Особенности судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей в России
Оглавление
Введение
Глава 1. Общая характеристика судебного следствия в суде присяжных. Теоретические предпосылки и проблемы судебных процедур
1.1. Особенности судебного следствия в суде присяжных и методы их классификации
1.2. Отказ от теории формальных доказательств как предпосылка перехода к производству в суде присяжных
1.3. Проблема разделения компетенции между коронным и народным элементами суда. Факт и право
1.4. Проблема пределов судебного познания
1.5. Проблема допустимости и относимости доказательств
Глава 2. Исследование доказательств в ходе судебного следствия по Уставу уголовного судопроизводства и в современном российском законодательстве
2.1. Общая структура судебного следствия
2.2. Судебный допрос
2.3. Особенности процессуального положения защитника
2.4. Привлечение «сведущих людей» и экспертиза
2.5. Вещественные доказательства
Глава 3. Суд присяжных в исторической динамике
3.1. Возрождение суда присяжных в постсоветской России
3.2. Трансформации компетенции суда присяжных
3.3. Современные тенденции и проблемы развития судебного следствия в суде присяжных
Заключение
Библиография
ВВЕДЕНИЕ
Настоящая работа посвящена изучению особенностей судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей в России – современных и имевших место в дореволюционном уголовном процессе. В нашей стране в совершенно разные исторические периоды дважды учреждались суды с участием присяжных. С одной стороны, с учетом совершенно различных социальных, политических, культурных условий, сложившихся во второй половине XIX и в конце ХХ веков, очевидным представляется огромное расстояние, отделяющее правосудие народных представителей прошлого от его современной версии. Однако, с другой стороны, сопоставление по различным критериям все же возможно – в силу общих принципов организации процесса в данной форме судопроизводства; особенно с учетом того, что установления Судебных Уставов Александра II послужили ориентиром при проектировании и создании концепции судов с участием присяжных заседателей в постсоветской России.
Актуальность работы определяется тем, что в настоящее время вокруг суда присяжных продолжаются дискуссии, выдвигаются различные предложения по его реформированию. При этом можно констатировать, что замыслы реформаторов, инициировавших его возрождение на современном этапе, реализованы не полностью, а судопроизводственная практика так и не восприняла в полной мере те идеи. Дальнейшие законодательные корректировки по своему вектору могут не соответствовать тому направлению, которое позволило бы максимально реализовать все преимущества, потенциально присущие этой форме судопроизводства. Более того, имеются основания полагать, что дальнейшая судьба суда присяжных в России в настоящий момент все еще не определена.
В связи с этим целью настоящей работы является комплексный анализ основных особенностей судебного следствия в суде присяжных; концептуализация как проблем, связанных с предметом исследования, так и способов и путей их решения. Работа направлена на решение следующих задач: проанализировать опыт законодательного регулирования, судебную практику, научные исследования деятельности суда присяжных как дореволюционного, так и новейшего периодов; сопоставить ключевые особенности, присущие предмету исследования в указанные периоды, выявить общее и особенное; показать этапы становления и развития института суда присяжных в России после Судебной реформы Александра II и на современном этапе; проанализировать и обобщить практику применения правовых норм, регулирующих судебное следствие в суде присяжных; обозначить перспективы повышения эффективности функционирования суда присяжных.
Для выбранной темы исследования характерна высокая степень разработанности, поскольку проблематика суда присяжных и судебного следствия в этой форме судопроизводства традиционно привлекает ученых-правоведов своей относительной сложностью и богатством материала. Среди дореволюционных авторов значительный вклад в разработку указанной области знания внесли такие виднейшие юристы, как А. Ф. Кони, К. К. Арсеньев, Л. Е. Владимиров, А. М. Бобрищев-Пушкин, В. К. Случевский, В. Д. Спасович и многие другие. Во второй половине ХIX века российские Судебные Уставы по своему правовому значению и юридико-техническому совершенству являлись одними из самых передовых среди законодательств Европы и мира, и по праву являлись предметом гордости современников. А российская модель суда присяжных, вобрав в себя лучшие черты континентальной и англосаксонской моделей, была заслуженно высоко оценена и теоретиками, и практиками. Во многом благодаря этому юридические исследования тех времен оставили нам богатый материал для осмысления. Современные научные работы, посвященные суду присяжных и проблемам судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей, также достаточно многочисленны. Среди авторов, посвятивших исследования указанному предмету, следует выделить С. А. Пашина, Т. Г. Морщакову, Ю. И. Стецовского, Б. А. Золотухина – их объединяет то, что они являются не только теоретиками, но и энтузиастами суда присяжных, приложившими немало усилий для его становления; С. А. Насонова, С. Е. Вицина, Л. Б. Алексееву, Ю. М. Грошеву, В. В. Мельника и других.
Объектом настоящего исследования являются особенности судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей как в Российской Федерации, так и в Российской Империи после 1864 г. Предметом исследования в связи с этим выступают теоретико-правовые основы, законодательные нормы, судопроизводственные практики, касающиеся судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей; а также пути развития и эволюция законодательства о суде присяжных в дореволюционный и современный периоды. При помощи сопоставления особенностей предмета исследования в каждом из указанных периодов, возможно выделить общее и различное, имманентно присущие предмету исследования факторы и изменчивые под влиянием времени и внешних обстоятельств. Кроме того, такое совместное изучение может способствовать выявлению причинно-следственных связей между различными аспектами современной и дореволюционной моделей судебного следствия в суде присяжных. При этом следует сразу оговориться, что, в силу ограниченного объема, работа ни в коем случае не претендует на более или менее полный охват предмета исследования. Многие, в том числе весьма существенные, аспекты предмета исследования (например, о постановке вопросов присяжным) остались за пределами настоящей работы.
Работа состоит из трех частей, в которых затрагиваемые вопросы сгруппированы по следующим критериям: в первой части освещаются способы классификации особенностей судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей, рассматриваются теоретические вопросы, имеющие отношение к предмету, и взгляды на них дореволюционных и современных авторов; во второй части исследуются непосредственно составляющие части судебного следствия, отдельные виды доказательств и судебных процедур. Третья часть работы посвящена обзору и сопоставлению динамики существования суда присяжных во времени и под воздействием внешних факторов; анализу причин и последствий происходивших в дореволюционный период и происходящих в наше время изменений.
При написании работы был использован следующий комплекс источников: научные труды дореволюционных и современных авторов, нормативные источники, судебная практика высших судебных органов прошлого и настоящего, публикации в прессе.
ГЛАВА 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СУДЕБНОГО СЛЕДСТВИЯ В СУДЕ ПРИСЯЖНЫХ. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРОБЛЕМЫ СУДЕБНЫХ ПРОЦЕДУР
1.1. Особенности судебного следствия в суде присяжных и методы их классификации
В суде присяжных судебное следствие обладает особенностями, являющимися следствием принципов этой формы судопроизводства и обеспечивающими их реализацию. Эти отличия можно классифицировать по различным критериям: например, Л. Б. Алексеева разделяет их на процессуальные, организационно-процессуальные и психологические.[1] Данная классификация охватывает как процессуальные, так и непроцессуальные аспекты судебного следствия, включая тактические и психологические. Иную классификацию особенностей судебного следствия предложил Ю. А. Ляхов, который выделяет следующие «коренные свойства судебного следствия в суде присяжных, определяющие его отличия от обычной процедуры:
1) состязательность и равноправие сторон;
2) участие в рассмотрении дела по существу коллегии присяжных с очерченной компетенцией;
3) допустимость сокращения судебного следствия;
4) возможность исключения судьей из разбирательства дела материалов, полученных с нарушением закона либо недопустимых по иным основаниям;
5) разделение судебного следствия на два этапа, каждый из которых имеет свой, отличающийся от другого предмет доказывания и круг дозволенных для использования доказательств».[2]
С. А. Насонов, в свою очередь, приходит к выводу, что предмету судебного следствия в суде присяжных присущи следующие особенности: «разделение всех обстоятельств предмета на исследуемые в первой части судебного следствия и после вердикта; исключение определенных обстоятельств из предмета судебного следствия; расширение предмета судебного следствия за счет включения в него определенных обстоятельств, в зависимости от позиции сторон».[3] Им был также предложен и развернутый вариант их классификации:
«А. Особенности процессуального статуса некоторых субъектов судебного следствия:
1) особенности процессуального положения присяжных заседателей и профессионального судьи (различная компетенция, различные права);
2) особенности процессуального положения сторон (исключительная роль в доказывании, процессуальное равноправие).
Б. Особенности предмета и пределов судебного следствия:
1) разделение предмета на две группы обстоятельств, исследуемых до и после вердикта;
2) установление особых пределов для каждой из частей этого этапа.
В. Особенности производства процессуальных действий (процедуры) судебного следствия:
1) стабильность процессуальной формы судебного следствия;
2) установление особого порядка исследования отдельных доказательств и обстоятельств дела с участием присяжных;
3) наличие процессуальных гарантий, исключающих получение присяжными сведений из непроцессуальных источников;
4) наличие процедуры исследования некоторых обстоятельств и доказательств дела без участия присяжных;
5) соответствие процедуры критериям ясности и понятности для присяжных;
6) обеспечение познавательной доступности исследуемых доказательств для присяжных;
7) наличие процедуры судейского инструктирования;
8) максимальная реализация состязательных начал».[4]
Перечисленные выше варианты классификации объединяет то, что они оперируют на абстрактном уровне общей модели этой формы судопроизводства и присущих ей принципов. В определенных конкретно-исторических условиях особенности судебных процедур могут варьироваться под действием большого числа факторов. Речь в данном случае идет о трех основных исторически сложившихся моделях суда присяжных: англо-американской, континентальной и смешанной, а также их конкретных проекциях во времени и пространстве. С. А. Насонов высказывает справедливое мнение о взаимосвязи между объективными и конкретно-историческими факторами, выражающейся в том, что «чем полнее и оптимальнее отражены в уголовно-процессуальном законодательстве объективные особенности судебного следствия, тем эффективнее будет функционировать сама модель суда присяжных».[5] Иными словами, слишком большое отклонение, под гнетом насущных влияний, от принципиально обусловленной модели суда присяжных - делает слабым и неэффективным весь институт. С этим выводом сложно не согласиться. Кроме того, Насонов отмечает, что в большинстве стран, где на протяжении истории создавались модели суда присяжных, в зависимости от их эффективности - суд присяжных или стал основной гарантией судебной защиты прав личности, или бесследно исчез.[6]
Значение судебного следствия как важнейшего этапа процесса, который предполагает деятельность по доказыванию и установлению юридического факта, в настоящее время соответствует таковому применительно к уголовному процессу Российской Империи после Великих реформ. Так, В. К. Случевский характеризовал судебное следствие, как «период процесса, на котором происходит проверка, а затем и окончательная оценка уголовных доказательств».[7] В ходе судебного следствия доказывание осуществляется во всех его аспектах (собирание, проверка, оценка) и в наиболее полном объеме. Собирание доказательств имеет место как в форме процессуальных действий суда по вызову и допросу свидетелей, истребованию и приобщению к делу документов, назначению и проведению экспертиз, так и путем представления суду доказательств участниками процесса. С. А. Насонов характеризует судебное следствие как «центральный этап судебного разбирательства, следующий за подготовительной частью и предшествующий судебным прениям, на котором суд с участием сторон, в условиях наиболее полного осуществления принципов уголовного процесса, исследует все имеющиеся доказательства с целью установления фактических обстоятельств дела (предмета доказывания) и постановления обоснованного приговора».[8] Ни одно обстоятельство, не установленное и не исследованное судом в ходе судебного следствия, не может быть положено в основу приговора. Напротив, формирование фактологической основы будущего приговора, и, что не менее важно, внутреннего убеждения судей происходит в значительной мере на данном этапе процесса. Несомненно, вплоть до произнесения подсудимым последнего слова мы не можем предполагать окончательного формирования внутреннего убеждения. И все же, в полном соответствии с буквой и духом закона, источником для него становятся исследованные в ходе судебного следствия доказательства. Поскольку присяжные узнают об обстоятельствах дела из доказательств, исследуемых в ходе судебного следствия, то полнота и точность установления ими этих обстоятельств будет напрямую зависеть от того, насколько правила доказывания обеспечивают доступность исследуемых доказательств для «судей факта».
В связи с этим хотелось бы особо обратить внимание на то, что и в дореволюционный, и в нынешний периоды действия суда присяжных установлен запрет на досудебное или внесудебное получение присяжными сведений по делу. Таким образом, судебное следствие является для них не только основным, но и единственным источником материала для формирования убеждения. Между тем, досудебное ознакомление судьи с материалами уголовного дела в литературе признается как один из факторов, формирующих убеждение судьи по уголовному делу, хотя авторы всячески подчеркивают меньший удельный вес этого фактора по сравнению с доказыванием в ходе судебного следствия. По данным исследований, проведенных Ю. М. Грошевым, у 26,5 % судей убеждение в виновности подсудимого складывается именно после ознакомления с материалами дела. По этой причине, «соблюдая процессуальные правила, предусмотренные законом, судьи уже незаметно для себя… втягиваются в идейную позицию обвинителя, попадая при этом в своеобразную «ловушку». Идейная обвинительная установка формируется в них еще до начала судебного следствия»[9], что делает фактически ненужным судебное заседание, которое в данном случае сводится к «воспроизведению добытых следствием материалов».[10] Присяжные заседатели, в таком рассуждении, менее склонны к попаданию в ловушку предубеждения, в силу своей неосведомленности. Незнакомство присяжных с материалами уголовного дела до судебного разбирательства позволяет им вынести объективный вердикт только тогда, когда они обладают достаточными процессуальными правами, дающими им возможность полно и всесторонне исследовать все доказательства и обстоятельства дела в ходе судебного следствия. Права присяжных в этом аспекте должны максимально соответствовать по объему правам профессионального судьи: присяжные должны иметь право допрашивать свидетелей, подсудимых, потерпевших, осматривать предметы и документы, иметь возможность слышать и видеть все происходящее в зале судебного заседания, участвовать в проведении судебных экспертиз, осмотра. Представляется также, что принцип состязательности, который сближает судебное заседание с театрализованным представлением, подчиненным строгим правилам, а также принципы устности, непосредственности и стремление к наглядности для присяжных более согласуются с присущим суду присяжных порядком, когда их убеждение формируется непосредственно в ходе судебного заседания. В конечном итоге, формирование убеждения судьи методом изучения письменного дела представляет собой пережиток судебных порядков минувших веков, несовместимый с современными стандартами правосудия.
Общая структура судебного рассмотрения уголовных дел в значительной мере стабильна во времени и обусловлена схожими факторами. Судебному следствию, как правило, предшествует подготовительная часть судебного заседания. В подготовительной части современный суд, как и его дореволюционные предшественники, осуществляет ряд процессуальных действий, имеющих существенное значение для всего последующего судебного разбирательства: открывает судебное заседание, объявляет, какое дело подлежит рассмотрению, устанавливает явку сторон и других участников процесса, решает вопрос о возможности рассмотрения дела в их отсутствие, разъясняет права, разрешает отводы и заявленные ходатайства. Очевидно, что все эти процессуальные действия направлены на обеспечение условий для полного и правильного проведения судебного следствия. Именно поэтому суд проверяет возможность непосредственного исследования доказательств в судебном следствии, отсутствие или наличие оснований для отводов (чтобы обеспечить законный состав суда и лиц в судебном следствии), принимает меры к реализации прав участников судебного разбирательства. Таким образом, данный этап является субсидиарным, «подготовительным к этапу судебного следствия, обеспечивает условия для успешного его осуществления».[11]
1.2. Отказ от теории формальных доказательств как предпосылка перехода к производству в суде присяжных
Центральную роль в отправлении правосудия занимает такой элемент, как внутреннее судейское убеждение. Однако в ходе исторического развития судебной деятельности истина исследовалась различными методами, и внутреннее убеждение не всегда рассматривалось как основание приговора. Доказательства, как основа для решения судом дела, в разные времена имели различную природу и оценивались по различным критериям. В целом дихотомия сводится к признанию или какого-либо внешнего по отношению к сознанию судьи принципа (например, ордалии, судебный поединок, формальная теория доказательств), либо же приоритета внутреннего судейского убеждения. В период господства розыскного процесса судебная власть сама занималась собиранием доказательств, но формальная система их оценки не давала судье права свободно сопоставлять и сравнивать их, руководясь внутренним убеждением, а определяла для этого жесткие правила, устанавливая для каждого из видов доказательств их относительную силу. «Система формальных, предустановленных доказательств… господствует повсюду более или менее неограниченно до введения суда присяжных».[12] В качестве преимущества формальной теории доказательств ее защитники, как правило, указывали «устранение субъективности судебного решения, всякую возможность произвола и личного усмотрения со стороны судей, действия на ощупь, неуверенность в их деятельности».[13] Эти правила не только регламентировали вес и взаимную силу различных видов доказательств, порядок их механического сложения и вычитания, но и устанавливали определенные, формальные правила для сомнений в случае их возникновения у судьи. Однако данная система не соответствовала требованиям жизни, неотъемлемыми атрибутами которой являются индивидуальность людей и уникальность событий. С рационализацией всех сфер человеческой жизни становилась все более очевидной неадекватность формальной теории задачам правосудия. По замечанию А. Ф. Кони, «Время господства системы формальных доказательств может быть названо временем связанности внутреннего убеждения судьи».[14]
С отказом от теории формальных доказательств внутреннее убеждение судьи стало свободным от заранее установленных правил оценки доказательств, что, однако, потребовало дополнительных гарантий справедливости осуществления правосудия. Кроме того, это повлекло и иные правовые последствия. Так, во времена господства розыскного процесса следователь и судья были объединены в одном лице; с введением же новых основ уголовного судопроизводства «между предварительным следствием и судебным была проведена резкая граница; формальная теория доказательств была отменена, и оценка их силы была предоставлена свободному убеждению присяжных заседателей, основанному на критической поверке отборного следственного материала».[15] А. Ф. Кони рассматривал цель привлечения присяжных к осуществлению правосудия по важнейшим делам как помощь общества судебной власти: в случаях, когда внутреннего убеждения судьи недостаточно для определения виновности, дело должно разрешить общество в лице своих представителей – присяжных. При этом Кони подчеркивал, что присяжные, как представители общества, ни в коем случае не должны быть лишь выразителями общественного мнения по делу. «Недаром закон предостерегает присяжных от мнений, сложившихся вне стен суда, и вносит это предостережение даже в текст их присяги. Те, кто разделил трудные судейские обязанности с присяжными, знают, что последние служат не представителями мимолетного мнения плохо осведомленной массы, а являются выразителями общественной совести, веления которой коренятся в глубине правового миросозерцания народа и в каждом данном случае применяются к оценке совокупности всех обстоятельств дела… Повсеместное отсутствие требований от присяжных мотивировки их решения есть самое яркое признание свободы судейского убеждения».[16] Однако нельзя сказать, что внутреннее убеждение присяжных исключало любые юридические соображения при оценке доказательств. Так, законом была закреплена обязанность председательствующего разъяснять присяжным общие правила о силе доказательств, чтобы облегчить им задачу их логически правильной оценки.
После отказа от модели советского «неоинквизиционного» уголовного процесса схожим образом учреждение суда присяжных способствовало «привнесению в атмосферу казенной юстиции житейского здравого смысла и народного правосознания».[17] К настоящему времени свобода оценки доказательств прочно укрепилась в российском процессуальном законодательстве, распространившись не только на судей и присяжных, но и на прокуроров, следователей и дознавателей (ст. 17 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации от 18.12.2001 №174-ФЗ (ред. от 01.05.2016)[18]). При этом статьей 88 УПК РФ правомочие делать вывод о достаточности совокупности доказательств для разрешения дела соотнесено с правомочием их оценки. Субъектом этого права, по-видимому, следует считать уже только суд. Упомянутой выше нормой статьи 17 УПК РФ прямо предписаны надлежащие источники формирования внутреннего убеждения – закон и совесть, а также доказательства, имеющиеся в деле. Несмотря на это, складывающаяся судебная практика порой проявляет причудливые отголоски формальной системы доказательств. Так, поводом к отмене в кассационном порядке оправдательного приговора присяжных, согласно выраженной в некоторых делах[19] позиции Верховного суда, являются, в том числе, имевшие место у защиты при рассмотрении дела в суде сомнения либо критика определенных видов доказательств. К ним причисляются, например, показания экспертов, даже в случае сомнений по существу изложенного в заключении, а не процессуальных нарушений, а также доказательства, законность получения которых вызывает вопросы. Такая позиция высшего судебного органа, видимо, основана на безосновательно расширительном понимании исключения правовых вопросов из компетенции присяжных. В результате оказываются исключенными не только юридические вопросы, но и вопросы факта, лишь влекущие за собой юридические последствия. Представляется, что Верховный Суд смешивает понятия допустимости и достоверности доказательств, и это видно из текста судебных актов по делам, где, например, подсудимые или свидетели заявляли о пытках. Так, в упомянутом апелляционном Определении высший судебный орган, ссылаясь на установленный ч. 8 ст. 335 УПК РФ запрет обсуждать в присутствии присяжных вопросы допустимости доказательств, признал «незаконным воздействием на присяжных» то, что: «Сторона защиты, в нарушение ч. 2 ст. 17 УПК РФ, доказывала присяжным заседателям, что эти доказательства являются недостоверными и им нельзя верить… Присяжные заседатели были введены в заблуждение относительно полученных таким способом показаний свидетелей М. и Е., им было внушено, что они являются ущербными по сравнению с показаниями, данными свидетелями в обычных условиях».[20] Таким образом, на мой взгляд, необоснованно сужается компетенция присяжных, так как оценка достоверности доказательств не может быть из нее изъята – ведь к ней сводится основной вопрос факта в любом деле. Тем более, в делах, подобных указанному, затрагиваемые защитой вопросы имеют далеко не только юридический смысл, якобы непонятный присяжным, а имеют самое непосредственное отношение к доказательствам, которые присяжным как бы предлагается оценить «не глядя». А ведь присяжным предстоит решить судьбу подсудимого. Между тем, представляется, что общий смысл разграничения компетенции должен быть направлен лишь на юридическую помощь судей присяжным в решении дела, а не на выхолащивание, с помощью различных ухищрений, роли присяжных, влекущее и потерю преимуществ этого вида судопроизводства.
