициатива остается за ней. И, несмотря на периодические нарушения условий перемирия обеими сторонами, России удалось отклонить обвинения Грузии, что это «война на уничтожение»[40].
[1] Большаков А.Г. Феномен посткоммунизма в современной мировой политике / А.Г. Большаков // Наука, технологии и коммуникации в современном обществе: материалы республиканской научно-практической конференции (9-13 февраля 2009 года): в 2 т. / Мин-во образования и науки Респ.Татарстан, Казан.гос. ун-т, фил. в г. Набережные Челны; отв. за вып. Э.Ф. Назмиев. – Набережные Челны: лаб. операт. полиграфии, 2009. – Т.1. – С.127-130.
[2] Большаков, А.Г. «Замороженные конфликты» постсоветского пространства: тупики международного миротворчества / А.Г. Большаков // Полития. – 2008. – №1. – С.27-37.
[3] Дзидзоев В.Д. Кавказ конца ХХ века: тенденции этнополитического развития (историко-политологическое исследование). Владикавказ,2000, С. 14.
[4] Дзидзоев В.Д. Национальные отношения на Кавказе (Издание второе ). Владикавказ, 1998, С. 200.
[5] Ментешашвили А.М. Из истории взаимоотношений грузинского, абхазского и осетинского народов (1918-1921 гг.). Тбилиси,1990; Жоржолиани Г., Тоидзе П., Лекишвили С., Матарадзе Л., Хоштария-Броссе Э. Исторические и политико-правовые аспекты грузино-осетинского конфликта и основные пути его урегулирования. Тбилиси,1992; Осетинский вопрос (сборник трудов). Тбилиси,1994; Сиукаев Н.В. Две трагедии Южной Осетии. Владикавказ,1994; Из истории осетино-грузинских взаимоотношений (составители: Гаглойти Ю.С., Джиоев М.К., Чибиров Л.А. и др.). Цхинвал,1995; Чочиев А.Р. Уроки игры на бойне. Цхинвал,1993; Его же. Осетино-русская тема этноперестроечных уроков. Пичиджэн, 1991 и др.
[6] К началу 90-х годов ХХ века Южная Осетия фактически уже не входила в состав Грузии.
[7] Дзидзоев В.Д., Кадилаев А.М. В поисках национального согласия. Махачкала,1992.
[8]Там же, С.24-25; 44- 48; 51-52;56-86 и др.
[9] Дзидзоев В.Д. К вопросу о «двух братских народах»// Дарьял (г. Владикавказ),1995, №2, С. 185-205; Его же. Национальная политика: уроки опыта._Владикавказ,1994;1997;2002; Его же. Украденная история//Дарьял, г. Владикавказ,1998,№2, С.150-182; Его же. Итоги фальсификации ( из истории грузино-осетинских отношений и попыток их сознательного искажения) //Дарьял, г. Владикавказ,1999,№4,С.132-152; Его же. Кавказ конца ХХ века: тенденции этнополитического развития(историко-политологическое исследование).(Владикавказ, 2000;2004); Его же. Политическая мифология современной историографии Кавказа//Научная мысль Кавказа (г. Ростов – на -Дону),2004,№4, С.33-43; Его же. Южная Осетия в ретроспективе грузино-осетинских отношений (в соавторстве с К.Г. Дзугаевым). Цхинвал,2007 и др.
[10] Блиев М.М. Осетино- грузинский конфликт. Его социальные истоки//Блиев М.М. Осетия, Кавказ: история и современность ( сборник избранных трудов). Владикавказ,1999,С. 246-252; Его же. Грузино-осетинский конфликт. Миротворческий процесс// Блиев М.М. Указ. соч. , С.262-269; Его же. Открытое письмо Звиаду Гамсахурдиа, политзаключенному, временно освобожденному //Блиев М.М. Указ. соч., С.270-276; Его же. О национальных интересах ( в соавторстве с Р.С. Бзаровым)// Блиев М.М. Указ. соч., С. 316-330; Его же. Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений. М.,2006 и др.
