Добросовестность в гражданском праве

Оглавление

Введение

Глава 1. Теоретические аспекты понятия «добросовестность»

1.1 Развитие категории «добросовестность» в науке

1.2 Определение понятия «добросовестности»

Глава 2. Гражданско-правовая природа понятия «добросовестность»

2.1 Соотношение понятий «добросовестность» и «недобросовестность»

2.2 Презумпция добросовестности

Заключение

Список литературы

Введение

Добросовестность (добрая совесть) как правовое понятие начинает свою эволюцию вместе с развитием самого права и встречается в самых ранних его памятниках. В отечественном гражданском праве заметными вехами в этой области стали Русская Правда и Свод законов Российской империи. Однако планомерная и последовательная эволюция понятия добросовестности, как и многих других частноправовых категорий и институтов, была прервана в советский период. Только в конце XX в. отказ отечественной юриспруденции от советских принципов и, как следствие, признание частноправовой природы гражданского права повлекли за собой возобновление исследований в данной области. Первым шагом в этом направлении стали активные разработки оценочных категорий цивилистики, в том числе категории добросовестности.

Область применения доброй совести включает такие фундаментальные институты, как аналогия права, виндикация, приобретательная давность, недобросовестная конкуренция и др. Отсутствие легальной дефиниции и общепризнанного доктринального понимания указанной категории привели к тому, что в большинстве случаев ее значение определяется наукой противоречиво или не определяется вовсе. Среди отдельных проблемных вопросов, связанных с добросовестностью, могут быть названы такие, как отсутствие ее единой трактовки в институте приобретательной давности, нерешенность вопроса о признании ее критерием злоупотребления правом, неопределенность значения и сферы применения презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений и др. Результатом указанных проблем является непоследовательное и нечеткое применение понятия добросовестности на практике.

Общепризнанная концепция доброй совести, необходимая для ее четкого понимания и применения, в цивилистике отсутствует. Во многом не осмыслена, не обоснована и не прослежена на примере разнообразных законодательных положений существующая в российском гражданском праве многозначность понятия добросовестности. Теоретически не объяснены причины, цели и логика использования законодателем исследуемого понятия.

В дореволюционный период исследование понятия добросовестности было проведено И. Б. Новицким. В советское время указанное понятие получало разработку преимущественно в свете института виндикации, являвшегося единственным случаем его законодательного использования. Значительный вклад в этой области был внесен Б. Б. Черепахиным.

Осмысление понятия добросовестности в российском гражданском праве также протекает во многом именно через призму отдельных институтов: виндикации, приобретательной давности, злоупотребления правом и др. Самостоятельные его исследования стали проводиться учеными в последнее время. В этой связи нельзя не отметить вклад таких авторов, как В. А. Белов, Е. В. Богданов, Т. Ю. Дроздова, В. И. Емельянов, Д. Л. Кондратюк, С. А. Краснова, К. И. Скловский, А. А. Чукреев, Л. В. Щенникова.

Однако и при специальной разработке понятия добросовестности ученые в большинстве случаев ограничивают свои исследования каким-либо отдельным аспектом или упускают в них значительное число существенных вопросов. Так, преимущественно в субъективном смысле данное понятие рассматривают В. А. Белов, Е. В. Богданов, С. А. Краснова, В. И. Емельянов, К. И. Скловский; преимущественно как принцип гражданского права - Д. Л. Кондратюк, А. А. Чукреев. Особого внимания заслуживает диссертационное исследование Т. Ю. Дроздовой «Добросовестность в российском гражданском праве», являющееся одной из последних специальных работ в указанной области. Данное исследование носит обобщающий характер, однако и в нем не получает рассмотрения значительное число случаев применения понятия добросовестности; добрая совесть в объективном смысле расценивается исключительно как принцип гражданского права; в рамках института приобретательной давности наблюдается смешение объективного и субъективного смыслов исследуемого понятия и т. д.

Объектом исследования выступили общественные отношения, в которых проявляется действие понятия добросовестности.

Предметом исследования - понятие добросовестности в российском гражданском праве

Целью реферата является исследование концепции добросовестности в российском гражданском праве.

В соответствии с поставленной целью необходимо решить следующие задачи:

Изучить процесс развития категории «добросовестность» в науке.
Определить понятие «добросовестности».
Проанализировать гражданско-правовую природу понятия «добросовестность».