1.3. Проблема разделения компетенции между коронным и народным элементами суда. Факт и право
Разграничение компетенции присяжных и коронных судей имело место уже на самом раннем этапе развития формы судопроизводства с участием народных представителей. Способность к решению вопросов факта в судебных спорах изначально предполагалась у присяжных, исходя из их лучшей, по сравнению с судьями, осведомленностью о фактических обстоятельствах дела. Так, первая форма суда присяжных «assisa» возникла для разрешения земельных споров посредством допроса под присягой двенадцати «обыскных людей» - местных землевладельцев-старожилов, которые лучше остальных знали фактические обстоятельства дела (размер участка, его владельца и т. д.). Единогласное засвидетельствование ими указанных вопросов факта, именовавшееся «verdictum vicineti», предопределяло разрешение судьей вопроса о праве на данное землевладение. В дальнейшем коллегия присяжных преобразовалась в «jurata», т.е. присяжные стали решать вопросы факта не только на основе личного опыта, но и на основании представленных сторонами доказательств. Перенесение этой формы разрешения дел в уголовный процесс, развитие в нем суда присяжных от розыскного органа до органа правосудия, не изменило изначальной роли присяжных — «свидетельствовать» о фактических обстоятельствах дела в вердикте. Данный порядок закреплен известной со средневековья формулой английского общего права: «Ad quaestionem facti respondent juratores, ad quaestionem juris respondent judices» — «Вопросы факта решают присяжные, вопросы права — судьи» (лат.).[21]
К концу XVIII века была признана способность присяжных разрешать вопрос о виновности благодаря своему житейскому опыту и здравому смыслу. Главным же всегда оставалось то, что они должны разрешить дело по совести, исключительно из своего внутреннего убеждения. А недостаток, да и нежелательность юридической подготовки у присяжных предопределяет необходимость участия профессиональных судей, наделенных своими функциями в процессе. Таким образом, данный способ разделения компетенции на «факт и право» является традиционным и применяется в судах присяжных практически повсеместно. Однако жесткость такого разделения не является ценностью – скорее наоборот. Во-первых, присяжные, так или иначе, разрешают правовой по своей природе вопрос о виновности конкретного человека, при этом устанавливая юридические факты. Во-вторых, искусственное ограничение предмета исследования присяжными причиняет ущерб полноте рассмотрения ими дела, и может лишь использоваться недобросовестными судьями для укрепления своего мнимого превосходства.
Принятый в результате судебной реформы 1864 года Устав уголовного судопроизводства также отводил присяжным роль судей факта. Практика дореволюционного высшего судебного органа прямо указывала на незыблемость принятого разделения компетенции. Так, Уголовный Кассационный Департамент Правительствующего Сената в своем постановлении по делу Мельницких указывал на то, что присяжные должны разрешать исключительно вопрос факта. Однако А. М. Бобрищев-Пушкин решительно высказывается против данного взгляда, полагая его противоречащим как теоретической невозможности разделения вопросов факта и права, так и букве закона (а именно, он ссылается на ст. 7 Учреждения Судебных Установлений и ст. 804, 812-814 УУС).[22] Л. Е. Владимиров считал присяжных способными к решению вопросов права, поскольку «между правом и справедливостью нет и не должно быть контраста; справедливость же доступна каждому человеку».[23] Более того, он указывал, что если какие-либо положения закона оказываются недоступными пониманию присяжных – это лучшее свидетельство непригодности этого закона для общественной жизни.
Разграничение компетенции между присяжными и профессиональным судьей предопределяет разделение всей совокупности обстоятельств, подлежащих доказыванию в судебном разбирательстве, — предмета судебного следствия — на две группы. Первая группа таких обстоятельств очерчивается кругом вопросов, разрешаемых присяжными при вынесении вердикта, а потому исследуется и устанавливается в судебном следствии с их непосредственным участием. Согласно нормам ст. 334 действующего УПК РФ, в сферу компетенции присяжных входят следующие вопросы: о факте доказанности наличия деяния; о факте доказанности совершения деяния именно подсудимым; о виновности подсудимого в совершении деяния. Установление второй группы обстоятельств, входящих в предмет судебного следствия, связано с разрешением вопросов исключительно правового (юридического) характера (некоторые аспекты квалификации, размер и вид наказания, наличие оснований для удовлетворения гражданского иска и т.п.), относящихся к компетенции профессионального судьи, что и определяет их исследование председательствующим без участия присяжных. Однако при рассмотрении конкретных дел вряд ли возможно столь строгое разделение материалов процесса на указанные категории. Еще А. М. Бобрищев-Пушкин справедливо замечал, что обстоятельства реальных дел с трудом могут быть разделены таким образом, ведь факты переплетаются между собой, затрагивая обе сферы. Проблема, с одной стороны, необходимости разграничения объектов судебного исследования, а с другой – искусственности и неполноты такого разграничения, сопутствует деятельности суда присяжных и по настоящее время. При этом ревностная охрана правовых вопросов от вмешательства присяжных вряд ли может быть приоритетом – ведь присяжные часто с более глубоким пониманием, чем профессиональные судьи, относятся к таким, казалось бы, сугубо юридическим категориям, как презумпция невиновности или состязательность процесса. Инстинктивно понимая морально-нравственную основу правовых категорий и будучи свободны от профессионального автоматизма, они способны осознавать их первоначальный смысл.
Например, до изъятия из компетенции присяжных дел о должностных преступлениях, при их разборе неизбежно присяжными решался правовой, в сущности, вопрос о пределах прав и обязанностей должностного лица. Бобрищев-Пушкин отмечал, что присяжные решали его, как и все вопросы вины, не буквальным толкованием закона и инструкции, а с нравственно-правовой точки зрения. Думается, эта мысль дореволюционного автора в целом о том же, о чем говорил и С. А. Пашин, утверждая, что «В основе суда присяжных лежит понятие «упрёчной концепции вины», а не формальная логика и правовое мышление. И в этом я вижу главное его достоинство».[24] Справедливо также полагая такой подход преимуществом суда присяжных, Бобрищев-Пушкин в то же время признавал, что он «…разумеется, представляет собой с кассационной точки зрения ахиллесову пяту».[25] Так, в 1896 году, когда уже имелся материал для обобщений практики судов с участием присяжных, член Правительствующего Сената, бывший казанский прокурор И. П. Закревский в своей статье, посвященной возможному реформированию этой формы судопроизводства, позволил себе сделать вывод о «случайности» исхода дел, разрешаемых присяжными, представляющей, по его мнению, их слабую сторону. Он также констатировал «хронические недоразумения между коронными судьями и присяжными, при полном разделении двух коллегий, путаницу вопросов и. т. п.», хотя и не упрекая присяжных «в присвоении права помилования».[26] Представляется естественным не ожидать от представителей стороны обвинения, а также профессиональных юристов симпатий к «непредсказуемому» для них выбору присяжных «по совести и Божьей правде». Однако в связи с этим стоит заметить, что против возможной «случайности» обвинения и в дореволюционный период, и в настоящее время было предусмотрено право коронного судьи немедленно отменить обвинительный вердикт присяжных при его явной необоснованности. Согласно статье 818 УУС, если судьи приходили к убеждению, что вердикт присяжных не основан на материалах дела и присяжные осудили невиновного, он передавал дело на рассмотрение нового суда присяжных, решение которого, уже во всяком случае, являлось окончательным. А что касается «случайности» оправданий – для иллюстрации недоступности юридическому сознанию их мотивов (а не их отсутствия) уместным представляется вспомнить слова Ф. М. Достоевского о том, что «народ знает только, что и сам он виновен вместе с каждым преступником».[27] Опасались представители лагеря профессиональных юристов скорее возникновения «конкуренции» между судьями – охранителями неприкосновенности своей компетенции, и присяжными, стремящимися решить дело справедливо в смысле дальнейшей судьбы подсудимого. Однако это желание нельзя не признать, по меньшей мере, человечным. В циркуляре министерства юстиции от 26 ноября 1903 г. за №53021 председателям окружных судов было дано разъяснение, что «присяжные заседатели, хотя это и не соответствует прямому смыслу закона, могут обращаться через суд к Императору после вынесения приговора, но до его обращения к исполнению, с просьбой о помиловании осужденного».[28]
Несмотря на то, что присяжные не должны заботиться о юридических вопросах, дореволюционные заседатели, как правило, при вынесении вердикта имели в виду как минимум одно обстоятельство правового характера, а именно – вопрос об уголовной санкции, последующей за вердиктом. Присяжные, как судьи совести, конечно, не могли не принимать во внимание будущее подсудимого, дело которого им предстояло решить (именно это, видимо, и имел в виду Закревский, говоря о «присвоении права помилования»). Хотя законом и было запрещено присяжным иметь с собой в совещательной комнате любую юридическую литературу, представляется, что не составляло труда при соответствующем желании найти возможность и узнать, что за наказание ждет подсудимого, и как может измениться его участь при альтернативных ответах и признании его заслуживающим снисхождения. Н. Л. Тимофеев, на мой взгляд, справедливо рассуждает о моральном праве присяжных на эту осведомленность, учитывая особенности законодательства, в котором порой наказание было, на народный взгляд, слишком сурово по отношению к общественному вреду. Иначе говоря, когда минимальная законная тяжесть наказания не позволяла присяжным взять на себя ответственность и вынести обвинительный приговор, даже если формальный состав преступления и был налицо. В качестве примера можно указать на паспортные преступления, по которым в очень редких случаях, обычно по совокупности с более тяжкими, выносились обвинительные вердикты. Объяснялось это вовсе не пренебрежением государственными интересами со стороны присяжных; присяжные, даже из крестьян, понимали значение государственного и общественного интереса, и, когда речь шла о реальном ущербе «живой жизни» или возможности такого ущерба, судили строго и без снисхождения. Паспортные преступления же в основном совершались неимущими крестьянами, приехавшими работать в город и часто вынужденными идти на подлог ради выживания. Также присяжные из простого народа редко обвиняли в грабежах при мелком или ничтожном размере похищенного, ввиду того, что наказание было значительно более суровым, чем за сходную кражу. Между тем, в народе воришки вызывали большее озлобление, а «на всякое открытое похищение простые люди смотрят гораздо легче, такого человека вором не называют, назовут его охальником, не скажут, что он делает хорошо, но во всяком случае отнесутся к нему мягче, чем к воришке».[29] Н. Л. Тимофеев полагал достаточным, для устранения таких мотивов к оправданию присяжными, расширение диапазона определения наказания коронными судьями с одновременным снижением его минимального размера. Отдельно он подчеркивал, что нельзя считать такие оправдания потаканием преступности; нельзя считать несправедливым такое отношение к подсудимому, которое диктуется голосом совести. Например, кража со взломом у соседа с целью похитить табака «на одно курево» по закону влекла несколько лет арестантских рот, поэтому присяжные, признавая кражу, в то же время отрицали взлом, «находя, что при признании этого последнего обстоятельства, подсудимый будет наказан свыше меры им содеянного».[30] В конце концов, законодателем было признано и Законом от 2 марта 1910 года закреплено право присяжных заседателей знать о наказании и других последствиях их решения для подсудимого.
В возрожденном на современном этапе суде присяжных разграничение компетенции также имеет место, и также порождает проблемные ситуации и дискуссии. До введения в действие УПК РФ разграничение компетенции между судейскими коллегиями определялось, в основном, нормами 435 статьи УПК РСФСР. Статья 449 УПК РСФСР также содержала важные положения о праве сторон ставить перед присяжными частные вопросы «о таких обстоятельствах, которые увеличивают или уменьшают степень виновности либо изменяют ее характер, влекут освобождение подсудимого от ответственности»[31]. Сейчас, согласно части 7 статьи 335 УПК РФ, в присутствии присяжных заседателей подлежат исследованию только те фактические обстоятельства уголовного дела, доказанность которых устанавливается присяжными заседателями в соответствии с их полномочиями, предусмотренными статьей 334 УПК РФ. Однако пункт 1 части 1 статьи 335 УПК РФ наделяет присяжных правом участвовать в исследовании всех обстоятельств уголовного дела. Представляется, что данная норма имеет приоритетное значение, поскольку присяжные разрешают важнейший правовой вопрос о виновности подсудимого и не могут быть отстранены от разбирательства вопросов, порой крайне существенных для его разрешения. Однако в российской судебной практике господствует своеобразное представление о разграничении компетенции между судьей и присяжными заседателями, все вопросы правового и процессуального характера относящее исключительно к судейским полномочиям. По мнению некоторых авторов, это привело к тому, что «Стремясь максимально отграничить от компетенции присяжных заседателей вопросы права, законодатель лишил присяжных заседателей достаточно большого количества правомочий по исследованию доказательств, которыми наделены профессиональные судьи… Фактически, именно профессиональному судье предоставляются все компетенции по определению пределов исследования доказательств присяжными заседателями».[32] Можно утверждать, как это ни парадоксально, что в некоторых отношениях дореволюционная практика решения данного вопроса стоит существенно выше нынешней. Одной из возможных причин такого положения вещей является то, что через разделение компетенции находит свое выражение «вечный вопрос о распределении судебной власти между институтами государственной власти и институтами народоправства»[33], в котором сфера полномочий выступает предметом конкуренции.
Верховный Суд, истолковывая вопрос о компетенции присяжных и коронных судей, по сути, определяет понятие и пределы юридического при отправлении правосудия. При этом позиция высшего судебного органа не всегда логически обоснована и последовательна. Так, в настоящее время ограничения компетенции присяжных распространяются, в том числе, на «вопросы и ходатайства, направленные на обеспечение условий судебного разбирательства, такие, как принудительный привод потерпевших, свидетелей, отводы участникам процесса, вопросы, касающиеся меры пресечения, и другие вопросы права, не входящие в компетенцию присяжных заседателей и способные вызвать их предубеждение в отношении подсудимого и других участников процесса».[34] Обеспечивает соблюдение такого порядка в ходе заседания председательствующий, который должен контролировать действия участников процесса, и в случае необходимости принимать меры против обсуждения при присяжных вопросов, выходящих за рамки их компетенции. Кроме того, стороны, при наличии у них ходатайств юридического характера, сообщают об этом председательствующему, не раскрывая их содержания в присутствии присяжных заседателей. Характерно, что такой порядок не соответствует имевшему место до революции. В Российской империи не существовало института недопустимости доказательств, но любые другие правовые вопросы, возникавшие в ходе судебного следствия и не входившие в компетенцию присяжных, решались без удаления присяжных из зала судебного заседания. Более того, согласно ст. 673 УУС, судьи, при наличии соответствующей просьбы присяжных, разъясняли им существо исследуемых правовых вопросов. Юридический «непрофессионализм» присяжных позволяет им более объективно и беспристрастно устанавливать обстоятельства дела. Но всё же, для достижения необходимого понимания присяжными значения отдельных процессуальных действий, совершаемых в ходе судебного следствия, содержания принципов и правовых норм, профессиональный судья обязан разъяснять им возникающие в ходе судебного следствия затруднения. Как отмечает С. А. Насонов, «эти разъяснения не имеют своей целью превращение присяжных в «полупрофессиональных» юристов, по сути — это разъяснение неких «общих положений», «основ», а не теоретических «глубин процессуального и материального права».[35] Во-первых, присяжным должны разъясняться их права немедленно по формировании коллегии присяжных. Однако дополнительное разъяснение председательствующим прав присяжных применительно к отдельным следственным действиям стимулирует более активное использование ими этих прав, что способствует более полному уяснению присяжными обстоятельств дела. Во-вторых, присяжным должен разъясняться смысл и значение тех процедур судебного следствия, которые могут быть не поняты присяжными в силу отсутствия юридических знаний (оглашение обвинительного заключения, вступительное слово сторон, основания оглашения документов). В-третьих, присяжным должны разъясняться некоторые основные принципы уголовного процесса, реализуемые в ходе судебного следствия, а также отдельные нормы материального и процессуального права (принципы презумпции невиновности, состязательности). Существенной гарантией правильного уяснения присяжными процессуальных положений судебного следствия, а также исследуемых доказательств служила ст. 637 УУС, согласно которой «присяжные заседатели могут во всяком положении дела просить председателя суда разъяснить им содержание прочитанных на суде документов, признаки, коими определяется в законе преступление… и вообще все для них непонятное».[36] По завершении прений, согласно ст. 801 УУС, председательствующий в своем резюме разъяснял присяжным: «1) существенные обстоятельства дела и законы, относящиеся к определению свойства рассматриваемого преступления или проступка, и 2) общие юридические основания к суждению о силе доказательств, приведенных в пользу и против подсудимого».[37] В случае возникновения затруднений с уяснением обстоятельств дела в совещательной комнате присяжные могли потребовать от председателя объяснений или исследования каких-либо обстоятельств дела (ст. 805 УУС), но письменные материалы в совещательную комнату не передавались.