[11] Гаглойти Ю.С. Южная Осетия ( к истории названия). Цхинвал, 1993;Его же. Проблемы этнической истории южных осетин. Цхинвал, 1996; Его же. Алано-Георгика ( сведения грузинских источников об Осетии и осетинах). Владикавказ,2007 и др.
[12] Техов Б.В. Осетины- древний народ Кавказа (Истоки. Культура. Этнос). Цхинвал,1993.
[13] Дзайнукова М.И. Проблема национального самоопределения южных осетин (1918- 2002). Автореферат канд. дисс. Владикавказ, 2002.
[14] Санакоев И.Б. Истоки и факторы эволюции грузино-осетинского конфликта. Владикавказ,2004.
[15] Тедеева У.Ш. Грузино-осетинский конфликт: исторические и социальные предпосылки. Автореферат канд. дисс. Владикавказ, 2006.
[16] Плиева Ф.А. Политический аспект разрешения вооруженных конфликтов в контексте национального самоопределения (на примере Южной Осетии). Автореферат канд. дисс. Краснодар,2008.
[17] Тадтаев Т.В. Социально-экономические и демографические процессы в Южной Осетии (1861-1991 гг.). Автореферат канд. дисс.Владикавказ,2009.
[18] Джуссоев Р. Дзайнукова М., Кулова М., Плиев А., Санакоев И. Грузино-осетинский конфликт: история и современность. М., 2007.
[19] Южно-Кавказский институт региональной безопасности. Проблемы и перспективы развития грузино-осетинских отношений. Спец. выпуск. 2004.
[20] Арешев А.Г. Захаров В.А. Признание независимости Южной Осетии и Абхазии. История. Политика. Право. - М.: МГИМО, 2008. – 359с.
[21] Шамба Т.М., Непрошин А.Ю. Независимая Абхазия: проблемы и решения. М., 2007.
[22] Статья 2 (4) Устава ООН
[23] Конфликты в Южной Осетии и Абхазии. Документы 1989–2006 гг. С. 287.
[24] Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций (принята 24.10.1970 Резолюцией 2625 (XXV) на 1883-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН) // Действующее международное право. М.: Московский независимый институт международного права, 1996. Т. 1. С. 65–73.
[25] Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах // Ведомости ВС СССР. 28 апреля 1976 г. № 17. Ст. 291.
[26] Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе // Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XXXI. М., 1977. С. 544–589.
[27] Шлянцев Д.А. Международное право. Курс лекций. М.: Юстицинформ, 2006.
[28] Knut Ipsen. Volkerrecht. 5. Auflage. Munchen: Verlag C.H. Beck, 2004. §5 n. 23–35
[29] Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1908. С. 103.
[30] Knut Ipsen. Volkerrecht. §5 n. 4–6.
[31] Rights and Duties of States-Convention Signed at Montevideo, December 26, 1933 // http://www.mtholyoke.edu/acad/intrel/interwar/rights.htm (Конвенция Монтевидео по правам и обязанностям государств, 49 Стат. 3097; Серия договоров 881; 165 Серия договоров ООН 19, декабрь 26, 1933).
[32] Резолюция 1808 (2008). — Совет Безопасности, 15 апреля 2008 года.
[33] 15 June 2009 — Security Council: Georgia — Statement by Mr. Jean-Maurice Ripert, Permanent Representative of France to the United Nations
[34] http://www.narochnitskaia.ru/cgi-bin/main.cgi?item=1r250r070817101026
[35] http://www.opec.ru/news.aspx?id=221&ob_no=86133
[36] http://www.nregion.com/print.php?i=85; http://news.bbc.co.uk/hi/russian/international/newsid_7278000/7278126.stm
[37] http://mkspmr.idknet.com/content/view/1029/209/
[38] http://www.rian.ru/osetia_news/20080918/151374624.html
[39] Примечательно, что в мае 2009 года Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун представил Совету Безопасности доклад по ситуации в Закавказье, в названии которого, в отличие от предыдущих докладов, впервые не содержалось упоминание о принадлежности Абхазии к Грузии
[40] Зарубежная пресса подводит итоги войны в Осетии http://www.rb.ru/topstory/politics/2008/08/14/185512.html