Обязанность судьи разъяснять присяжным неясные для них вопросы предусмотрена и в ныне действующем УПК РФ (ч. 3 ст. 340). В связи с тем, что присяжные, как правило, доверяют председательствующему судье, и могут даже отождествлять себя с ним, с дачей разъяснений сопряжена возможность оказания влияния на их убеждение. Это влияние может быть незаметным для самих присяжных и тем еще более опасным: так, С. А. Пашин приводит пример, что «иногда достаточно, якобы «для протокола», повторить с нужной интонацией слова подсудимого, и присяжные поймут, что показания отрицающего свою виновность человека не заслуживают доверия».[38] С. А. Насонов, в свою очередь, обращает внимание на то обстоятельство, что «В судебной практике сложилась позиция, согласно которой своевременное разъяснение присяжным заседателям определенных обстоятельств… способно устранить практически любое нарушение процессуального законодательства».[39] Таким образом, считается не влекущим существенных последствий, например, доведение до присяжных недопустимых сведений, если им будет разъяснена необходимость не учитывать их во внутреннем убеждении.Тем более странной представляется позиция Верховного Суда, в одном из кассационных определений указывавшего, что «все правовые и процессуальные вопросы входят в исключительную компетенцию председательствующего судьи и разрешаются им без участия присяжных заседателей».[40]
Относительно обстоятельств, характеризующих личность подсудимого, в том числе фактов прежней судимости, российская модель судебного следствия с участием присяжных также претерпела существенные изменения. Для дореволюционного процесса был характерен «континентальный» вариант решения данной проблемы. Согласно господствовавшим правовым воззрениям того времени, суд имел перед собой, в первую очередь, личность подсудимого, в связи с чем подлежало установлению, насколько эта личность преступна. Факты прежней судимости, как правило, упоминались уже в обвинительном заключении, которое оглашалось секретарем суда в самом начале разбирательства. Составители судебных уставов в комментарии к ним так объясняли причины выбора такого порядка: «Судом всегда судится не отдельный поступок подсудимого, но вся его личность, насколько она проявилась в… противозаконном поступке».[41] Поэтому сведения о репутации подсудимого имели доказательственное значение, и собирались, в том числе, с помощью процедуры «дознания через окольных людей», своим происхождением близкой к «повальному обыску». Такое дознание производилось по ходатайству следователя или обвиняемого. «Следователем составлялся список «домохозяев и старших в семействе лиц», живших в одном околотке с обвиняемым, стороны отводили неугодных им лиц, а из оставшихся выбирали 12 человек, которых под присягой допрашивали о занятиях, связях, образе жизни подсудимого, о его репутации вообще, безотносительно к совершенному преступлению».[42]
Следует отметить, что некоторые русские юристы критиковали столь широкое исследование данных о личности подсудимого перед присяжными. Так, K. K. Арсеньев оспаривал целесообразность такого подхода: «Справедливо ли усложнять положение подсудимого без того уже сложное, бросая ему в лицо всю грязь, которую только можно отыскать в его прошлом?»[43]. Напротив, С. К. Гогель указывает, что присяжным было крайне важно составить себе цельное представление о личности подсудимого: «с кем они имеют дело, представляет ли обвиняемый опасность для общества в будущем, насколько в нем сложился отщепенец, насколько он вышел и порвал связи с нормальным строем общественной жизни».[44] Моделирование основных черт личности подсудимого было необходимо и для понимания мотива. С. К. Гогель подчеркивает, что присяжными так или иначе формировался цельный образ человека, относительно которого ими неизбежно решался вопрос, насколько он преступен вообще. Более того, по некоторым категориям дел (например, кражи, грабежи, ложные доносы - дела, где важно доверие к показаниям потерпевшего) главным для присяжных было сопоставление характеристик личностей обвиняемого и потерпевшего. По крупицам или же по нескольким ярким деталям, присяжным, по свидетельству С. К. Гогеля, как правило удавалось составить удивительно точный портрет человека. Представляется, что присяжные в большинстве своем обладали достаточной способностью к рефлексии, чтобы воспринять сведения о предыдущих судимостях лица не как указание на его виновность, а лишь как один из фактов его биографии. Бороться же и избегать попыток присяжных сформировать свое мнение о личных качествах подсудимого вряд ли столь необходимо, с учетом того, что это вполне естественное и гуманное стремление. Формирование этого мнения обеспечивалось и тем, что защита также имела право предоставлять присяжным положительно характеризующие подсудимого сведения, что несколько уравновешивало возможность создания у них негативного предубеждения. В настоящее же время, чтобы избежать формирования предубеждения у присяжных, согласно нормам ч. 8 ст. 335 УПК РФ, ограничено их знакомство с данными о личности подсудимого, которые исследуются с участием присяжных заседателей лишь в той мере, в какой они необходимы для установления отдельных признаков состава преступления, в совершении которого он обвиняется. В результате, по мнению некоторых современных авторов, «присяжные заседатели обречены на то, чтобы оценивать подсудимого как некое абстрактное лицо».[45] С участием присяжных заседателей не исследуются факты прежней судимости, характеристики, справки о состоянии здоровья, о семейном положении и другие данные, способные вызвать предубеждение присяжных в отношении подсудимого. Однако на практике судьи ограничивают на этом основании и защиту в предоставлении присяжным сведений, положительно характеризующих подсудимого. В дореволюционное время защита не была стеснена в этом праве. На мой взгляд, современная расширительная трактовка понятия «предубеждение» не вполне соответствует «духу закона». Ведь целью норм, ограничивающих исследование фактов о личности подсудимого, представляется именно избежание негативного ее восприятия присяжными, независимо от доказательств виновности. А сведения о личности, характере, образе жизни подсудимого, которые могут, например, убедить присяжных в невозможности совершения преступления этим конкретным человеком, в определенном смысле могут иметь прямое отношение к обстоятельствам дела, быть «вопросами факта». Кроме того, современными авторами высказываются и такие соображения в пользу исследования присяжными личности подсудимого в некоторых границах: «Отсутствие у присяжных заседателей права исследовать сведения о личности подсудимого представляется странным еще и потому, что присяжные заседатели наделены правом решать: заслуживает ли лицо снисхождения или нет. Между тем, вопрос о снисхождении со стороны присяжных заседателей может быть решен объективно только в случае всесторонней оценки личности подсудимого».[46] С. А. Пашин предлагает следующий способ решения данной проблемы, который представляется наиболее справедливым: «Разрешить сторонам сообщать присяжным заседателям сведения о личности подсудимого, включая данные о его судимости, при условии, что вопрос о характеристике его личности затронула первой сторона защиты».[47] Похожее по смыслу предложение высказывалось и В. Д. Спасовичем в 1872 г. – ограничить исследование личности подсудимого теми сведениями, которые «защита решится раскрыть и анатомировать».[48]
Разделение компетенции между профессиональным судьей и присяжными заседателями в современном процессе предполагает, в частности, исключение из круга обстоятельств, исследуемых с участием присяжных, тех, которые влияют на оценку допустимости доказательств. Дореволюционные Судебные Уставы не содержали подобных норм. Согласно нормам ст. 335 УПК РФ, судья по собственной инициативе или по ходатайству сторон исключает из уголовного дела доказательства, недопустимость которых выявилась в ходе судебного разбирательства. При этом вопрос о недопустимости доказательств рассматривается в отсутствие присяжных заседателей. Некоторые современные авторы в связи с этим не без оснований указывают, что «присяжные заседатели могут быть лишены права ознакомиться с доказательством, которое могло бы существенно повлиять на принятие ими решения. При этом присяжные заседатели не просто лишены возможности непосредственно исследовать такое доказательство, они также не получают сведений относительно оснований исключения доказательств из числа допустимых… Опасность в данной ситуации состоит в том, что если у судьи уже выработалась субъективная позиция по делу, то, фактически, он может влиять на присяжных заседателей, посредством определения относимости или допустимости тех или иных доказательств».[49] Практику исследования обстоятельств, способных повлиять на оценку допустимости доказательств, в отсутствие присяжных, по мнению С. А. Насонова, можно считать традиционной.[50] В Постановлениях Кассационной палаты Верховного суда по различным делам отразился целый ряд правовых последствий такого подхода, главным из которых является запрет на оспаривание допущенных судьей в процесс доказательств. Так, в качестве основания к отмене приговора рассматривается упоминание защитой при присяжных о пытках подсудимого на предварительном следствии, фальсификаций, иных противоправных действий следователей и дознавателей. Даже сомнение адвоката в правдивости и самостоятельности показаний того или иного свидетеля может стать кассационным поводом, как будто адвокат не вправе оспаривать их достоверность. Таким образом, доказательства, допущенные в процесс судьей, как бы становятся заведомо «выше критики», то есть обретают силу вне зависимости от их качества. Это, к сожалению, напоминает о, казалось бы, давно ушедшей в прошлое формальной системе доказательств. Как отмечает С. А. Пашин, в данном случае мы имеем дело с подменой понятий «допустимость» и «достоверность» доказательств.[51] В то время, как первая из них подлежит юридической оценке судьи, вторая доступна пониманию присяжных, и должна быть ими оценена, чтобы доказательство могло участвовать в формировании их внутреннего убеждения. Оценка этой достоверности представляет собой вовсе не юридическую деятельность, а все возможные неясности подлежат разъяснению председательствующим.
1.4. Проблема пределов судебного познания
С недавних пор, по инициативе руководства некоторых силовых ведомств, в нашей стране стала обсуждаться возможность законодательного закрепления института объективной истины в уголовном процессе. Эта объективная истина, по мысли апологетов предложенной концепции, должна одновременно служить и идеалом, и нормативом судебного познания. Данное предложение вызвало ряд критических замечаний и оживленные дискуссии среди процессуалистов. Впрочем, спорили о стандартах познания в суде и раньше. Так, еще в 1873 году Л. Е. Владимиров, рассуждая о целях уголовного судопроизводства, определял их как «обнаружение так называемой материальной истины относительно происшествия или деяния, признаваемого преступным, и наказание действительно виновного в совершении преступления или проступка»[52]. Представляется, однако, что последняя оговорка была сделана Владимировым не случайно. Под «материальной истиной» он имеет в виду не вполне то же, что «объективную истину», как абсолютно полное и точное обладание информацией о событии. Действительно, определение виновности представляет собой функциональную задачу процесса, вполне выполнимую на основании формирующейся в его ходе судебной истины. Данная гносеологическая категория не подразумевает заведомо невыполнимой даже для научных методов познания возможности достижения, а тем более, операционализации объективного знания о мире. В стремлении законодательно закрепить такой идеал судебного познания можно предположить желание усилить столь возвышенными категориями авторитет суда и его выводов. Однако качественное и тщательное отношение к рассмотрению конкретных дел - в пределах максимально возможного приближения к правде, как представляется, в большей степени способно укрепить этот авторитет. Характерно, что еще А. М. Бобрищев-Пушкин выражал опасения ввиду возможного законодательного введения в будущем категории «объективной истины». Вполне справедливо он указывал на целый ряд критических изъянов данной модели, комментируя кассационное Постановление Правительствующего Сената по делу «О мултанском жертвоприношении», в котором метод научного познания был признан за образец для следствия на суде присяжных. Однако в состязательном процессе доказательства представляются сторонами, наукообразность же познания должна предполагать активный поиск информации судьями с целью восполнить пробелы в своем представлении о событиях дела. Таким образом, стремление к «объективизации» продуктов судебного познания неизбежно влечет за собой и признание активной роли суда в собирании доказательств, своеобразное возвращение к инквизиционной модели. Бремя доказывания виновности обвиняемого лежит на стороне обвинения, а будучи возложенным на судью, делает его невольным исполнителем несвойственной функции. Серьезное противоречие в таком случае возникает и с принципом состязательности, подразумевающим право сторон равно участвовать в выстраивании судебной истины, формируемой в ходе процесса и определяющей внутреннее убеждение присяжных. Оригинальная трактовка состязательности в связи со стремлением к истине содержалась в мотиве к статье 690 Устава уголовного судопроизводства, который гласил: «Начало судебного состязания сторон не исключает самодеятельности суда в уголовном судопроизводстве и не обязывает его решать дело только по тем данным, которые предъявлены сторонами, но требует единственно того, чтобы по всем сведениям, относящимся к делу, сторонам была предоставлена возможность судебного состязания. Задача уголовного суда есть открытие в каждом деле безусловной истины».[53] Л. Е. Владимиров, критикуя указанный мотив, обоснованно полагал невозможным достижение безусловной истины в суде. Неясным остается также, каким образом предлагается постановлять приговоры в делах, где достижение объективной истины невозможно в силу объективных же особенностей характера доказательств, а также неустранимых затруднений в определении фактов. Вообще сама возможность установления человеком (и, главное, последующего контроля успешности такого установления) объективной истины встречает возражения, по причине ее противоречия некоторым гносеологическим, когнитивным, герменевтическим, психологическим и юридическим научным данным. Так, например, по справедливому замечанию М. А. Никонова, для достижения истины «субъект должен взять в одну руку «установленные по делу обстоятельства», в другую – «скол» имевшей место в прошлом действительности, и произвести оценку: если они адекватны, то обстоятельства установлены истинно. В таком случае возникает абсурдная ситуация, когда субъект уже должен знать a priori действительность, чтобы сравнить, соответствуют ли ей установленные обстоятельства».[54]
Ограниченность инструментов познания в суде, а также кардинальное отличие целей правосудия от науки и их места в структуре общества, неизбежно определяют специфическую природу судебного исследования доказательств. Например, относимость и допустимость доказательств влияют на объем и качество исследуемых в ходе судебного следствия данных, следовательно, их характер как важного процессуального института признается приоритетным над полнотой познания. Научное познание лишено подобных принципиальных ограничений, и представляется методом, применение которого не адекватно принципам правосудия.
Помимо познавательных ограничений, статьей 252 УПК РФ закреплены пределы судебного исследования – только в отношении обвиняемого и только по предъявленному обвинению, которое может быть изменено, лишь если этим не ухудшится положение подсудимого. Хотя данная норма представляется вполне обоснованной, при ее реализации возникает следующая проблема – на ее основании защита лишена возможности указывать в судебном заседании, что преступление совершено не подсудимым, а другим человеком. Вместе с тем следует иметь в виду, что суд с участием присяжных заседателей не связан мнением сторон о пределах исследования доказательств в случае, когда у присяжных заседателей во время совещания возникнут сомнения по поводу каких-либо фактических обстоятельств уголовного дела, имеющих существенное значение для ответов на поставленные вопросы и требующих дополнительного исследования. По просьбе старшины присяжных заседателей, возвратившихся из совещательной комнаты в зал судебного заседания, председательствующий возобновляет судебное следствие (части 5 и 6 статьи 344 УПК РФ).[55]
1.5. Проблемы допустимости и относимости доказательств
Недопустимыми доказательствами согласно статье 75 УПК РФ признаются показания, полученные с нарушением требований Кодекса, в частности досудебные показания подсудимого, данные в отсутствие защитника, а также показания, основанные на «догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности». Порядок дореволюционного судопроизводства допускал прочтение досудебных показаний обвиняемого как исключение, в случае, если подсудимый противоречил им в судебном заседании, при этом о защитнике и его участии при допросе вопрос не ставился. Прогресс, достигнутый по данному вопросу с тех пор, обусловлен, среди прочего, широким распространением международных стандартов справедливого правосудия, предполагающим широкое участие защитника на всех этапах. Что касается показаний, имеющих сомнительное происхождение - и в дореволюционный период имело место представление об их ущербности. Лишь отголосок некогда принятого «повального обыска» позволял использовать «дознание через окольных людей», которые в суд не вызывались (их показания отбирались под присягой на месте и затем зачитывались в суде), в качестве экстраординарного доказательства.
В настоящее время судья по ходатайству сторон либо по собственной инициативе, как на предварительном слушании, так и в судебном разбирательстве исключает из уголовного дела доказательства, недопустимость которых выявилась в ходе указанных стадий судебного процесса, с обязательным указанием мотивов принятого решения. Одним из оснований отмены приговора суда с участием присяжных заседателей является ошибочное исключение из разбирательства допустимых доказательств, поскольку такое нарушение ограничивает гарантированные законом права участников уголовного судопроизводства на предоставление доказательств и может повлиять на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов и ответов на них, а в дальнейшем на постановление законного и справедливого приговора.
При судебном разбирательстве вопрос о допустимости доказательств разрешается в отсутствие присяжных заседателей. При рассмотрении дела с участием присяжных заседателей стороны не вправе сообщать присяжным заседателям о наличии в деле доказательства, исключенного ранее по решению суда. Председательствующий судья обязан принимать необходимые меры, исключающие возможность ознакомления присяжных заседателей с недопустимыми доказательствами, а также возможность исследования вопросов, не входящих в их компетенцию.[56] Если исследование недопустимых доказательств состоялось, то обсуждение вопроса о признании их не имеющими юридической силы производится в отсутствие присяжных заседателей с последующим разъяснением им существа принятого решения.
Кроме того, при произнесении напутственного слова судья должен обратить внимание присяжных заседателей на то, что их выводы о виновности подсудимого не могут основываться на доказательствах, признанных недопустимыми. Аналогичным образом председательствующий судья должен поступить и в случае, когда до присяжных заседателей доведена информация, не относящаяся к фактическим обстоятельствам дела, например сведения о судимости подсудимого либо о применении незаконных методов следствия.[57]
ГЛАВА 2. ИССЛЕДОВАНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ В ХОДЕ СУДЕБНОГО СЛЕДСТВИЯ ПО УСТАВУ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА И В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ
2.1. Общая структура судебного следствия
Само судебное следствие начиналось, согласно нормам дореволюционного законодательства, после совершения всех процессуальных действий, сопровождающих открытие судебного заседания, с оглашения обвинительного акта или жалобы частного обвинителя (статья 678 Устава уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г.[58]). Л. Е. Владимиров следующим образом характеризовал этот этап судебного разбирательства: «Наши обвинительные акты… представляют выписку из дела, написанную языком канцелярским, без ясной и точной системы. Обвинительный акт слишком подробен, многословен и сложен для того, чтобы присяжный мог его сразу усвоить; читается обыкновенно очень дурно, монотонно, казенным образом, без всякого желания дать возможность присяжным вникнуть в чтение».[59] В настоящее время, согласно статье 335 УПК РФ, судебное следствие в суде присяжных также начинается с оглашения государственным обвинителем вступительного заявления, раскрывающего сущность обвинения, а также своих предложений о порядке исследования доказательств. Однако в настоящее время право сделать свое вступительное заявление после прокурора предоставлено и защитнику. В нем, как правило, формулируется согласованная с подсудимым позиция защиты относительно обвинения, а также мнение относительно порядка исследования доказательств. Е. Л. Трубачева в связи с этим справедливо отмечает: «В таком подходе усматривается не только механическое объединение последовательных действий стороны. Логика доказывания по уголовному делу требует, чтобы в сознании присяжных тезис обвинения изначально сочетался с конкретным комплексом обвинительных доказательства. Важно также, чтобы были обозначены исходные пункты построения защиты».[60] При этом вступительные заявления сторон не должны содержать сведений, не предназначенных для присяжных заседателей (например, о личности подсудимого); нарушение этого правила является основанием к отмене приговора.[61] По нормам же УУС, непосредственно после прочтения обвинительного акта председательствующий, кратко сформулировав суть обвинения, спрашивал у подсудимого, признает ли тот себя виновным (ст. 679 УУС). В случае признания вины, если это признание не вызывало сомнений, суд был вправе сразу перейти к прениям сторон. Однако судьи, присяжные и лица, участвующие в деле, были вправе потребовать проведения судебного следствия и исследования любых доказательств, и в таком случае оно обязательно проводилось (ст. 682 УУС). Таким образом, без судебного следствия можно было обойтись лишь в том случае, когда никто не считал его необходимым и не требовал. Неисполнение такой просьбы составляло существенное нарушение, что было признано решением Правительствующего Сената по делу Ястребова (1869 г. №534). Другим решением, по делу Матова и других (1868 г. №534) высший судебный орган разъяснял, что если сознающиеся подсудимые оговаривают несознающихся, судебное следствие должно быть произведено в отношении и тех, и других.[62]
В ходе судебного следствия порядок исследования доказательств не был жестко закреплен и определялся председательствующим, исходя из интересов дела (ст. 611, 613 УУС). Стороны имели право просить председательствующего о том или ином порядке производства следственных действий. Ст. 630 УУС было закреплено право сторон в ходе судебного следствия обращаться к присяжным, как с разъяснением представленного доказательства, так и с возражениями и объяснениями по поводу доказательства, представленного противоположной стороной. Однако впоследствии Правительствующий Сенат, своим Кассационным Решением №533 от 1867 г. по делу Хотева, фактически запретил сторонам использовать это право, сославшись на то, что этим «смешиваются прения и следствие»[63]. Высказывания сторон ограничивались тем, что не должны были содержать сопоставление разных доказательств или действий между собой или какие-либо оценки доказательств.
Присяжные в дореволюционной России имели по закону право принимать участие в допросе свидетелей, подсудимого, задавая вопросы через председательствующего; в исследовании вещественных доказательств, а также требовать мер к разъяснению всего неясного для себя на процессе. Однако Н. Л. Тимофеев отмечает, что «присяжные заседатели почти что никогда не пользуются этим правом своим, и в редких только случаях приходится наблюдать, чтобы присяжные заседатели принимали непосредственное участие в допросе свидетелей. Точно также никогда почти не приходится видеть и слышать, чтобы присяжные заседатели предъявляли суду ходатайства свои о том или другом дополнении судебного следствия».[64] В числе причин тому он указывает, что иногда «сами присяжные заседатели относятся иногда как-то безучастно к исполнению своих обязанностей на суде, а иногда по апатии к делу, частью же просто от нежелания сталкиваться с судьями и встречать их недовольные физиономии, ограничиваются тем, что дает им судебное следствие, стараясь по возможности не возбуждать никаких вопросов и не затягивать дела никакими дополнениями и разъяснениями, лишь бы только не наводить на себя неудовольствия суда».[65] При этом активнее во время судебного следствия ведут себя присяжные из числа купцов, привилегированных лиц, вообще горожан, чем из простолюдинов. Однако, робость присяжных перед коронными судьями, а часто и перед прокурором, облаченным в начальственный мундир, сопутствовала деятельности суда практически повсеместно.
Говоря об участии запасных присяжных заседателей в судебном следствии, Тимофеев высказывался за их равноправие с членами основного состава, указывая на возможные в противном случае затруднения при подаче голоса запасным присяжным в случае его призыва в состав коллегии.[66] Действительно, будучи лишенным возможности получить разъяснения по тому или иному вопросу в ходе судебного следствия, запасной присяжный заседатель оказывается в более сложной ситуации, чем присяжные основного состава. Следует отметить, что практикой Правительствующего Сената (кассационные Решения №2010 от 1869 года по делу Суконцева и Пащенкова и №389 от 1870 года по делу Горского) было признано право запасных наравне с основными присяжными предлагать вопросы допрашиваемым лицам и вообще уяснять себе обстоятельства дела.[67]
Порядок допроса свидетелей, установленный в ст. 700 УУС, предусматривал, что сначала допрашиваются потерпевшие, затем - свидетели обвинения, а потом - свидетели защиты. Однако председательствующий, в силу ст. 701 УУС, мог изменить этот порядок по «особенным уважениям, принятым им во внимание»[68], в то же время, стараясь сохранить возможность поочередного и равного воздействия сторон на присяжных.
В настоящее время данный вопрос регламентирован схожим образом, но все же более демократично по отношению к сторонам, а полномочия председателя, напротив, не так широки, как прежде. Исходя из принципа состязательности и равенства процессуальных прав сторон порядок исследования представляемых доказательств определяется сторонами. Во вступительных заявлениях сначала обвинитель, а потом и защитник предлагают порядок исследования представляемых ими доказательств. Исследуются доказательства в том же порядке – начиная с представленных стороной обвинения, а затем – защиты. Такой порядок наиболее соответствует принципу презумпции невиновности, поскольку таким образом присяжные будут воспринимать представленные ими доказательства, исходя из единственно верного критерия - доказывается ли ими предъявленное обвинение или нет. При этом не признающий себя виновным подсудимый всегда является свидетелем защиты, а потому его ни при каких обстоятельствах нельзя вынуждать давать показания первым. Как разъяснил Верховный Суд, отказ сторонам в исследовании доказательств, не признанных судом недопустимыми, следует расценивать как ограничение их прав на представление доказательств, то есть как нарушение уголовно-процессуального закона, влекущее отмену приговора.[69]
2.2. Судебный допрос
Во времена господства инквизиционного процесса допрос подсудимого являлся стержнем системы доказывания, ведь подсудимый мыслился объектом познания. Формальная теория доказательств в качестве высшего по качеству, совершенного доказательства утверждала признание подсудимого. Следовательно, все меры следователей и судей направлялись к тому, чтобы это признание исторгнуть у него, доходя вплоть до пыток и различных форм психологического давления. В наиболее мягких вариантах это стремление находило выражение в постановке хитроумных, каверзных вопросов, различных маневров и приемов в ходе допроса. Формальная теория доказательств не содержала в себе привычных для нас представлений об их допустимости, поэтому сделанное сбитым с толку или измученным подсудимым признание нисколько не теряло своей доказательственной ценности для суда.
Провозглашение принципа состязательности, а также отказ от формальной системы доказательств повлекли за собой изменение доказательственной роли допроса подсудимого. Кроме того, Л. Е. Владимиров причисляет собственное сознание подсудимого, добытое на допросе, к тем доказательствам, «которые, хотя иногда и могут приводить к достоверности, однако, по природе своей, способны вводить в заблуждение»[70], то есть ставит под сомнение и его гносеологическую ценность. Полный и систематический допрос подсудимого, особенно в начале судебного заседания, не совместим с презумпцией невиновности; в английском уголовном процессе это даже привело к исключению любых вопросов подсудимому. К. К. Арсеньев указывает, что «при составлении нашего устава уголовного судопроизводства предполагалось постановить, что подсудимому, не сознающемуся в преступлении, дальнейшего допроса не производится; но впоследствии было признано, что судьи и присяжные заседатели не могут быть лишены возможности разъяснить себе обстоятельства дела и посредством расспроса самого подсудимого».[71] При этом подразумевалось право спрашивать не сознавшегося подсудимого в ходе исследования доказательств о тех или иных обстоятельствах, связанных с ними; речь шла о запрещении именно формального, всестороннего допроса, в том числе и о том, что не было предметом исследования. Признавшийся подсудимый сразу же опрашивался по всем обстоятельствам дела, а не сознающемуся, согласно ст. 683 УУС, возможность дать свои объяснения могла предлагаться в ходе рассмотрения доказательств, по мере необходимости. При этом Правительствующим Сенатом в Кассационном Решении №983 от 1869 г. было специально разъяснено, что данная норма не допускает попыток изобличения подсудимого со стороны суда, который «обязан предоставить каждой стороне полную возможность разъяснить дело, а не склоняться на сторону обвинения и противопоставлять себя защите».[72] Вместе с тем, ст. 684 УУС предоставляла право председательствующему и присяжным через него задавать вопросы по недостаточно разъясненным обстоятельствам дела. При этом разница между этими вопросами и формальным допросом весьма значительна: формальный допрос в начале заседания основан на материале предварительного следствия и оставляет значительное впечатление на присяжных, которое может сохраниться, даже если какие-либо данные предварительного следствия будут впоследствии опровергнуты в ходе судебного разбирательства. Главным же отличием является то, что подсудимый имел право не отвечать на предлагаемые в ходе судебного следствия вопросы, и таким образом, удавалось избежать нацеленности формального допроса на получение признания. Более того, ст. 685 УУС было закреплено, что «Молчание подсудимого не должно быть принимаемо за признание им своей вины», и данная норма исключала допрос в традиционном смысле. На этом основании Л. Е. Владимиров, не соглашаясь с К. К. Арсеньевым, «который полагает, что ст. 684 устанавливает что-то вроде допроса, хотя и менее тяжкого, чем формальный», признавал статью 685 УУС «драгоценнейшим перлом нашего устава, гуманнейшим постановлением, какое только можно найти в лучшем кодексе судопроизводства»[73].
В настоящее время, согласно действующему в России законодательству, подсудимый также может быть допрошен в суде лишь с его согласия. Если он согласен, вопросы задают сначала сторона защиты, затем – обвинения, лишь после сторон – суд. Статьей 77 УПК РФ установлено, что признание вины может быть положено в основу обвинения, лишь при условии, что оно подтверждается совокупностью других имеющихся в деле доказательств.
Кассационная практика Правительствующего Сената конкретизировала законные гарантии подсудимому при судебном допросе. Так, признано, что не сознающемуся подсудимому председательствующий не вправе задавать вопросов до начала рассмотрения каждого доказательства (Решение по делу Брюшкова, 1867 г. №606); постановка вопросов изобличающего характера запрещена (Решение по делу Матовых, 1868 г. №534); прочтение показаний подсудимого, данных на предварительном следствии, запрещено, за исключением просьбы самого подсудимого (Решение по делу Федулова и Трифонова, 1868 г., №397).[74] В качестве одного из распространенных нарушений этих гарантий Арсеньев указывает на следующий прием, практиковавшийся стороной обвинения. В тех процессах, где она опасалась, что подсудимый, признавшийся на предварительном следствии, в суде откажется от признания, в заседание приглашались свидетели, бывшие понятыми при даче показаний. И Арсеньев, и Владимиров считали такой прием противоречащим намерениям законодателя отступлением от смысла закона.[75] Хотя Правительствующим Сенатом и было ранее указано на недопустимость допроса судебного следователя о показаниях подсудимого, до поры такие свидетельства принимались как допустимые. Решением Сената по делу Кларка, Блюмберга и Крычевского допрос третьих лиц о показаниях подсудимого, данных им на предварительном следствии, был признан не соответствующим закону.[76] Данный вопрос является важным, поскольку на предварительном следствии признательные показания могли быть получены в отсутствие гарантий и процедур, а также участия защитника, имеющих место на суде. И хотя статьей 405 УУС и было запрещено следователю «домогаться сознания обвиняемого ни обещаниями, ни ухищрениями, ни угрозами или тому подобными мерами вымогательства», Л. Е. Владимиров вполне справедливо указывал, что «тайное предварительное следствие, на котором подсудимый не может иметь защитника, едва ли представляет ручательство, что эти гарантии не останутся бумажными, не будут зависеть от соизволения следователя»[77].
Сейчас, согласно статье 276 УПК РФ, оглашение в судебном заседании показаний подсудимого, полученных на предварительном следствии, допускается в виде исключения в следующих случаях: когда показания, данные в суде, существенно противоречат полученным ранее; по просьбе самого подсудимого; в случае его отказа от дачи показаний или отсутствия. Таким образом, можно констатировать, что в данном отношении нынешние процессуальные нормы существенно уступают дореволюционным. Сейчас могут быть прочитаны признательные или самоизобличающие показания подсудимого, данные на предварительном следствии, если на суде подсудимый от них отказывается; по нормам УУС это не допускалось. Однако и в то время была возможность донести эти признательные показания до присяжных – в начале заседания зачитывался обширный обвинительный акт, который содержал сведения и о ранее данных показаниях. Против подробного изложения обвинительного акта высказывались многие дореволюционные юристы, например, К. К. Арсеньев и Л. Е. Владимиров. Последний справедливо замечал: «Эти акты не доказательства, а воззрения обвинительной власти на связь и силу имеющихся в деле обвинительных данных. Понятно, что присяжным, прежде всего, нужны доказательства, а не воззрения, которые они и сами могут себе выработать…»[78]
К допросу потерпевшего в дореволюционном процессе было несколько особое отношение по ряду причин. Российский Устав уголовного судопроизводства статьей 107 закреплял возможность отвода от присяги сторонами потерпевшего от преступления лица и его близких родственников. Более того, статья 707 устанавливала, что отводу в качестве свидетелей они подлежат и тогда, когда не участвуют в деле (не являются частным обвинителем или гражданским истцом). Это означало, что данное доказательство представлялось столь важным (особенно по некоторым категориям дел, основанных практически исключительно на показаниях потерпевшего), что законодатель данной нормой ограждал его от влияния факторов, способных повлиять на его достоверность. Главным из них, очевидно, является невозможность гарантировать, да и вообще требовать беспристрастности от показаний потерпевшего. Право заявить отвод от присяги было основано на том, что «показание под присягой имеет для присяжных заседателей большее значение, чем показание, данное без присяги, и что, поэтому, в случае основательного сомнения в беспристрастии свидетеля, стороны должны иметь возможность уменьшить авторитет его в глазах присяжных, устранив свидетеля от присяги»[79]. Однако Правительствующий Сенат не признавал кассационным поводом состоявшееся приведение к присяге свидетеля, несмотря на признанный впоследствии обоснованным отвод стороной, обосновывая свои выводы тем, что это «не лишает подсудимого средств защиты, которыми пользуется каждый обвиняемый на суде, так как… с устранением теории формальных доказательств, оценка доказательной силы как присяжных, так и бесприсяжных показаний вполне зависит от суда, и стороны нисколько не стеснены в опровержении свидетельских показаний, данных под присягой»[80]. Таким образом, Правительствующим Сенатом для утверждения широких пределов внутреннего судейского убеждения было даже несколько редуцировано значение присяги как института. Вместе с тем, в пояснительной записке к проекту Устава уголовного судопроизводства указывалось, что «причины недоверия к показанию потерпевшего только общие, а не конкретные, и могут быть совершенно устранены личными качествами свидетеля»[81]. Инициатива отвода от присяги по данным основаниям принадлежала исключительно сторонам и не могла исходить от суда, поскольку возможные мотивы для заявления или незаявления отвода не исчерпывались доверием стороны к показаниям свидетеля. В силу того, что показания потерпевшего по делам о грабежах и некоторых других являлись основой обвинения и едва ли не единственным доказательством, присяжные в таких случаях уделяли особое внимание исследованию морально-психологического облика потерпевшего.
В современном процессе, согласно ч. 2 ст. 277 УПК РФ, потерпевший наделен правом с разрешения председательствующего давать показания в любой момент судебного следствия, в том числе в ходе исследования других доказательств.
Что касается допроса свидетелей, то и сегодня, и в прошлом свидетели допрашивались раздельно и в отсутствие недопрошенных свидетелей. Одним из существенных отличий дореволюционного порядка было наличие присяги для свидетелей перед дачей показаний, что влекло за собой определенные правовые последствия. Перед приведением к присяге свидетелю предлагались предварительные вопросы – для определения его личности, отношения к участвующим в деле лицам, судимостях. Ответы на эти вопросы могли повлиять на возможность отвода его от присяги - статьей 630 УУС было закреплено право сторон заявлять возражения против допуска свидетеля к подприсяжному допросу, а статьей 703 - обязанность председательствующего спросить об их наличии. Впрочем, и бесприсяжные показания таких свидетелей могли быть использованы в качестве доказательств. Хотя они теоретически уступали по силе данным под присягой, на практике все же участвовали в формировании внутреннего убеждения, возможно и не без пользы для дела. Согласно позиции Правительствующего Сената, присяжные, узнав о мотивах отвода, смогут учесть полученные сведения при оценке показаний, данных без присяги. Свою роль, возможно, играла и торжественность доверия, оказанного внутреннему убеждению коронных и присяжных судей отказом от формальных доказательств, и постепенное уменьшение юридического значения присяги как средства обеспечения достоверности показаний. В судебном заседании не отведенные от присяги свидетели принимали присягу по обряду своего вероисповедания. Непосредственно процедура допроса начиналась с предложения председателя свидетелю рассказать «все, что ему известно по делу, не примешивая обстоятельств посторонних и не повторяя слухов, неизвестно от кого исходящих»,[82] в форме свободного монолога; лишь после этого допускались вопросы свидетелю – сначала от вызвавшей, затем и от противной сторон, а также от присяжных и судей. Присяжные задавали свои вопросы сами, по сигналу председательствующего (по нынешнему законодательству они оказались лишены этого права). Такой порядок был направлен на обеспечение когнитивной доступности свидетельских показаний для присяжных, а также недопущение введения их в заблуждение ответами свидетеля на вопросы, которые могут пробрести «сомнительную сбивчивость»[83]. Согласно нормам УУС стороны были наделены равными правами производить прямой, перекрестный и «вторичный» допросы, однако никаких различий в правилах производства этих допросов установлено не было. Согласно ст. 723 УУС каждая из сторон была вправе предложить свидетелю вторичные вопросы в разъяснение ответов, данных на вопросы противной стороны. Как такового, перекрестного допроса, в понимании англосаксонской модели, в российском судебном следствии не применялось – под «перекрестным» понималась поочередная постановка вопросов сторонами. Не могли быть заданы свидетелям вопросы провокационного характера, направленные на получение компрометирующей их показания информации, оскорбительные, подталкивающие к определенному ответу и т. д. Однако свидетели были обязаны отвечать на вопросы, направленные на выявление противоречий в показаниях свидетелей, или несоответствий между показаниями и известными обстоятельствами; освобождался свидетель лишь от ответов на вопросы, прямо уличающие его в каком-либо преступлении (ст. 722 УУС). Умеренной позиции в отношении перекрестного допроса придерживался Правительствующий Сенат, полагая, что перекрестный допрос «может принести действительную пользу только тогда, когда употребляется дополнительным средством к изложению свидетелем своего показания»[84]. И все же возможности, которые дает сторонам перекрестный допрос, были реализованы многими оценившими их обвинителями и защитниками, приобретавшими опыт и искусство использования этого процессуального инструмента. Это дало основания К. К. Арсеньеву констатировать: «Мы едва ли ошибемся, если скажем, что нигде, кроме Англии и Северной Америки, перекрестный допрос свидетелей не играет такой важной роли в уголовном процессе, как у нас, в тех местностях, где введены в действие новые судебные уставы»[85]. Можно также предположить, что использование такого способа допроса развивало судебную культуру, являлось эффективным методом познания фактов, благотворно влияло на состязательность процесса. Будучи относительно сложной формой судоговорения, перекрестный допрос давал присяжным богатую пищу для выводов, не обязательно прямых. Например, желание стороны сбить или смутить свидетеля легко распознавалось присяжными – в этом случае они внимательнее бы отнеслись к его показанию. По решению председательствующего любой свидетель мог быть передопрошен в присутствии других свидетелей, также могла быть устроена очная ставка (ст. 726 УУС). Председательствующий и присяжные могли участвовать в допросе свидетеля лишь после сторон и только для уточнения «предмета показаний» свидетеля, если «ответами на вопросы сторон предмет показания не вполне объяснен» (ст. 724 УУС). Как правило, вопросы, остававшиеся у судей после перекрестного допроса сторонами, были немногочисленны. Согласно ст. 728 УУС покинуть зал заседания свидетели могли с разрешения председателя, предварительно попросив об этом стороны и ответив на их дополнительные вопросы.
Современным законодательством (ст. 278 УПК РФ) установлен схожий порядок допроса свидетелей, причем первой свидетелю вопросы задает также вызвавшая его сторона. Однако есть и существенные отличия. Если в дореволюционном процессуальном праве была осознана и закреплена ущербность письменных показаний по сравнению с судебным допросом (они допускались лишь в крайних случаях – например, предсмертные слова, правдивость которых презюмировалась, и в некоторых других), то в современных российских судах часто нарушается правило о недопустимости оглашения показаний. В качестве примера С. А. Пашин указывает, что «оглашаются показания военнослужащих, которые демобилизовались, – они уехали, и их не нашли. Их показания оглашают с согласия Верховного Суда. Это грубо противоречит не только английским правилам, но и нашему УПК, где такие показания оглашаются только с согласия защиты».[86] Кроме того, в настоящее время появился дополнительный «фильтр» сведений, допустимых к оглашению в присутствии присяжных: «в случае заявления сторонами ходатайства о допросе в судебном заседании свидетелей и специалистов, не допрошенных ранее на стадии предварительного расследования, председательствующий с участием сторон производит предварительный допрос указанных лиц. На время этого допроса присяжные заседатели удаляются председательствующим судьей из зала судебного заседания... Лишь после него (допроса) председательствующий судья решает, будет ли этот свидетель (специалист) допрошен в присутствии присяжных».[87] Также существенно изменился, уже на нормативном уровне, порядок допроса присяжными заседателями подсудимого, потерпевшего, свидетелей, эксперта. В дореволюционном судопроизводстве присяжные задавали вопросы сами, с разрешения председательствующего, которое было необходимо лишь для определения момента времени для этого; само же право присяжных озвучивать возникшие у них вопросы не подлежало контролю судей. Согласно современным нормам ст. 335 УПК РФ, вопросы присяжных в письменной форме передаются председательствующему старшиной коллегии, и могут быть отведены им, если он признает их неотносимыми. Более того, существует вероятность того, что вопрос может быть переформулирован судьей при оглашении и фактически задан не о том, что имелось ввиду присяжным заседателем. При этом поступившие от присяжных вопросы могут и вообще не прозвучать в случае решения судьи об их отводе, что санкционировано позицией Верховного Суда, который в одном из кассационных определений указывает следующее: «Положения ч. 4 ст. 335 УПК РФ не обязывают председательствующего озвучивать в присутствии сторон поступившие от присяжных заседателей вопросы».[88] Такая «цензура» со стороны коронного судьи представляет собой проявление недоверия к присяжным, что объяснимо с трудом, учитывая, что в дореволюционной практике не наблюдалось каких-либо неустройств в рассмотрении дел из-за озвучивания присяжными своих вопросов самостоятельно. Кроме того, современными авторами справедливо указывалось, что «право присяжных заседателей вести допрос лиц в процессе только через председательствующего противоречит такому основополагающему принципу российского процесса как непосредственность,… а право председательствующего на «отвод» вопроса еще более нивелирует роль присяжных заседателей как судей». [89]
2.3. Особенности процессуального положения защитника
Принцип состязательности процесса предполагает участие в нем равноправных сторон, имеющих разнонаправленные интересы относительно его исхода. Следовательно, надлежащим образом организованная защита обвиняемого - это одна из ключевых предпосылок правовой природы судебного разбирательства. Адвокаты, как профессиональные защитники, осуществляют защиту обвиняемого в суде, а при рассмотрении дела с участием присяжных заседателей содержание их деятельности имеет особенности, вытекающие из характера этой формы судопроизводства.
В дореволюционное время лица, обладающие специальным статусом присяжного поверенного, выступали в качестве защитников, как правило, лишь в окружных судах. Это было связано с тем, что их предусмотренная законом обязанность безвозмездной судебной защиты не предусматривала выезда в другие города. Таким образом, в случае проведения выездной судебной сессии в одном из уездных городов, возможность привлечения в качестве защитника присяжного поверенного зависела исключительно от наличия соглашения между ним и подсудимым. Н. Л. Тимофеев отмечает, что такие соглашения были относительно редки.[90] Защита по назначению в уездных городах осуществлялась кандидатами на судебные должности, которые тем самым приобретали необходимый опыт и, следовательно, эффективность такой защиты была обычно невелика. Положение усугублялось и тем обстоятельством, что зачастую такой кандидат на судебные должности назначался защитником по всем делам, подлежащим рассмотрению в ходе сессии. В качестве третьей категории защитников Н. Л. Тимофеев выделяет «местных адвокатов различных оттенков, правда, иногда довольно топорной отделки, но имеющих на своей стороне прежде всего то, что они как люди «свои», очень хорошо знают местные обычаи, местные порядки и местное общество в лице присяжных заседателей».[91]
С. К. Гогель, признавая современную ему русскую защиту богатой даровитыми людьми, в то же время отмечает и то, что она уступала прокурорскому надзору в корпоративной дисциплине. Это проявлялось в неразборчивости многих присяжных поверенных к методам защиты своих клиентов, среди которых Гогель обличает передергивание фактов, демагогические приемы (сомнения в общепринятых нравственных ценностях и т. д.), а у более способных адвокатов – манипулирование вниманием присяжных (отвлечение, увод в сторону от неблагоприятных сведений), эмоциональное воздействие на них. Применение адвокатами своих актерских и ораторских талантов в суде, по мнению ученого, могло привести присяжных к следующему выводу: «Такой талантливый, выдающийся человек, как защитник, очевидно глубоко убежден в невиновности обвиняемого, следовательно, есть много оснований в пользу обвиняемого; нельзя же в самом деле заподозрить [не]искренность этого тона.» Поэтому патетику в речах присяжных поверенных Гогель признает излишней, с удовлетворением отмечая, что присяжные все же слабо подвержены такого рода влияниям. Гораздо более эффективным средством воздействия на присяжных он считает энергичную деятельность сторон в ходе судебного следствия, «с выяснением и оценкой каждой мелочи по достоинству, со стремлением воспользоваться всякой возможностью создать новое доказательство;… это надо сказать к чести присяжных, какое бы ни приписывали себе стороны влияние».[92]
В настоящее время участие защитника при рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей является обязательным (ч. 3 ст. 16, а также п. 6 ч. 1 ст. 51 УПК РФ). Участие защитника обеспечивается с момента заявления хотя бы одним из обвиняемых ходатайства о рассмотрении уголовного дела судом с участием присяжных заседателей. Если защитник не приглашен самим обвиняемым, его законным представителем либо другими лицами по поручению или с согласия обвиняемого, то следователь, прокурор или суд обеспечивает участие защитника в уголовном судопроизводстве. Более того, если по делу обвиняется несколько лиц, все они должны быть обеспечены защитниками независимо от того, по каким статьям Уголовного кодекса Российской Федерации им предъявлено обвинение.[93]
На разных этапах процесса участие адвоката приобретает различные формы. Первой из процедур со значительным участием защиты является отбор присяжных заседателей, в ходе которого формируется состав для рассмотрения конкретного дела. Так, согласно действующему в России законодательству, в ходе подготовительной части судебного заседания стороне защиты должны быть вручены списки кандидатов в присяжные заседатели, которые явились в судебное заседание (ч. 4 ст. 327 УПК РФ). В ходе отбора защита может влиять на состав присяжных, заявляя мотивированные и немотивированные отводы тем или другим из них. Формирование коллегии с участием сторон является одним из «краеугольных камней» этого вида судопроизводства; такой порядок имел место и в дореволюционный период, закреплен он и в нынешнем законодательстве. С целью понять индивидуальные особенности кандидатов, представители сторон вправе ставить перед ними определенные вопросы, наблюдать за их поведением при этом, знакомиться с персональными сведениями о кандидатах в присяжные заседатели. Однако в настоящее время такой порядок оказался под угрозой отмены. 20 апреля 2016 года Государственной Думой был принят в первом чтении законопроект о реформировании суда присяжных, содержащий, в том числе, положения о сворачивании процедуры опроса кандидатов сторонами. Как отмечает в заключении на указанный законопроект С. А. Пашин, «Предлагаемая новая редакция части 8 ст. 328 УПК РФ упраздняет нынешнюю справедливую процедуру выявления сторонами необъективных кандидатов в присяжные, известную в мире как voir dire».[94] Тем самым предлагается отменить процедуру, которая является одной из ключевых гарантий справедливости судебного разбирательства с участием присяжных.
Действия адвоката в ходе формирования коллегии направлены на то, чтобы исключить тех кандидатов, которые могут оказать негативное для подсудимого влияние на остальных, а также на то, чтобы установить оптимальное психологическое взаимодействие и эмоциональный контакт с членами формируемой коллегии. Однако и после того, как коллегия присяжных заседателей сформирована, но до приведения их к присяге, адвокат вправе заявить, что, в силу особенностей подлежащего рассмотрению уголовного дела, образованная коллегия присяжных заседателей может оказаться неспособной вынести объективный вердикт (ч. 1 ст. 330 УПК РФ).
В ходе судебного следствия сторона защиты реализует свои процессуальные права, стремясь обратить ход процесса в пользу обвиняемого; присяжные заседатели, в свою очередь «наблюдают» за соревнованием сторон. Деятельность адвоката при этом заключается в активном оспаривании доказательств обвинения, предоставлении собственных доказательств и доводов, заявлении различных ходатайств (например, об исключении недопустимых доказательств). Однако деятельность современных российских адвокатов в процессе с участием присяжных осложняется некоторыми сложившимися практиками судопроизводства. Одной из них является запрет на представление сведений, положительно характеризующих подзащитного, со ссылкой на избегание предубеждения у присяжных. Однако норма, устанавливающая запрет на получение присяжными таких сведений о личности подсудимого, подразумевает компрометирующую его информацию и направлена на обеспечение интересов подсудимого. Защите не запрещено законом собирать и предоставлять в судебное разбирательство данные о самом подзащитном.
Оспаривая достоверность доказательств обвинения, современные российские адвокаты вынуждены соблюдать особую осторожность. Дело в том, что судами осуществляются попытки привлечь их за эту, казалось бы, очевидную форму реализации своих прав к дисциплинарной ответственности путем обращения в соответствующие органы Адвокатских палат субъектов Федерации.[95] В частности, защите в присутствии присяжных запрещается упоминать и даже намекать каким-либо образом о примененных к подсудимому пытках (хотя эти факты, очевидно, имеют самое прямое отношение к достоверности полученных таким образом показаний), по причине якобы юридической природы этого вопроса.
В соответствии с принципами состязательности и равенства сторон, сторона защиты формально обладает равным с обвинением правом на представление доказательств. В 2002 году с принятием УПК РФ она впервые приобрела право и на их собирание. Методы собирания же доказательств у защиты сравнительно скудны и исчерпывающе перечислены ч. 3 ст. 86 УПК РФ – фактически, доступная защите доказательственная информация носит характер открытых сведений, добровольно предоставляемых ей по запросу. К примеру, привлечение эксперта по инициативе стороны защиты невозможно (доступен лишь специалист). Европейский Суд по правам человека признал это нарушением принципа «equality of arms» и пункта 1 статьи 6 Конвенции, в случае, если «дело… построено на экспертных доказательствах».[96] Кроме того, доказательства, собранные защитой, суд часто не допускает в процесс, мотивируя это их неотносимостью, что представляет собой довольно расплывчатую формулировку.
Общая структура судебного разбирательства по окончании судебного следствия, как правило, предусматривает прения сторон и последнее слово подсудимого. Если в судебном следствии стороны не могут давать свои оценки исследуемым доказательствам, то в прениях адвокат вправе воздействовать на присяжных, выдвигая свои доводы и аргументы (в пределах вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями), с тем, чтобы повлиять на их ответы на основные вопросы по уголовному делу. В прениях адвокат излагает перед присяжными свою картину произошедших событий, дает собственные оценки, применяя ораторское мастерство и риторические приемы. Таким образом, уже по завершении исследования доказательств, сторонами могут быть предприняты усилия к тому, чтобы все же склонить чашу весов в свою пользу. Находясь в совещательной комнате, присяжные заседатели обычно в состоянии вспомнить не все из услышанного ими в зале заседания. Как известно, лучше запоминается самое яркое и выразительное. Поэтому и Верховный Суд высоко оценил значение прений в процессе, признав отказ адвоката от участия в них нарушением права подсудимого на защиту, влекущим отмену приговора.[97] Однако и в прениях адвокатам приходится строго ограничивать себя, дабы не навлечь высказываемыми оценками последующей отмены оправдательного приговора. Прения сторон в суде с участием присяжных заседателей проводятся в соответствии с нормами ст. 292 и ст. 336 УПК РФ - лишь в пределах вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями. Стороны также не вправе касаться обстоятельств, которые рассматриваются после вынесения вердикта без участия присяжных заседателей. Кроме того, существенным нарушением признаются попытки защиты «ставить под сомнение допустимость доказательств, представленных присяжным заседателям,… заронить в них сомнения относительно законности получения доказательств по делу».[98] Так, например, поводом к отмене приговора Верховным Судом становились следующие высказывания защитников: «Подобное позволяет предположить, что возможно свидетель дала показания по подсказке следователя»; «Сторона обвинения и предварительное следствие в лице следователя не заинтересованы в установлении истины по делу».[99] Таким образом, здесь мы наблюдаем уже знакомое смешение понятий допустимости и достоверности доказательств, приводящее к установлению «непогрешимости» доказательств обвинения.
Постановка вопросов для разрешения присяжными заседателями имеет особое значение, поскольку самым непосредственным образом связана с действиями коллегии присяжных по определению судьбы подсудимого. На этапе составления вопросного листа у современных адвокатов появилось существенное преимущество по сравнению с дореволюционным периодом. В те времена вопросы присяжным формулировались председательствующим судьей без участия сторон. Сейчас, в силу ч. 2 ст. 338 УПК РФ, председательствующий не вправе отказать подсудимому и его защитнику в постановке вопросов о наличии по уголовному делу фактических обстоятельств, исключающих ответственность подсудимого за содеянное или влекущих за собой его ответственность за менее тяжкое преступление. Учитывая результаты судебного следствия и прений сторон, адвокат вправе высказать свои замечания по содержанию и форме вопросов, подлежащих разрешению присяжными, а также внести предложения о постановке новых вопросов. Однако эти закрепленные в законе права защиты на практике оказываются ограничены позицией Верховного Суда, который запрещает ставить перед присяжными вопросы о намерениях подсудимого, о мотивах его действий, о состоянии аффекта.
2.4. Привлечение «сведущих людей» и экспертиза
Экспертиза, в понимании, близком современному, стала одним из законодательно признанных инструментов судебного следствия в Российской Империи в период после судебных реформ. В силу новизны экспертизы во второй половине XIX века в юридической литературе велась дискуссия о ее правовой природе и роли в процессе. Существовало, как минимум, три основных точки зрения по данному вопросу: «первая, на основании которой экспертиза не есть особый вид уголовных доказательств, а должна быть отнесена к личному осмотру или свидетельским показаниям; вторая, рассматривающая экспертизу как совершенно особый и самостоятельный вид уголовных доказательств; третья, признающая экспертов судьями факта, экспертизу – решением фактических вопросов, обусловливающим разрешение всего дела».[100] Стороны, согласно нормам Устава уголовного судопроизводства, на предварительном этапе судебного разбирательства могли ходатайствовать о вызове в суд «сведущих людей, для объяснения какого-либо предмета или для поверки сделанного уже испытания»[101]. Под «уже сделанным испытанием» подразумевалось исследование, произведенное на этапе предварительного следствия. Присяжные заседатели и судьи, в свою очередь, были вправе назначить новое освидетельствование или испытание через сведущих людей (экспертизу) (ст. 690, 692 УУС), а также допрашивать экспертов (ст. 695 УУС). Кассационным Решением №204 от 1867 г. Правительствующий Сенат признал свободу суда в выборе «приемов и обрядов экспертизы», в том числе и «право дозволить экспертам совещаться о предложенных их решению вопросах».[102] Сами эксперты также обладали существенным объемом процессуальных прав, приближавших их, по некоторым оценкам[103], к самим присяжным. Л. Е. Владимиров вообще рассматривал эксперта в качестве «научного судьи»: не разделяя позицию Правительствующего Сената, запретившего экспертам задавать через председательствующего вопросы допрашиваемым лицам, он предлагал приравнять права врачей-экспертов в процессе к правам присяжных заседателей, чтобы обеспечить основательность их заключений через знакомство со всеми обстоятельствами дела. К. К. Арсеньев не разделял его позицию, считая, что с отменой теории формальных доказательств экспертиза является лишь одним из видов доказательств, могущих повлиять на точку зрения присяжных. Более справедливой представляется позиция Арсеньева, с учетом его аргументов о том, что, например, эксперты (в отличие от судей и присяжных) вправе отказаться от дачи заключения при недостаточности данных; что заключение экспертов не предопределяет вердикта.
Эффективность экспертизы, как инструмента в целях судебного познания, также оценивалась современниками неоднозначно. Так, Н. Л. Тимофеев отмечает, что по причине «почти полного отсутствия действительно знающих и толковых экспертов, подготовленных для специальных целей экспертизы, а не приуроченных к ней из представителей занятий и профессий, которые имеют иногда весьма отдаленное соотношение к насущным вопросам», экспертиза на деле служит лишь «внешним дополнением формальной обрядовой стороны процесса, без всякой внутренней и действительной для него пользы».[104] Такая ситуация чаще всего складывалась в провинции, то есть практически по всей России, где в некоторых местах бывало сложно собрать коллегию присяжных и выполнить требование закона о наличии среди них хотя бы одного грамотного. Вместе с тем, Правительствующим Сенатом в одном из постановлений привлечение к делу эксперта было признано обязательным «в тех случаях, когда для точного уразумения предмета необходимы специальные сведения или особенная опытность»[105]. Понятно, что специалисты необходимого уровня физически могли быть доступны суду для привлечения к делу в качестве экспертов в весьма немногих из указанных случаев.
В судебном заседании эксперты устно освещали основные положения своего заключения, о котором затем им предлагались судом и сторонами вопросы. Л. Е. Владимиров отмечал важность личного выступления эксперта в суде, поскольку «на письме эксперту гораздо легче скрыть недостатки своей экспертизы и небрежность в изучении дела».[106] Кроме того, «сведущим людям» могли быть предложены вопросы как судьями и присяжными, так и сторонами, с разрешения председательствующего. В ходе этого опроса присяжные не всегда могли понять специальные детали, однако были в состоянии определить, что «такой-то эксперт вообще плохо отвечает на вопросы и вообще не в состоянии поддержать свое мнение».[107] Таким образом, задавая определенные вопросы, стороны имели возможность продемонстрировать суду некомпетентность эксперта или пороки его заключения. Единственным ограничением, наложенным в этом отношении Правительствующим Сенатом, стал запрет сторонам «при самом допросе экспертов опровергать их мнение или из данных ими заключений делать противоположные выводы, которые всегда могут найти себе более приличное место в заключительных прениях».[108] Более того, Правительствующий Сенат в Кассационном Решении №564 от 1869 г. по делу Насавина признал, что «заключения врачей, не имеющие ни для суда, ни для сторон обязательного характера, могут быть оспариваемы и опровергаемы, причем сторонам не может быть воспрещено мнениям выслушанных экспертов противопоставлять мнения известных в науке или в судебной практике специалистов».[109] Данная позиция высшего судебного органа является вполне обоснованной и прогрессивной по сравнению с правовым подходом нынешнего Верховного Суда, наложившего запрет на критику проведенных экспертиз. Так, в 2001 году был отменен в кассационном порядке оправдательный приговор Ростовского областного суда по следующим основаниям: «адвокат во время прений сторон в своей речи, несмотря на то, что исследованные по делу заключения экспертов были признаны допустимыми доказательствами, поставил под сомнение… квалификацию эксперта».[110] Таким образом, значимым фактором была признана не квалификация эксперта и не обоснованность его заключения, а факт допуска его в процесс судьей. Что же касается убедительности проведенной экспертизы и достоверности ее выводов, которую как раз и призваны оценить присяжные – право сторон исследовать их перед присяжными отрицается. Привлечение эксперта в процесс по инициативе стороны защиты в настоящее время вообще не предусмотрено действующим законодательством (согласно п. 3 ч. 1 ст. 53 УПК РФ возможно привлечение защитником лишь специалиста). Также необходимо отметить, что в настоящее время заключение неугодного по тем или иным причинам судье специалиста, о привлечении которого ходатайствует сторона, просто не будет допущено в процесс с формальной мотивировкой. В результате состязательность в сфере экспертизы не имеет реального содержания. С. А. Пашин так характеризует сложившееся положение вещей: «У нас экспертиза – это своеобразный научный приговор. Эксперт выступает как носитель независимого научного знания».[111] Можно утверждать, что возможное техническое и научное несовершенство судебной экспертизы в дореволюционный период сочеталось с таким правовым подходом к ней, который может быть вполне принят за образец сегодня.
Самым важным и востребованным видом экспертизы по уголовным делам в дореволюционное время была (остается и теперь) судебно-медицинская, которая требовалась по большинству насильственных преступлений. Для преступлений о подлоге, где основанием для обвинения являлись почерк, подлинность документа и т. д., соответствующая экспертиза (графологическая, документоведческая и т. д.) была также признана высшим судебным органом обязательной (Кассационные Решения Правительствующего Сената: №123 от 1867 г. по делу Талантовой, №541 от 1868 г. по делу Зюзина)[112]. Наибольшие затруднения, в свою очередь, вызывало результативное применение знаний экспертов в области психиатрии, особенно применительно к вопросу о вменяемости в момент совершения преступления. Причинами возникавших затруднений являлись, с одной стороны, новизна и недостаточная научная разработанность психологического знания, не позволявшая делать достаточно точные и бесспорные заключения; с другой же стороны – то, что «эксперты-психиатры пользуются всеми данными судебного следствия как материалом для своих заключений,… вдаваясь при этом в совершенно общежитейские, не научные рассуждения на общие темы».[113] В настоящее время от присяжных не требуется решение вопроса о вменяемости, который отнесен к компетенции председательствующего судьи и разрешается им в соответствии с требованиями статьи 352 УПК РФ без участия присяжных заседателей, тогда как в дореволюционный период данное обстоятельство подлежало установлению присяжными на основании данных экспертизы. Более того, вопрос о состоянии аффекта вообще не может ставиться перед присяжными в силу позиции Верховного Суда. Дореволюционный порядок, предполагавший право присяжных решать вопрос о вменяемости подсудимого, представляется правильным и прогрессивным. Действительно, данный вопрос шире чисто психиатрического понимания проблемы и является существенным элементом общего вопроса о виновности. Тем более, присяжные не могли решать его совершенно по собственному усмотрению. Согласно позиции Правительствующего Сената (кассационное Решение №135 от 1869 г. по делу Ефимова), несмотря на то, что вопрос о вменяемости подлежал разрешению присяжными, для установления невменяемости привлечение к делу экспертов было признано обязательным.
Выдающийся юрист и судебный деятель С. К. Гогель, имевший и психиатрические познания (с 1911 года и до революции он руководил Психоневрологическим институтом в Санкт-Петербурге, а также являлся одним из редакторов журнала «Вестник психологии»), скептически отзывался о возможностях психиатрической экспертизы своего времени в целом, указывая на сопутствующие ей методологические и гносеологические проблемы. Его скепсис по отношению к экспертизе как методу познания, возможно, объяснялся еще и тем, что в конце XIX – начале ХХ веков происходил бурный рост научного знания, порождавший самые смелые надежды. В частности, ряд отечественных и зарубежных юристов являлись сторонниками постепенного вытеснения наукообразными формами познания всех остальных в судебной деятельности. Они исходили из того, что именно научные выводы обладают наибольшей гносеологической ценностью. Такая позиция напрямую затрагивала и суд присяжных как форму судопроизводства, ведь идеальным с точки зрения ее апологетов являлся бы не суд представителей народа, а суд, состоящий из ученых, дающих точные и не допускающие сомнений заключения. С. К. Гогель, обладавший большим судебным опытом, решительно высказывался против такой точки зрения. Он отмечал, что само понятие преступления вряд ли может быть определено по формальным признакам, а «правда формальная нередко расходится с правдой материальной»; а чтобы понять это, необходимо «побывать в зале суда, а главное поработать вместе с судом».[114] Критикуя привлекавшихся к делам экспертов, зачастую лишь усложнявших дело своими противоречивыми и порой нелогичными заключениями, С. К. Гогель в то же время подчеркивает сильные стороны присяжных для целей правосудия. «Кто бывал в зале суда,… тот, несомненно, поражался, какую громадную массу познаний, чисто житейских, необходимо иметь судьям, для того, чтобы оценить… улики; необходимо, например, знать сельский быт, начиная с того, как устроена хата, где что хранят, как ссыпают хлеб, как обряжают телегу и сани;… столь же важно знать особые условия жизни городской, жизни коммерческой и т. д.… Эти мелочи пропадают совершенно для людей кабинета, а между тем, лишь благодаря им удается раскрыть истину и не в пустых делах, а в серьезных... И тут-то присяжные заседатели, с их глубокими познаниями жизни повседневной, жизни крестьянской, помещичьей, городской, купеческой, лавочной и т. д. безусловно незаменимы. При подробных расспросах знающими жизнь присяжными окажется, что одна из сторон говорит неправду, путается, но не логически, а, так сказать, жизненно».[115]
Ввиду отсутствия специальных судебно-экспертных учреждений, в дореволюционное время по закону в качестве медицинского эксперта на уездных сессиях суда выступал уездный врач. Тимофеев признает действительно знающими и способными к качественному осуществлению экспертизы лишь немногих из них, по причине того, что уездный доктор по характеру службы являлся скорее чиновником, загруженным массой судебно-полицейских обязанностей, не оставляющих времени следить за судебно-медицинской наукой и своей квалификацией. Земские же врачи, имея, как правило, практику, не желали поступаться ей ради судебных обязанностей, которыми и пренебрегали. Таким образом, иногда успешность проведения необходимой экспертизы зависела от возможности пригласить откуда-то стороннего компетентного врача, а зачастую такой возможности в распоряжении суда не было. В качестве иллюстрации Тимофеев приводит дела о найденных на дорогах трупах с признаками насильственной смерти, вывод из судебно-медицинских исследований по которым не отличается разнообразием: «смерть последовала от полнокровия мозга, без указания каких-либо дальнейших частностей, вызвавших это явление».[116] Впрочем, подобные заключения, ввиду признания экспертом невозможности точного ответа на вопрос, все же очевидно были лучше тех, где недостаток компетенции эксперта компенсировался его же обманчиво уверенными выводами.
Присяжные заседатели, как показывала «судебная летопись», собранная с мест Тимофеевым, обычно умели верно отличить действительно знающего специалиста от дилетанта, которым они не доверяли и не придавали в этом случае экспертизе доказательственного значения. Восполняли же они возникающий пробел в познании собственными выводами и соображениями. Кроме того, понимание научных и околонаучных вопросов среди широких народных кругов находилось не на том уровне, чтобы обеспечить значительное влияние экспертизы на убеждения присяжных, особенно это касается составов из простого люда. Не будучи знакомыми с положениями науки, они не основывали на них свои убеждения. В качестве иллюстрации того, что далеко не всегда житейские суждения присяжных уступали в разумности выводам экспертов, Тимофеев приводит дело о поджоге мельницы купца Овсянникова. В этом деле был привлечен «один патентованный специалист, который от искреннего убеждения своего доказывал, что одновременный пожар мельницы в трех различных местах произошел от самовозгорания мучной трухи или пыли», который для коллегии из двенадцати крестьян мог произвести лишь «путаницу понятий»[117]. В том случае, если привлечены несколько независимых экспертов, мнения которых не совпадают, вносимая ими сумятица лишь усугубляла для присяжных сложность дела. «В этом тоже заключается одна из причин, почему присяжные заседатели очень часто устраняют совсем экспертизу при рассмотрении дела и решают более правильно вопросы о вменяемости или невменяемости на основании своего собственного здравого смысла, тщательного изучения обстоятельств дела и ознакомления с личностью подсудимого».[118] В целом, присяжные демонстрировали способность к правильной оценке настоящей компетенции эксперта, степени обоснованности его выводов и пределов экспертного знания, а также при необходимости могли опереться на свои житейские познания.
В настоящее время заключение экспертизы закреплено в качестве самостоятельного вида доказательств, а эксперт в качестве участника процесса обладает правами, в том числе, знакомиться с материалами дела (относящимися к предмету экспертизы), с разрешения суда запрашивать дополнительные материалы и участвовать в процессуальных действиях и задавать вопросы (относящиеся к предмету экспертизы). С учетом того, что в дореволюционных российских судах эксперты часто занимали место на возвышении рядом с судом, а иногда преувеличивали свои полномочия, фактически «разрешая дело» выводами экспертизы, можно констатировать, что в современном процессе эксперты занимают более скромное положение, хотя объем закрепленных за ними процессуальных прав и нельзя назвать незначительным. Как и по Уставу уголовного судопроизводства, статья 282 УПК РФ предусматривает возможность вызова эксперта в судебное заседание для допроса, в целях разъяснения или дополнения представленного им заключения. Имея в виду замечания дореволюционных современников о нестабильном профессиональном уровне привлекаемых экспертов, можно отметить, что обнаруженная некомпетентность эксперта теперь является основанием для его отвода (п. 3 ч. 2 ст. 70 УПК РФ). Следует отметить, что порядок производства экспертизы, требования к квалификации эксперта, организационные вопросы подробно регламентированы Федеральным законом от 31.05.2001 г. №73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». Также разъяснения судам по данному вопросу даны Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. №28 «О судебной экспертизе по уголовным делам». Часть 2 статьи 195 УПК РФ допускает привлечение не только государственных, но и иных экспертов. Новацией по сравнению с Уставом уголовного судопроизводства стало внедрение категории специалистов – близкой к экспертам, но с ограниченными правами в процессе и компетенцией (привлекаются для решения менее значимых и сложных вопросов, чем эксперты, не подлежат допросу и т. д.).
2.5. Вещественные доказательства
Вещественные доказательства, ввиду своего наглядного характера, способны произвести существенное впечатление на присяжных, и поэтому занимают важное место в числе видов доказательств. Присяжные в Российской империи, согласно Уставу уголовного судопроизводства, имели «равное с судьями право» на осмотр следов преступления и вещественных доказательств (ст. 672 УУС). Согласно ст. 696 УУС «вещественные доказательства, могущие служить к обнаружению преступления, или же к обличению или оправданию подсудимого, должны быть внесены в заседание суда и положены пред судьями, если не встретится к тому препятствий в объеме или качестве вещей».[119] Отсутствие в зале заседания вещественного доказательства, несмотря на ходатайство одной из сторон о его выносе, было признано Решением Правительствующего Сената №260 от 1867 года по делу Антонова существенным нарушением закона и поводом к отмене производства.[120]
Однако Н. Л. Тимофеев в 1881 году с сожалением констатировал, что «в судебной практике установился у нас довольно неверный взгляд на вещественные доказательства, как на нечто такое, что в уголовном процессе без ущерба для дела может быть игнорировано или восстановлено перед присяжными заседателями каким-либо другим путем, как, например, свидетельскими показаниями или прочтением актов об осмотре».[121] Представляется очевидным, что само преимущество вещественных доказательств - в возможности их непосредственного исследования, что не позволяет приравнять к ним любые, даже самые подробные, описания, копии, или какие-либо воспроизведения.
Относительно порядка исследования в ходе судебного следствия вещественных доказательств корреспонденты Тимофеева сообщали из разных окружных судов различные сведения. Обычно предметы предъявлялись присяжным судебным приставом, от соображений которого по поводу их значимости зависело, передаст ли он их в руки присяжным или же ограничится проносом предмета вдоль передней скамьи присяжных. Второй вариант был более распространен, хотя если в коллегии находились интеллигенты, это повышало вероятность остановки пристава по их просьбе для более подробного рассмотрения предмета. Бывало, что приставы «для краткости» передавали доказательство лишь старшине присяжных, который рассматривал его, иногда со своими ближайшими товарищами, и затем передавал свои впечатления остальным. Некоторые из председательствующих коронных судей считали такой порядок допустимым. Однако очевидно, что внутреннее убеждение формируется у каждого из членов коллегии индивидуально, что каждый, следовательно, должен все впечатления составлять лично. В данном случае мы, возможно, видим один из примеров достаточно распространенного явления расширительного и преувеличенного толкования роли старшины присяжных.
Правительствующий Сенат кассационным Решением №829 от 1868 года по делу Рыбаковской признал право присяжных заседателей на осмотр вещественных доказательств в любое время в пределах заседания, даже после произнесения председательствующим напутственного слова.[122]
Согласно ст. 697 УУС после осмотра присяжными и судьями вещественные доказательства предъявлялись для осмотра подсудимому и потерпевшему. При этом отказ в этом подсудимому был признан Сенатом существенным нарушением (Решение №74 от 1867 года по делу Розенштейна и Цаплина, Решение №575 от 1868 года по делу Салтыкова).[123] На основании ст. 725 УУС каждому свидетелю предъявлялись вещественные доказательства, относящиеся к предмету его показания, если об этом просила одна из сторон или сам свидетель.
ГЛАВА 3. СУД ПРИСЯЖНЫХ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ДИНАМИКЕ
3.1. Возрождение суда присяжных в постсоветской России
Общая логика глубоких социально-политических изменений, начатых в годы «перестройки» и продолжавшихся в новой России, была направлена на демократизацию и переход к рынку, а в конечном итоге - на построение гражданского общества и правового государства. Эти масштабные цели подразумевали множество задач по изменению или проектированию заново различных институтов в большинстве сфер жизни общества. Сам по себе решительный отказ от старой идеологии и старых практик стимулировал поиск новых, прогрессивных, а зачастую уже испытанных в других странах, форм организации. Одной из наиболее важных задач было глубокое реформирование правовой сферы. Советское законодательство и право в целом стремительно теряло актуальность, а советская судебная система с ее подчиненностью КПСС, оставившей определенные представления об инструментальном характере суда, слабо подходила под нужды демократического общества. Необходима была масштабная законотворческая работа, создание независимой судебной системы, как гаранта осуществления правовых завоеваний, а также коренные изменения в правосознании всех, а в первую очередь – судей. На решение этих задач и была направлена разработка группой независимых экспертов во главе с Борисом Андреевичем Золотухиным, возглавлявшим подкомитет по судебной реформе в Верховном Совете России, документа, получившего название Концепция судебной реформы. 24 октября 1991 года эта Концепция была одобрена специальным постановлением. Несмотря на то, что при столкновении с реальностью многие из романтических инициатив и благородных стремлений были причудливо искажены, порой до неузнаваемости, их первоначальное значение сложно переоценить.
Одним из наиболее заметных элементов формировавшейся новой судебной системы стал суд присяжных, отсутствовавший в России с 1917 года. Введение этой формы судопроизводства было направлено не только на достижение правовых и социальных преимуществ, которые она способна принести, но и являлось инструментом трансформации принципов работы всей судебной системы. По задумке реформаторов, суд присяжных с его практиками, культивирующими вдумчивое отношение к вопросам права, не позволяющими обособиться и закрыться среде профессионалов-юристов, должен был стать ареной демонстрации новых принципов всему юридическому сообществу, тем самым воспитывая его. С. А. Пашин, принимавший непосредственное участие в разработке и претворении в жизнь судебной реформы, так характеризует эти идеи: «Суд присяжных нужно было вводить не только ради следования демократическим идеалам и прочим гуманистическим устремлениям, но и ради того, чтобы изменить практику, ибо мы, в отличие, скажем, от восточногерманских земель, которые были просто присоединены (в том числе и к правосудию), судей и прокуроров не увольняли, а работали с теми судьями, которые были. Мозги у них работают по лекалам инквизиционного (или неоинквизиционного) советского процесса, а нам нужна состязательная система, которая соответствует международным стандартам (европейским стандартам)… Кроме того, под практику суда присяжных надо было (и можно было) ввести новые правовые институты. Один из этих институтов называется «Исключение доказательств из разбирательства»: если доказательство было получено с нарушением закона, оно исключается судьей из рассмотрения. То есть впервые в нашей судебной практике исчезает вопрос, что делать с незаконно полученным доказательством: можно ли ему верить? важно ли оно для дела? Судьям давался точный ответ: важно, как именно получено доказательство – оно должно быть получено с соблюдением требований закона. Это для нас совершенно новая вещь в доказательственном праве».[124] Концепцией судебной реформы предполагалось конституционное закрепление права обвиняемого на рассмотрение его дела судом присяжных, если ему грозило наказание свыше одного года лишения свободы (добиться этого до настоящего времени пока не удалось). При этом предполагалось, что суд присяжных будет работать в составе судьи и двенадцати присяжных в районных судах, и трех судей и двенадцати заседателей в высших судах, федеральных и окружных судах и в Верховном Суде Российской Федерации. Согласно Концепции, суд присяжных должен был выступать «в качестве средства разрешения нестандартных ситуаций, где из-за тяжести возможных последствий опаснее погрешить против справедливости, нежели против веления абстрактной правовой нормы»[125].
Процесс законодательного закрепления, а затем и внедрения суда присяжных, как и в период Великой реформы 1864 г., сопровождался многочисленными дискуссиями в юридическом сообществе. Повторилось и то обстоятельство, что выражаемые мнения зачастую носили принципиально полярный характер. Среди противников новой формы судопроизводства оказались как бывший председатель Верховного Суда СССР Е. А. Смоленцев и бывший Генеральный прокурор СССР А. Я. Сухарев, так и некоторые ученые-юристы: А. Гравина, проф. А. Д. Бойков. Лагерь защитников суда присяжных был представлен Т. Г. Морщаковой, А. М. Яковлевым, учеными сектора теоретических проблем правосудия ИГП АН СССР и многими другими правоведами.[126] С. А. Насонов предполагает, что противодействие некоторых членов юридического сообщества было вызвано подспудными опасениями, будто суд присяжных посягнул на самые основы традиционного советского уголовного процесса, бросил вызов профессионализму юристов в осуществлении правосудия. Отчасти такое представление могло быть основано на косности правосознания и практик, не способной принять и оценить главного полезного действия нового установления. Ведь именно привнесение живой, чуждой судебной и юридической рутине составляющей в деятельность правосудия является одним из существенных преимуществ, достигаемых при данной форме судопроизводства. Несомненно, что эта составляющая может быть воспринята «инородным телом» и раздражителем теми, кто привержен закрытости механизмов правосудия от «дилетантов», а вернее, от народа. Однако подобные обстоятельства едва ли заслуживают внимания, так как глубокое развивающее воздействие суда присяжных на общество в целом, и на судебную систему оправдывает многие из действительных издержек и неизбежно присущих ему недостатков. Узко же понятый ведомственный интерес, инерционные силы системы и их противодействие реформе необходимо преодолеваются, что сопровождает проведение в жизнь большинства прогрессивных нововведений.
С момента первого упоминания о суде присяжных в действующем нормативно-правовом акте (ст. 11 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик в ред. от 13 ноября 1989 г.) до момента закрепления этого института в уголовно-процессуальном законодательстве РФ (16 июля 1993 г.) прошло около четырех лет.[127] Законопроект о суде присяжных, разработка которого началась на основании распоряжения президента Ельцина от 22 сентября 1992 года, по словам одного из его авторов С. А. Пашина «главным образом основывался на Уставах уголовного судопроизводства, на российском опыте вплоть до копирования».[128] Суд присяжных закреплялся в Декларации прав и свобод человека и гражданина от 22 ноября 1991 г., дважды оформлялся на конституционном уровне (поправками 1992 г. в Конституцию РСФСР 1978 г. и Конституцией РФ 1993 г.), но оставался «декларативной конструкцией», пока после полугодичного рассмотрения в Верховном Совете РФ не был закреплен в качестве действующего процессуального института Законом РФ от 16 июля 1993 г. № 5451-I «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях».[129] В течение первых нескольких лет своей работы суды присяжных действовали на территории 9 регионов, рекомендованных специалистами главного правового управления администрации президента по итогам работы на местах. Конституционный Суд РФ своим Постановлением №3-п от 02 февраля 1999 года подтвердил соответствие Конституции поэтапного введения суда присяжных на территории Российской Федерации.[130] В итоге закрепленная упомянутым законом модель российского суда присяжных соединила в себе, с одной стороны, признаки преемственности по отношению к дореволюционным установлениям, а с другой стороны, в части норм, регулирующих судебное следствие - была максимально приближена к установленным УПК РСФСР 1960 г. правилам.
К моменту своего окончательного законодательного оформления российский суд присяжных приобрел компромиссный облик – пришлось отказаться от введения суда присяжных в районных судах; вместо шести безмотивных отводов, как в дореволюционные времена, сторонам оказались разрешены лишь по два; обвинительный вердикт «7 против 5» стал возможным для принятия судьей.[131] Да и сам «романтический» этап судебной реформы подошел к концу достаточно быстро – к середине 1990-ых годов, когда силы контрреформы усилили свои позиции. С. А. Пашин указывает, что к этому времени «власти сумели противопоставить прогрессивным преобразованиям судопроизводства собственные технологии, нейтрализующие эффект от возрождения суда присяжных, установления судебного контроля за применением заключения под стражу и других».[132] Если после Великих Реформ Александра II апологеты старых порядков не осмеливались открыто выражать свое мнение, то новейшие реформы встретили глухое, но упорное сопротивление со стороны представителей юридического сообщества, чей менталитет был сформирован советскими практиками. Более того, косные модели мышления и поведения продемонстрировали свою способность к самовоспроизведению внутри юридической корпорации и в условиях кардинальной перестройки институтов.
3.2. Трансформации компетенции суда присяжных
Распространение по территории Российской Империи уголовного суда с участием присяжных заседателей началось, согласно Положению, одобренному 19 октября 1865 г., с открытия нового суда в Санкт-Петербурге 17 апреля 1866 года. В том же году было открыто еще 11 судов в Москве и других крупных городах европейской России; в последующие годы география присутствия новых судов расширялась, и к 1883 году действовало 59 окружных судов по всей Империи. Однако до некоторых областей нововведения так и не дошли до самого 1917 года: на Кавказе, в Сибири, в Архангельской губернии присяжные не привлекались к процессам, а окружные суды действовали в составе трех членов.[133] О причинах такого положения вещей, как и о том, что не следует воспринимать его как «недоработку», емко высказался С. А. Пашин: «Дело не только в том, что это казне дорого, а еще и в том, что головы правоприменителей «не так повернуты». И хотя существовали тогда Московское и Петербургское юридические общества, то есть были кадры, но на окраинах империи из суда присяжных ничего, по-моему, кроме безобразия, не вышло бы».[134]
Объем компетенции суда присяжных не оставался неизменным. Компетенция судов устанавливалась отнесением уголовных статей к подсудности тех или иных судебных установлений. В начальный период после Судебной реформы 1864 года компетенция была разделена между различными видами судов следующим образом: около 775 статей (из 1536 статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных) было подсудно коронным судам, т. е. окружным судам и судебным палатам без участия присяжных; 128 статей были отнесены к ведению административных управлений; около 203 статей Уложения было подсудно мировым судьям (вместе с еще 181 статьей по Уставу о наказаниях, налагаемых мировыми судьями); таким образом, на долю судов присяжных приходилось около 410 статей, что составляет примерно 20% от общего числа статей Уложения и Устава.[135]
Уже 20 ноября 1864 года из ведения присяжных были изъяты около 20 статей о государственных преступлениях (ст. 1032 УУС). И в дальнейшем компетенция суда присяжных лишь сокращалась, что в литературе получило название контрреформы. Так, Законом от 9 мая 1878 года из подсудности присяжных был изъят ряд статей из четвертого раздела Уложения, а также дела о насилии в отношении должностных лиц. Данные дела были переданы судебным палатам с участием сословных представителей. Принятие этого закона было связано с реакцией на оправдание судом присяжных Веры Засулич. Законом от 7 июля 1889 года компетенция присяжных была вновь урезана на 60 статей Уложения. Из подсудности суда присяжных были изъяты дела о малозначительных преступлениях, составлявшие 10–15 % от всего объема дел, рассматриваемых судом присяжных (эти дела были переданы мировым судьям). Кроме этого, были изъяты дела обо всех должностных преступлениях, а некоторые преступления о делах печати были переданы от присяжных в судебную палату с сословными представителями. Урезание компетенции суда присяжных происходило не только напрямую, путем изъятия из их подсудности статей Уложения. Ряд принятых в 1880-е годы законов изменял уголовные нормы, например, о кражах со взломом и паспортных преступлениях, таким образом, что такие дела выходили из подсудности присяжных. К 1889 году присяжные заседатели были удалены из Судебных палат и остались лишь в окружных судах, где компетенция их была существенно сокращена. Так, суду присяжных были неподсудны дела о государственных преступлениях, преступлениях против порядка управления, по паспортным делам, кражах со взломом, по делам печати, по банковским делам и некоторые другие. Оставались в ведении присяжных около 300 статей по общеуголовным преступлениям, что было почти в три раза меньше числа статей, применяемых коронным судом.
Выведение из подсудности присяжных преступлений против порядка управления, вероятно, было вызвано стремлением государства ограничить общественный доступ к деликатным для него вопросам, представляющим прямой интерес, но мотивировано неспособностью присяжных к рассмотрению слишком сложных для них дел. А. М. Бобрищев-Пушкин, которому довелось участвовать в процессах с присяжными по нескольким таким делам до прекращения компетенции, критикует это решение, как оскорбительное проявление недоверия присяжным. Опровергая опасения государственников о недостаточной силе репрессии присяжных, он указывает на строгое отношение присяжных к преступлениям «против системы», выражающееся в большом числе обвинительных приговоров по таким преступлениям, как побеги из-под стражи и фальшивомонетчество. А. М. Бобрищев-Пушкин также подмечает особенность правосознания присяжных по сравнению с коронным судом: при формальном составе преступления присяжные обращают внимание на то, имел ли место вред общественным отношениям, либо возможность такого вреда; одного формального состава при отсутствии ущерба «в живой жизни» недостаточно для обвинения. Эта особенность не может послужить поводом для упрека в излишней мягкости, автор подчеркивает прогрессивный характер такого правосознания, и указывает на него как на ориентир для законодателя. «Таким образом изречение: dura lex sed lex вполне признается присяжными, но закон понимается ими человечно, т. е. в него влагается содержание, соответствующее живому народному правосознанию с религиозным оттенком, чуждым ханжества».[136] Для присяжных характерно не пренебрежение, а сочувствие к государственному интересу, стремление действовать согласно с его пониманием. Однако, А. М. Бобрищев-Пушкин отмечает, что «… присяжные готовы иногда «поддерживать систему», но ни за что не поступятся своим правом взвешивать тяжесть вины».[137]
После Февральской революции 1917 года общие тенденции демократизации общественной жизни коснулись и суда присяжных, компетенция которого была существенно расширена Временным правительством. Его указом от 4 марта 1917 года были упразднены Верховный уголовный суд и особые присутствия Сената, судебных палат и окружных судов с участием сословных представителей. «В ведение присяжных заседателей были возвращены все категории дел, изъятые у них в период контрреформы 1878–1889 гг.: против порядка управления, должностные преступления, против общественного благоустройства и благочиния и другие. Более того, заседатели получили возможность разбирать государственные преступления, которые никогда в истории России не были им подсудны. Таким образом, подсудность суда присяжных в 1917 г. была наиболее широкой за все время существования суда присяжных в России».[138] Более того, Постановлениями Временного правительства от 6 и 28 мая 1917 года в России был учрежден военный суд присяжных, что стало уникальным для мировой истории прецедентом. Военный суд присяжных действовал среди войск в тылу и на фронтах Первой мировой войны, а в некоторых случаях его юрисдикция распространялась и на гражданское население. Однако дальнейшее развитие революционных событий уже в том же 1917 году привело к тому, что суд присяжных на долгое время покинул российское правосудие.
В период воссоздания суда присяжных в новой России так же, как и после введения Судебных Уставов 1864 г., было принято решение о его поэтапном введении на территории страны. Изначально проект был утвержден президентом Ельциным в качестве эксперимента, однако впоследствии было признано необходимым добиваться постепенного охвата им всей Российской Федерации. Первыми стали те регионы, где, по оценке специалистов из числа реформаторов, имелась возможность – и интеллектуальная, и ресурсная – устроить суд присяжных. Первая очередь (с 1 ноября 1993 года) – Иваново, Московская область, кроме Москвы, Рязань, Саратов и Ставропольский край. Вторая очередь (1 января 1994 года) – Ростов, Ульяновск, Краснодарский край и Алтайский край. В 1993 году суд присяжных успел рассмотреть только одно дело. В 1994 году суд с участием присяжных рассмотрел 173 дела в отношении 241 человека. В дальнейшем доля дел, которые рассматривались судом присяжных, какое-то время нарастала. Например, в 1996 году было рассмотрено 336 дел в отношении 618 лиц. Пик приходится на 1999 год (тогда суд присяжных работал все еще лишь в девяти перечисленных регионах) – 422 дела в отношении 867 лиц.[139] Однако в дальнейшем последовала стагнация, а с учетом увеличившегося количества судов с участием присяжных – и откат назад: появление присяжных в новых и новых судах субъектов Федерации самым парадоксальным образом сопровождалось уменьшением количества вынесенных вердиктов. В 2014 году почти сто судов областного уровня (кроме судов Крыма и Севастополя) закончили с участием присяжных заседателей дела лишь 794 подсудимых. Для сравнения, в царской России судами присяжных рассматривалось примерно 40 000 дел в год. Как отмечает С. А. Пашин, такая ситуация чревата тем, что «небольшое количество уголовных дел, рассматриваемых судом с участием присяжных заседателей, выливается в растрату и угасание приобретенных судьями, прокурорами и адвокатами новых компетенций в области правоведения, риторики, психологии, правового просвещения, является причиной ликвидации специальных подразделений (канцелярий), некогда обеспечивавших отбор присяжных и работу с ними по конкретным делам».[140]
В настоящее время ст. 20 Конституции Российской Федерации закреплено право гражданина на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей. Однако право ходатайствовать об этом есть лишь у обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений против жизни, предусмотренных частью 3 статьи 31 УПК РФ.
При этом объем компетенции суда присяжных не оставался неизменно закрепленным, а неоднократно ограничивался по различным критериям. Так, Федеральным законом от 30 декабря 2008 года №321-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам противодействия терроризму» в УПК Российской Федерации был внесен ряд изменений, в соответствии с которыми из числа уголовных дел, которые по ходатайству обвиняемого могут рассматриваться судом с участием присяжных заседателей, исключаются составы, содержащиеся в главе 24 УК РФ: «Террористический акт», «Вооруженный мятеж», «Диверсия», «Шпионаж» и другие – всего девять статей УК РФ. С. А. Пашин усматривает среди причин, побудивших законодателя к данным изменениям, соображения удобства государственного интереса при осуществлении репрессии против его врагов: «избавить сторону обвинения в небезызвестном Нальчикском процессе от осторожного подхода присяжных заседателей к уликам и бережного их отношения к судьбам людей».[141] Характерной чертой представляется то, что и в Российской Империи, и в современной России, спустя некоторое время после учреждения суда присяжных из его компетенции оказывались выведены те составы преступлений, в которых так или иначе замешан государственный, «казенный» интерес. Видимо, государством не востребованы ответственный подход к делу и опора на совесть, свойственные присяжным, когда речь заходит о значимых для него вопросах.
Конституционный Суд в своем Постановлении №8-П от 19 апреля 2010 года, вынесенном по результатам конституционной проверки норм УПК РФ о компетенции суда присяжных, очевидно, сводя многоплановую роль института присяжных лишь к гарантии конституционного права человека на жизнь, признал возникновение права на судебное разбирательство с участием присяжных лишь в том случае, когда подсудимому может быть назначена высшая мера наказания. «Таким образом, согласно Конституции, право на суд присяжных не входит в число основных прав, неотчуждаемых и принадлежащих каждому от рождения»[142], – постановил КС РФ в 2010 году. В дальнейшем такой правовой подход получил и законодательное утверждение. Федеральным законом от 23 июля 2013 года №217 были приняты поправки к п. 1 ч. 3 ст. 31 УПК РФ. Они закрепляли исключение из подсудности судов уровня субъектов федерации, где имеются коллегии присяжных, уголовных дел, по которым УК РФ не предусмотрена высшая мера наказания. Установление такого критерия для доступа к суду присяжных привело к фактическому лишению этого права граждан, которым законодательно запрещено назначение в качестве наказания пожизненного лишения свободы: всех подсудимых в возрасте до 18 лет, мужчин старше 65 лет и женщин.
Сложившаяся ситуация давала основания заподозрить дискриминационные последствия для крупных категорий граждан, и Конституционный Суд в феврале 2016 года восстановил право женщин на суд присяжных. Постановлением по жалобе гражданки А. С. Лымарь он предписал федеральному законодателю внести в УПК РФ «изменения, обеспечивающие женщинам реализацию права на рассмотрение их уголовных дел судом с участием присяжных заседателей, как это право определено Конституцией Российской Федерации, на основе принципов юридического равенства и равноправия и без какой бы то ни было дискриминации»[143]. Однако ранее, в 2014 году, Конституционный Суд почему-то согласился с конституционностью данных ограничений для несовершеннолетних (дело Филимонова).[144]
3.3. Современные тенденции и проблемы развития судебного следствия в суде присяжных
Введение суда присяжных судебными Уставами 1864 г. было практически единогласно признано современниками в качестве огромного шага вперед. На новый институт возлагали большие надежды, а общество было охвачено энтузиазмом и с интересом следило за деятельностью вновь учрежденного суда. Однако, с течением времени эффект новизны сглаживался за массой рассмотренных дел, порождавшей рутинные практики. Публика, поначалу часто посещавшая даже незначительные дела, постепенно сокращала присутствие в залах заседаний. Судебные обряды и порядки, например, принесение присяги, отбор присяжных и другие, из торжественных превращались в обыденные, а иногда и редуцировались до формальности. Стали проявлять себя различного рода затруднения в функционировании суда присяжных. Нехватка квалифицированных специалистов для экспертизы, а то и достаточного для формирования коллегии количества грамотных крестьян, темнота и забитость провинциальных присяжных-крестьян, робеющих перед коронными и судьями и прокурором, уклонение занятых представителей иных сословий от исполнения своих судебных обязанностей - все это препятствовало реализации заложенных в новый институт идеалов. Кроме того, существовала сначала неявная, а со временем и открытая, оппозиция самому существованию суда присяжных, которая готова была воспользоваться любым поводом для его дискредитации в глазах общества и политической элиты. Вслед за тогдашними европейскими веяниями юридической науки, а также реакционной фазой внутриполитического цикла, она лишь крепла. Критики возбуждали общественные дискуссии о моральной обоснованности некоторых вердиктов присяжных, особенно оправдательных, подспудно проталкивая мысль о том, что присяжным нельзя доверить осуществление уголовного правосудия. И это при том, что виднейший и опытнейший российский юрист А. Ф. Кони, не понаслышке знакомый с предметом споров, однозначно утверждал: «Я не могу не вспомнить без глубокого уважения к суду присяжных ряда процессов, где они с честью разобрались в самых сложных обстоятельствах и свято исполнили свой долг перед обществом… Я не могу указать ни одного решения присяжных, которое оставило бы в моей душе впечатление поруганной правды и оскорбленной справедливости».[145] Однако публика, черпавшая мнения из газет, была удобным объектом для разного рода воздействий и манипуляций. Свои мнения противники суда народных представителей основывали не только на общественном резонансе, но и на некоторых теоретических изысканиях, например, набиравшей популярность в то время в Европе антропологической школы. Суд присяжных именовался ими не иначе, как «суд улицы», распространяющий «гибельную деморализацию общественной совести». Позиция противников суда присяжных была ярко выражена обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым, который, обращаясь в 1885 году к Императору, призывал его «упразднить учреждение, которое… привело к извращению существенных целей правосудия» и «предоставить казенному интересу достаточное ограждение в самих формах производства».[146]
Примечательно, что Победоносцевым был обозначен главный фактор противодействия суду присяжных – казенный интерес. Представляется, что его принципиальная несовместимость с принципами действия и общественным предназначением суда присяжных имеет вневременной, постоянный характер, что подтверждается опытом и прошлых веков, и новейшего времени. Так, по замечанию С. А. Пашина: «Расправная судебная практика и обслуживающая режим юридическая доктрина всегда стремились выхолостить гуманистическую природу суда присяжных и превратить его в плоский довесок казенной судебной машины, а присяжных – в подручных коронного судьи».[147]
Сложившиеся за последнюю четверть века полярные точки зрения в отношении суда присяжных по своим основаниям в целом повторяют структуру позиций сторонников и ненавистников этого института в Российской Империи. Однако противостояние вокруг него протекает иначе. Судебная реформа Императора Александра II сопровождалась масштабным обновлением кадрового состава судебной системы, возможно, поэтому инертность правосознания, сформированного предшествующим опытом судей, не была таким значимым фактором сопротивления реформе, как в 1990-е гг. ХХ века. Тогда подспудное неприятие нововведений судьями, «впитавшими» советские навыки и представления о технологиях судопроизводства, явилось существенной помехой в воплощении в жизнь многих из продекларированных законодательно принципов и институтов. С противодействием носителей закосневшего правосознания и «казенного интереса» столкнулся и суд присяжных. Это противодействие было направлено на решение нескольких задач, среди которых С. А. Пашин выделяет следующие: «профанировать саму форму суда присяжных; воспрепятствовать коллегии присяжных заседателей вынести разумный вердикт и свободно выразить достигнутое ими внутреннее убеждение; добиться отмены неугодного вердикта (и основанного на нем приговора), в том числе – и для внедрения в сознание судей и других юристов представлений и техник, обессмысливающих участие граждан в отправлении правосудия».[148] Приемы решения этих задач разнообразны. Они включают в себя и такие, как, например «оперативное сопровождение процессов» - внедрение в коллегию присяжных негласного сотрудника правоохранительных органов. В случае же, если агент все же не справляется с подчинением остальных присяжных своему влиянию, оправдательный приговор отменяется ввиду «внезапного» обнаружения в составе коллегии, рассматривавшей дело, полицейского агента. Такой изощренный способ осуществления «правосудия», очевидно, граничит с цинизмом. Манипуляциям, искажающим смысл и цели суда присяжных, подвержены практически все этапы и элементы процесса.
Также, по мнению С. А. Пашина, источником проблем для суда присяжных может выступать и пассивность населения, «отчужденного в своем подавляющем большинстве от общественной жизни и правосудия».[149] Он констатирует, что для большинства населения суд присяжных не стал значимым фактором жизни, а доля явившихся по приглашению кандидатов в присяжные снизилась с 92% в 1994 г. до 6-7% в 2006 г. Среди возможных мер по преодолению этой негативной тенденции могут быть: поощрение работодателей, отпускающих присяжных в суд, восстановление административной ответственности за неявку без уважительных причин, своевременная выплата присяжным вознаграждения, надлежащая информационная работа среди населения.
С начала возрождения в Российской Федерации этой формы судопроизводства около 20 процентов обвиняемых ежегодно заявляют ходатайства о рассмотрении их дел с участием присяжных заседателей.[150] Однако доля дел, рассмотренных присяжными, в их общем количестве исчезающе мала – около 0,05% уголовных дел, поступающих ежегодно на рассмотрение в суды по первой инстанции.[151] При этом, например, Верховным Судом не было рассмотрено с участием присяжных ни одного дела с момента возрождения этой формы судопроизводства. Тревожной тенденцией является и непропорционально большой процент отменяемых судами вышестоящих инстанций оправдательных приговоров, постановленных на основании вердиктов присяжных. Оправдательные приговоры отменяются в 3-4 раза чаще обвинительных, иногда – многократно, часто – по надуманным мотивам.[152]
В настоящее время предпринимаются новые инициативы по реформированию суда присяжных. Проект поправок в законодательные акты, регулирующие его деятельность, был внесен в нижнюю палату парламента Президентом РФ Владимиром Путиным в марте 2016 года, и 20 апреля был принят в первом чтении. Глава государства предложил расширить судопроизводство с участием присяжных заседателей на районные и военные суды. В районных судах и равных им федеральных судах общей юрисдикции состав коллегии предлагается установить уменьшенным – в числе шести присяжных заседателей. Одновременно законопроект предполагает сокращение коллегий присяжных и в судах субъектов и равных им - с двенадцати до восьми человек.[153] Целью пересмотра количества присяжных в коллегиях в сторону уменьшения заявлено упрощение и ускорение процедуры отбора присяжных для каждого конкретного дела. В финансово-экономическом обосновании к проекту указано, что его принятие не потребует дополнительных расходов из государственного бюджета. Однако с учетом того факта, что на организацию деятельности судов присяжных на уровне субъектов понадобились весьма значительные ресурсы, как денежные, так и временные, эти выводы могут потребовать существенной корректировки по ходу реализации задуманного. Более того, Т. Г. Морщакова указывает на возможный ущерб в функциональной ценности самого института в результате уменьшения коллегий: «…Психологические исследования показывают, что уменьшение числа присяжных с 12 до 8 существенно сокращает объем их коллективной памяти и не позволяет им воспринять то, что было продемонстрировано в ходе исследования доказательств, а значит, и вывод будет не такой надежный, как при другом числе присяжных».[154] Компетенцию суда присяжных предлагается расширить также на дела об убийствах без квалифицирующих признаков и о смертельно тяжком вреде здоровью. По оценке С. А. Пашина, новые составы дадут прибавку лишь около 700 дел в год, рассматриваемых с участием присяжных, а потому «эти предложения никакого кардинального значения иметь не могут, но являются просто подачкой общественному мнению. Лишь массовое производство в суде присяжных может дать… искомые эффекты».[155] Кроме того, предлагаемые поправки значительно урезают права сторон по отбору присяжных, по сравнению с закрепленными за ними сейчас. Это также, согласно модели С. А. Насонова, может снизить общую эффективность института присяжных. Сложные модели комплектования коллегий являются не прихотью, а необходимым средством достижения принципиальных целей института в целом. Чрезмерное же упрощение деталей способно привести к выхолащиванию заложенных на идейном уровне установок, обеспечивающих общее смысловое единство деятельности того или иного учреждения. И без реформ рутинные практики способны постепенно превращать те или иные действия в механические обряды, подменяя их первоначальный смысл. А силы, происходящие из корпоративных или ведомственных интересов, могут и непосредственно влиять на складывающиеся практики, чему может послужить примером не регламентированное законом, однако все же применяющееся «оперативное сопровождение процессов». За этим словосочетанием скрывается оперативная деятельность сотрудников силовых ведомств по оказанию негласного воздействия на формирование и деятельность коллегий присяжных, как правило, по тем делам, где имеется интерес соответствующих ведомств. Очевидно, что такое воздействие противоречит самой природе суда народных представителей как суда совести. В связи с этим представляется необходимым разработать меры защиты присяжных от посторонних влияний и законодательно запретить подобные практики.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На сегодняшний день суд присяжных сталкивается со значительным числом проблем, препятствующим его полноценному развитию. Будучи задуман реформаторами в качестве «прививки» новых принципов российскому юридическому сообществу, он пока не смог переломить правосознание критической массы правоприменителей. Напротив, происходящее в последние десятилетия напоминает отторжение суда присяжных, с его сложными практиками и незнакомыми принципами, не желающей меняться под его воздействием закосневшей средой. Это проявляется в различных формах. Одной из важнейших практических проблем современного суда присяжных является высокий процент отмен судами вышестоящих инстанций приговоров, постановленных на основании оправдательных вердиктов присяжных, причем часто – по надуманным основаниям. Способ ее решения предложен С. А. Пашиным, который считает необходимым запретить такие отмены «под каким бы то ни было предлогом, кроме фундаментального дефекта процедуры», и одновременно «изменить ведомственную оценку таких оправдательных приговоров»[156], не взыскивая за них ни с судьи, ни с прокурора, ни со следователя. Кроме того, сформировавшаяся к настоящему времени модель судебного следствия достаточно сильно повысила полномочия профессионального судьи, нивелировав значимость присяжных заседателей. Особенно возросшие полномочия «коронного элемента суда» по контролю над сведениями, допускаемыми к оглашению в присутствии присяжных, заметны на фоне норм Устава уголовного судопроизводства, утверждавших высокий уровень доверия к присяжным заседателям. Так, в ходе допроса участников процесса теперь фактически именно судья решает, что станет известно присяжным по тому или иному факту.
С. А. Пашин предлагает «изменить процессуальный закон таким образом, чтобы приблизиться к ранним предложениям реформаторов».[157] Это предложение представляется справедливым, особенно имея в виду мысль С. А. Насонова о взаимосвязи эффективности модели суда присяжных с ее близостью к той или иной теоретической основе. Действительно, изменяясь под воздействием многих факторов среды, претерпевая различные корректировки, которые, накапливаясь, дают кумулятивный эффект – прогрессивные реформы неизбежно теряют свою связь с идеями, лежащими в их основе. Необходимо учитывать известные препятствия, лежащие на пути успешной работы суда присяжных, такие, как «казенный интерес», упомянутый К. П. Победоносцевым, инертность и косность правосознания представителей «юридической касты», пассивность населения в отсутствие надлежащей просветительской и популяризаторской работы. Для преодоления этих и других препятствий важно, как минимум, иметь в виду возможные способы их нейтрализации, по возможности - закладывать при планировании ресурсы и инструменты для этого.
Анализ особенностей модели, установленной Судебными Уставами 1864 года, также важен для поиска путей оптимизации производства в современном российском суде присяжных. Некоторые прогрессивные изменения, например, могут быть напрямую заимствованы из дореволюционного законодательства. Так, чтобы избежать манипуляций с искусственным подбором кандидатов в присяжные заседатели (включением в них разного рода «мертвых душ», оперативных сотрудников и т. д.) могла бы оказаться полезной имевшая место в прошлом практика случайной выборки из общего списка в присутствии сторон.
Модель судебного следствия в суде присяжных также может быть существенно улучшена с помощью изменений, заимствованных из норм дореволюционного законодательства, среди которых можно назвать:
- возвращение присяжным права задавать вопросы допрашиваемым лицам;
- возвращение сторонам права критиковать и оспаривать перед присяжными достоверность представленных доказательств;
- ограничение или запрет на оглашение показаний подсудимого, полученных на предварительном следствии, если в судебном заседании он их отрицает;
- ограничение использования в процессе письменных показаний свидетелей, не явившихся в суд, в том числе «секретных» свидетелей;
- усиление состязательности в области проведения судебной экспертизы путем предоставления сторонам равного права ходатайствовать о привлечении экспертов;
- возвращение стороне защиты права на предоставление сведений, положительно характеризующих личность подсудимого.
Кроме того, представляется существенно важным законодательно закрепить невозможность отмены приговоров, вынесенных на основании оправдательных вердиктов присяжных, за исключением случаев фундаментальных нарушений права, имевших место при рассмотрении дела, закрепив при этом также исчерпывающий перечень этих фундаментальных нарушений.
Завершить работу хотелось бы следующей цитатой: «До сих пор суд присяжных встраивался в систему уголовного судопроизводства и претерпевал ее деформирующее влияние, страдал от ее несовершенств. Теперь нужно, чтобы система преобразовывалась в соответствии с потребностями демократического правосудия, воплощением которого является суд равных».[158]
БИБЛИОГРАФИЯ
Нормативно-правовые акты:
- Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 N 6-ФКЗ, от 30.12.2008 N 7-ФКЗ, от 05.02.2014 N 2-ФКЗ, от 21.07.2014 N 11-ФКЗ). Официальный текст Конституции РФ с внесенными поправками от 21.07.2014 опубликован на Официальном интернет-портале правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 01.08.2014, в "Собрании законодательства РФ", 04.08.2014, N 31, ст. 4398. Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=2875
- Федеральный конституционный закон от 31.12.1996 N 1-ФКЗ (ред. от 05.02.2014) "О судебной системе Российской Федерации". (Первоначальный текст документа опубликован в изданиях "Российская газета", N 3, 06.01.1997, "Собрание законодательства РФ", 06.01.1997, N 1, ст. 1.) Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=158706
- Федеральный конституционный закон от 07.02.2011 N 1-ФКЗ (ред. от 21.07.2014) "О судах общей юрисдикции в Российской Федерации". (Первоначальный текст документа опубликован в изданиях "Российская газета", N 29, 11.02.2011, "Собрание законодательства РФ", 14.02.2011, N 7, ст. 898, "Парламентская газета", N 8, 18-24.02.2011.) Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=166122
- Федеральный закон от 31.05.2001 N 73-ФЗ (ред. от 08.03.2015) "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" (Первоначальный текст документа опубликован в изданиях "Парламентская газета", N 100, 02.06.2001, "Собрание законодательства РФ", 04.06.2001, N 23, ст. 2291,"Российская газета", N 106, 05.06.2001.) Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=176337
- Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 №174-ФЗ (ред. от 01.05.2016; в данном виде документ опубликован не был. Первоначальный текст документа опубликован в изданиях: "Парламентская газета", N 241-242, 22.12.2001, "Российская газета", N 249, 22.12.2001, "Собрание законодательства РФ", 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921, "Ведомости Федерального Собрания РФ", 01.01.2002, N 1, ст. 1). Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_34481/
- Федеральный закон от 31.05.2002 N 63-ФЗ (ред. от 13.07.2015) "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации". (Первоначальный текст документа опубликован в изданиях "Парламентская газета", N 104, 05.06.2002, "Российская газета", N 100, 05.06.2002, "Собрание законодательства РФ", 10.06.2002, N 23, ст. 2102.) Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=183241
- Федеральный закон от 20.08.2004 N 113-ФЗ (ред. от 29.12.2010) "О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации". (Первоначальный текст документа опубликован в изданиях "Собрание законодательства РФ", 23.08.2004, N 34, ст. 3528, "Парламентская газета", N 155-156, 25.08.2004, "Российская газета", N 182, 25.08.2004.) Текст документа размещен в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступен по адресу: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=133781
- Устав уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. (издание: Судебные Уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны. СПб.: Издание Государственной Канцелярии, 1866. Репринт издания размещен по адресу: http://civil.consultant.ru/sudeb_ustav/ )
Судебная практика:
- Постановление Конституционного Суда РФ от 02.02.1999 N 3-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года "О порядке введения в действие Закона Российской Федерации "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно - процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях" в связи с запросом Московского городского суда и жалобами ряда граждан" (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (в ред. Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 №59) (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 19 апреля 2010 г. №8-П "По делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части второй статьи 30 и части второй статьи 325 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан Р. Р. Зайнагутдинова, Р. В. Кудаева, Ф. Р. Файзулина, А. Д. Хасанова, А. И. Шаваева и запросом Свердловского областного суда". Российская газета - Федеральный выпуск №5177 (98). Материал размещен по адресу: http://rg.ru/2010/05/07/upk-konst-dok.html (дата обращения 05.05.2016 г.)
- Кассационное Определение Верховного Суда РФ от 31.05.2010 №41-О10-47сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Кассационное Определение Верховного Суда РФ от 19.12.2011 г. №5-о11–266сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Кассационное Определение Верховного Суда РФ от 19.12.2012 г. №46-О12-60сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Постановление ЕСПЧ от 27.03.2014 г. по жалобе №58428/10 (Дело «Матицына против Российской Федерации») (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Апелляционное Определение Верховного Суда РФ от 31.11.2014 г. №33-АПУ14-24сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации №4 (2015) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 23.12.2015) (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
- Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 25 февраля 2016 г. №6-П "По делу о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки А. С. Лымарь." Российская газета - Федеральный выпуск №6919 (51). Материал размещен по адресу: http://rg.ru/2016/03/11/postanovlenie-dok.html (дата обращения 16.04.2016 г.)
Научная литература:
- Алексеева Л. Б. Судебное следствие. Прения сторон. Возвращение дела на дополнительное расследование со стадии судебного разбирательства.//Рассмотрение дел судом присяжных. Варшава: БДИПЧ ОБСЕ, 1997.
- Арсеньев К. К. Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия. СПб.: Тип. В. Демакова, 1870. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных.//Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698.
- Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1896. Репринт издания размещен по адресу jurytrial.ru
- Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Главы 33–56. Постатейный научно-практический комментарий / Е. К. Антонович, П. В. Волосюк, Л. А. Воскобитова и др.; отв. ред. Л. А. Воскобитова. М.: Редакция «Российской газеты», 2015. Вып. V — VI.
- Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно: Типография губернского правления, 1894. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Закревский И. П. Еще о суде присяжных. СПб.: Типография П. П. Сойкина, 1896. Репринт издания размещен по адресу jurytrial.ru
- Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики).//Профессиональная этика юриста./Под общ. ред. А. Г. Маслеева. Екатеринбург, 2004.
- Ляхов Ю. А. Судебное следствие в суде присяжных.//Состязательное правосудие. Вып. 1. Ч. 1. М.: Международный комитет содействия правовой реформе, 1996.
- Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001.
- Насонов С. А. Модель производства в суде присяжных по Уставу уголовного судопроизводства России 1864 года.//Право: история, теория, практика. Материалы II международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, июль 2013 г.). СПб.: Реноме, 2013. С. 96-109.
- Насонов С. А. Актуальные проблемы судебного следствия в суде присяжных и подходы к их разрешению.//Актуальные проблемы российского права. №7 от 2014 г. С. 146-147.
- Никонов М. А. Объективная истина в УПК РФ в контексте правовых позиций Конституционного Суда.//Уголовный процесс. 2014 г. №7. С. 22.
- Концепция судебной реформы в Российской Федерации./ Б. А. Золотухин, С. Е. Вицин, А. М. Ларин, И. Б. Михайловская, Т. Г. Морщакова, Р. В. Назаров, С. А. Пашин, И. Л. Петрухин, Ю. И. Стецовский; Сост. С. А. Пашин. М.: Республика, 1992.
- Пашин С. А. Состязательный уголовный процесс. М., Р.Валент, 2006.
- Пашин С. А. Становление правосудия. М., Р.Валент, 2011.
- Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
- Пашин С. А. Устои суда присяжных и потребности судебной реформы. Материал размещен по адресу: https://pravo.hse.ru/news/178262120.html (дата обращения 18.05.2016 г.)
- Прохоров Л. А., Прохорова М. Л. Учет общих начал назначения наказания присяжными заседателями при вынесении вердикта о снисхождении: коллизии уголовного и уголовно-процессуального законодательства.// Российский следователь. №10 от 2014 г. С. 19-22.
- Случевский В. К. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство - судопроизводство. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1913. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Спасович В. Д. За много лет. СПб.: Сущинский, 1872. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Стефановский Д. Н. О пределах исследования в уголовном процессе. Очерк теории относимости доказательств. Ярославль: Типолитография Э. Г. Фальк, 1894. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Терновский Н. А. Юридические основания к суждению о силе доказательств и мысли из речей Председательствующего по уголовным делам. Тула: Типография В. Н. Соколова, 1901. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Трубачева Е. Л. Порядок исследования доказательств государственным обвинителем и защитником в суде с участием присяжных заседателей. //Молодой ученый. 2014. №17. С. 406-408.
- Хамраева В. Госдума запустила реформу суда присяжных. Материал размещен по адресу: http://pravo.ru/review/view/128342/ (дата обращения 10.05.2016 г.)
- Чебышев-Дмитриев А. П. Русское уголовное судопроизводство по судебным уставам 20 ноября 1864 года. СПб.: Воен. тип., 1875. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
- Щегловитов И. Г. Судебные Уставы императора Александра Второго с законодательными мотивами и разъяснениями: Устав уголовного судопроизводства. СПб.: 1887. Репринт издания размещен по адресу: jurytrial.ru
[1] См. об этом: Алексеева Л. Б. Судебное следствие. Прения сторон. Возвращение дела на дополнительное расследование со стадии судебного разбирательства.//Рассмотрение дел судом присяжных. Варшава: БДИПЧ ОБСЕ, 1997. С. 125-158.
[2] Ляхов Ю. А. Судебное следствие в суде присяжных.//Состязательное правосудие. Вып. 1. Ч. 1. М.: Международный комитет содействия правовой реформе, 1996. С. 63–64.
[3] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 44.
[4] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 45
[5] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 48.
[6] Там же.
[7] Случевский В. К. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство - судопроизводство. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1913. С. 553. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[8] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 17
[9] Мизулина Е. Б. Независимость суда еще не есть гарантия правосудия.// Государство и право. 1992. № 4. С. 59. Цит. по: Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 27
[10] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 29
[11] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 15
[12] Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики).//Профессиональная этика юриста./Под общ. ред. А. Г. Маслеева. Екатеринбург, 2004. С. 79.
[13] Терновский Н. А. Юридические основания к суждению о силе доказательств и мысли из речей Председательствующего по уголовным делам. Тула: Типография В. Н. Соколова, 1901. С. 45.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[14] Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики).//Профессиональная этика юриста./Под общ. ред. А. Г. Маслеева. Екатеринбург, 2004. С. 82.
[15] Стефановский Д. Н. О пределах исследования в уголовном процессе. Очерк теории относимости доказательств. Ярославль: Типолитография Э. Г. Фальк, 1894. С. 2. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[16] Кони А. Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики).//Профессиональная этика юриста./Под общ. ред. А. Г. Маслеева. Екатеринбург, 2004. С. 88.
[17] Концепция судебной реформы в Российской Федерации / Б.А.Золотухин, С.Е.Вицин, А.М.Ларин, И.Б.Михайловская, Т.Г.Морщакова, Р.В.Назаров, С.А.Пашин, И.Л.Петрухин, Ю.И.Стецовский; Сост. С.А.Пашин. М.: Республика, 1992. С. 81.
[18]Здесь и далее - нормы Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации от 18.12.2001 №174-ФЗ (ред. от 01.05.2016; в данном виде документ опубликован не был. Первоначальный текст документа опубликован в изданиях: "Парламентская газета", N 241-242, 22.12.2001, "Российская газета", N 249, 22.12.2001, "Собрание законодательства РФ", 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921, "Ведомости Федерального Собрания РФ", 01.01.2002, N 1, ст. 1) приведены на основании текста, размещенного в информационно-справочной системе «Консультант +» и доступного по адресу: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_34481/
[19] См.: Апелляционное Определение Верховного Суда Российской Федерации от 31.11.2014 г. №33-АПУ14-24сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[20] Апелляционное Определение Верховного Суда Российской Федерации от 31.11.2014 г. №33-АПУ14-24сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[21] Цит по.: Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 19
[22] Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1896. С. 163-164. Репринт издания размещен по адресу www.jurytrial.ru.
[23] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 196. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[24] Интервью с С. А. Пашиным.//Журнальный клуб Интелрос. Неприкосновенный запас, 2015. №1. Материал размещен по адресу: http://www.intelros.ru/readroom/nz/nz1-2015/26636-v-sude-prisyazhnyh-prokuroru-prihoditsya-dokazyvat-ne-tolko-to-chto-on-prokuror-no-i-to-chto-podsudimyy-vinoven.html (Дата обращения - 15.05.2016 г.)
[25] Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1896. С. 290. Репринт издания размещен по адресу www.jurytrial.ru.
[26] Закревский И. П. Еще о суде присяжных. СПб.: Типография П. П. Сойкина, 1896. С.8. Репринт издания размещен по адресу www.jurytrial.ru
[27] Цит. по: Пашин С. А. Устои суда присяжных и потребности судебной реформы. Материал размещен по адресу: https://pravo.hse.ru/news/178262120.html (дата обращения 18.05.2016 г.)
[28] Цит. по: Насонов С. А. Модель производства в суде присяжных по Уставу уголовного судопроизводства России 1864 года.//Право: история, теория, практика. Материалы II международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, июль 2013 г.). СПб.: Реноме, 2013. С. 96-109.
[29] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 269. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[30] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 272. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[31] Цит. по: Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 87.
[32] Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных.//Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698.
[33] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 270.
[34] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[35] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. С. 35
[36] Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 243.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[37] Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 245.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[38] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 263.
[39] Насонов С. А. Актуальные проблемы судебного следствия в суде присяжных и подходы к их разрешению.//Актуальные проблемы российского права. №7 от 2014 г. С. 146-147.
[40] Цит. по: Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 271.
[41] Щегловитов И. Г. Судебные Уставы императора Александра Второго с законодательными мотивами и разъяснениями: Устав уголовного судопроизводства. СПб.: 1887. С. 134. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[42] Насонов С. А. Модель производства в суде присяжных по Уставу уголовного судопроизводства России 1864 года.//Право: история, теория, практика. Материалы II международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, июль 2013 г.). СПб.: Реноме, 2013. С. 96-109.
[43] Арсеньев К. К. Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия. СПб.: Тип. В. Демакова, 1870. С. 74. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[44] Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно: Типография губернского правления, 1894. С. 68. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[45] Прохоров Л. А., Прохорова М. Л. Учет общих начал назначения наказания присяжными заседателями при вынесении вердикта о снисхождении: коллизии уголовного и уголовно-процессуального законодательства.// Российский следователь. №10 от 2014 г. С. 19-22.
[46] Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных.//Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698.
[47] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 277.
[48] Спасович В. Д. За много лет. СПб.: Сущинский, 1872. С. 45. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[49] Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных. // Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698.
[50] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 92.
[51] Пашин С. А. Состязательный уголовный процесс. М., Р.Валент, 2006. С. 32.
[52] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 94. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[53] Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 230. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[54] Никонов М. А. Объективная истина в УПК РФ в контексте правовых позиций Конституционного Суда.//Уголовный процесс. 2014 г. №7. С. 22.
[55] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[56] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[57] Там же.
[58] Здесь и далее – нормы Устава уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. приведены по изданию: Судебные Уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны. СПб.: Издание Государственной Канцелярии, 1866. Репринт издания размещен по адресу: http://civil.consultant.ru/sudeb_ustav/
[59] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 238.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[60] Трубачева Е. Л. Порядок исследования доказательств государственным обвинителем и защитником в суде с участием присяжных заседателей. //Молодой ученый. 2014. №17. С. 406-408.
[61] См.: Кассационное определение Верховного Суда РФ от 19.12.2011 г. №5-о11–266сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[62] См.: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 166. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[63] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 156. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[64] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 464. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[65] Там же.
[66] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 466. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[67] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 360. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[68] Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. – Харьков, Университетская типография, 1873. С. 229.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[69] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[70] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 185. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[71] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 176. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[72] Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 191. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[73] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 190. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[74] См.: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 184. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[75] См.: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 192.;
Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 186.
Репринты изданий размещены по адресу: www.jurytrial.ru
[76] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 188.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[77] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 188.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[78] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 217. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[79] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 230. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[80] Кассационное Решение Правительствующего Сената №535 от 1869 г. (по делу Короткова). Цит. по: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 242. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[81] Терновский Н. А. Юридические основания к суждению о силе доказательств и мысли из речей Председательствующего по уголовным делам. Тула: Типография В. Н. Соколова, 1901. С. 45. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[82] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 251.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[83] Чебышев-Дмитриев А. П. Русское уголовное судопроизводство по судебным уставам 20 ноября 1864 года. СПб.: Воен. тип., 1875. С 58. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[84] Кассационное Решение Правительствующего Сената №147 от 1870 г. по делу Васильева. Цит. по: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 252. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[85] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 266.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[86] Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
[87] Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Главы 33–56. Постатейный научно-практический комментарий / Е. К. Антонович, П. В. Волосюк, Л. А. Воскобитова и др.; отв. ред. Л. А. Воскобитова. М.: Редакция «Российской газеты», 2015. Вып. V — VI. С. 715.
[88] Кассационное Определение Верховного Суда РФ от 19.12.2012 №46-О12-60сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[89] Арутюнян Г. С., Еремина И. С. Судебное следствие и проблемы принципа состязательности и оценки доказательств в суде присяжных. // Молодой ученый. №24 от 2015 г. С. 695-698.
[90] См.: Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 474. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[91] Там же, с. 475.
[92] Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно, Типография губернского правления, 1894. С. 104.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[93] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[94] С. А. Пашин. Заключение на проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей».
[95] См.: Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 272.
[96] Постановление ЕСПЧ от 27.03.2014 г. по жалобе №58428/10 (Дело «Матицына против Российской Федерации»), п. 207 (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[97] См.: Определение Верховного Суда РФ от 31.05.2010 №41-О10-47сп (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[98] Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации №4 (2015) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 23.12.2015) (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[99] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 273.
[100] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 303. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[101] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 273. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[102] Цит. по: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 210-211. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[103] См.: Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 199. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[104] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 206. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[105] Кассационное Решение Правительствующего Сената №499 от 1868 г. (по делу Брайленко). Цит. по: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 276. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[106] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 202. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[107] Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 202. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[108] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 302. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[109] Цит. по. Владимиров Л. Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. Харьков: Университетская типография, 1873. С. 203. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[110] Цит. по: Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 271.
[111] Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
[112] См.: Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 276. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[113] Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно, Типография губернского правления, 1894. С. 18.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[114] Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно, Типография губернского правления, 1894. С. 40.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[115] Гогель С. К. Суд присяжных и экспертиза в России. Ковно, Типография губернского правления, 1894. С. 44-45.
Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[116] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 208. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[117] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 213. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[118] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 215. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[119] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 327. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[120] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 328. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[121] Тимофеев Н. Л. Суд присяжных в России. Судебные очерки. М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1881. С. 248. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[122] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 330. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[123] Арсеньев К. К. Судебное следствие. Сборник практических заметок. СПб.: Тип. В. Демакова, 1871. С. 329. Репринт издания размещен по адресу: www.jurytrial.ru
[124] Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
[125] Концепция судебной реформы в Российской Федерации./Б.А.Золотухин, С.Е.Вицин, А.М.Ларин, И.Б.Михайловская, Т.Г.Морщакова, Р.В.Назаров, С.А.Пашин, И.Л.Петрухин, Ю.И.Стецовский; Сост. С.А.Пашин. М.: Республика, 1992. С. 81.
[126] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 11.
[127] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 14.
[128] Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
[129] Насонов С. А. Судебное следствие в суде присяжных: законодательство, теория, практика. Научно-практическое пособие. М.: Р. Валент, 2001. С. 17.
[130] См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 02.02.1999 N 3-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года "О порядке введения в действие Закона Российской Федерации "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно - процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях" в связи с запросом Московского городского суда и жалобами ряда граждан"(текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[131] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 268.
[132] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 49.
[133] Пашин С. А. Становление правосудия. М.: Р.Валент, 2011. С. 21.
[134] Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
[135] См.: Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. Москва, печатня А. И. Снегиревой, 1896. С. 49. Репринт издания размещен по адресу www.jurytrial.ru
[136] Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. Москва, печатня А. И. Снегиревой, 1896. С. 284. Репринт издания размещен по адресу www.jurytrial.ru
[137] Бобрищев-Пушкин А. М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. Москва, печатня А. И. Снегиревой, 1896. С. 286. Репринт издания размещен по адресу www.jurytrial.ru
[138] Насонов С. А. Модель производства в суде присяжных по Уставу уголовного судопроизводства России 1864 года.//Право: история, теория, практика. Материалы II международной научной конференции (г. Санкт-Петербург, июль 2013 г.). СПб.: Реноме, 2013. С. 96-109.
[139] Пашин С. А. История суда присяжных в постсоветской России. (Материал подготовлен на основе лекций, прочитанных С. А. Пашиным в 2009 г. на семинаре «Журналисты и суд присяжных», организованном Фондом Защиты гласности.)//Журнал «Индекс. Досье на цензуру», № 30/2009. Материал размещен по адресу: http://index.org.ru/journal/30/02-pashin.html (дата обращения 17.05.2016 г.)
[140] Пашин С. А. Устои суда присяжных и потребности судебной реформы. Материал размещен по адресу: https://pravo.hse.ru/news/178262120.html (дата обращения 18.05.2016 г.)
[141] Пашин С. А. Становление правосудия. М.: Р.Валент, 2011. С. 270.
[142] Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 19 апреля 2010 г. №8-П "По делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части второй статьи 30 и части второй статьи 325 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан Р.Р. Зайнагутдинова, Р.В. Кудаева, Ф.Р. Файзулина, А.Д. Хасанова, А.И. Шаваева и запросом Свердловского областного суда". Российская газета - Федеральный выпуск №5177 (98). Материал размещен по адресу: http://rg.ru/2010/05/07/upk-konst-dok.html (дата обращения 05.05.2016 г.)
[143] Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 25 февраля 2016 г. №6-П "По делу о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки А. С. Лымарь." Российская газета - Федеральный выпуск №6919 (51). Материал размещен по адресу: http://rg.ru/2016/03/11/postanovlenie-dok.html (дата обращения 16.04.2016 г.)
[144] Пашин С. А. Устои суда присяжных и потребности судебной реформы. Материал размещен по адресу: https://pravo.hse.ru/news/178262120.html (дата обращения 18.05.2016 г.)
[145] Кони А. Ф. Присяжные заседатели// Суд присяжных в России: Громкие уголовные процессы 1864-1917 гг./Сост. С. М. Казанцев. – Л.: Лениздат, 1991. – С. 72, 88. Цит. по: Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 269.
[146] Цит. по: Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 270.
[147] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 283.
[148] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 260.
[149] Пашин С. А. Состязательный уголовный процесс. Москва, Р.Валент, 2006. С. 29
[150] Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. №23 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» (текст размещен в информационно-справочной системе «Консультант +»).
[151] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 257.
[152] Пашин С. А. Становление правосудия. Москва, Р.Валент, 2011. С. 258.
[153] Хамраева В. Госдума запустила реформу суда присяжных. Материал размещен по адресу: http://pravo.ru/review/view/128342/ (дата обращения 10.05.2016 г.)
[154] Там же.
[155] Пашин С. А. Устои суда присяжных и потребности судебной реформы. Материал размещен по адресу: https://pravo.hse.ru/news/178262120.html (дата обращения 18.05.2016 г.)
[156] Пашин С. А. Становление правосудия. М.: Р.Валент, 2011. С. 280.
[157] Пашин С. А. Становление правосудия. М.: Р.Валент, 2011. С. 268.
[158] Пашин С. А. Устои суда присяжных и потребности судебной реформы. Материал размещен по адресу: https://pravo.hse.ru/news/178262120.html (дата обращения 18.05.2016 г.)