Глава 1. Теоретические аспекты понятия «добросовестность»

1.1 Развитие категории «добросовестность» в науке

Добросовестность как философская категория содержит понятия добра и совести. Добро является принципиально неопределяемым и в каждом конкретном обществе и в конкретную эпоху наполняется всем тем, что относится к хорошему. При этом общество, оценивая свои установки как добрые, прививает их в процессе социализации подавляющему большинству членов и за счет этого фундамента обеспечивает стабильность своего существования. Как следствие добро всегда воспринимается как воплощение положительного, а потому понятие добросовестности также должно рассматриваться в положительном ключе.

Совесть рассматривается как субъективное осознание добра, направляющее поведение индивида в верное русло вне зависимости от приходящегося на его долю общественного контроля. Особое значение придается здоровому характеру совести, позволяющему ей за счет должной внимательности давать правильные установки. Таким образом, понятие добросовестности, несущее на себе отпечаток категорий добра и совести, может быть охарактеризовано как адекватный внутренний регулятор поведения, являющийся социально ценным явлением.

Понятие добросовестности начинает свою эволюцию вместе с развитием самого права и может быть найдено в самых ранних его памятниках (документах периода Древней Индии, Древней Греции). Становление и развитие добросовестности как правового понятия связывается с правом Древнего Рима, в рамках которого складываются два его различных понимания: объективное (как обычая добропорядочных людей) и субъективное (как уверенности в управомоченности отчуждателя)[1].

Понятия добросовестности возникает также в правовых системах различных государств мира: Австралии, Великобритании, Германии, Канады, Нидерландов, США, Франции и др. Особое внимание стоит уделить опыту Англии, правовая система которой не признает общего действия добросовестности и реализует ее идеи исключительно через специальные законодательные предписания[2], обеспечивая тем самым необходимую для современного оборота предсказуемость правовых решений. Выдвинутый юридической наукой Австралии тезис о признании добросовестности принципом особой «зонтичной» конструкции (umbrella principle)[3], используемым в качестве основного начала, но реализуемым только через существующие правовые положения. Наконец, полезным для правовой системы Российской Федерации можно признать опыт Нидерландов по обозначению различными терминами объективного и субъективного смыслов понятия добросовестности.

В своем субъективном смысле исследуемое понятие добросовестности появилось в самых ранних памятниках отечественного права: Русской Правде, Своде законов Российской империи. И хотя ссылка на добрую совесть еще не могла противостоять виндикационному требованию, она позволяла защититься от обвинения в краже и снизить размер ответственности перед собственником.

В объективном смысле добросовестность проявлялась в деятельности «совестных судов», разрешавших отдельные категории дел на основе принципов человеколюбия, почтения к ближнему и т. п., а также в проекте Гражданского уложения. При этом подчеркивается, что указываемые доктриной в качестве непосредственных отражений принципа добросовестности положения о недействительности антисоциальной и кабальной сделок, а также о снижении размера неустойки судом, представляют собой частные законодательные предписания, предоставляющие суду четко очерченные возможности усмотрения.

В гражданском праве советского периода общего правового понятия добросовестности не существовало, а его единственной областью применения служил институт виндикации. Тем не менее, именно в данный период добросовестность стала одним из критериев ограничения виндикации и начала определяться с учетом как фактического («не знал»), так и конструктивного («не должен был знать») стандартов.

В современной науке гражданского права добросовестность традиционно рассматривается в рамках исследования отдельных проблем: виндикации, приобретательной давности, злоупотребления правом и др. Специальные исследования данного понятия получили распространение лишь в последнее время. Хотя большинство ученых положительно относится к использованию в праве данного понятия, общепризнанного понимания не сложилось ни по вопросу о целесообразности выработки определения доброй совести, ни в части признания ее принципом гражданского права, ни в области деления добросовестности на субъективную и объективную.

1.2 Определение понятия «добросовестности»

Легальное определение добросовестности в гражданском законодательстве отсутствует. В научной литературе о данной категории упоминается, как правило, в связи с отдельными проблемами - злоупотребления правами или виндикацией от добросовестного приобретателя вещи. Поэтому представляется необходимым выяснить, что же все-таки следует понимать под добросовестностью и какое значение имеет установленное в ст. 10 ГК РФ предположение о добросовестности участников гражданского оборота.

Прежде всего, следует отметить, что анализируемая категория не является изобретением российской юридической науки. Появление и дальнейшее ее развитие происходило в римском частном праве, проникнутом на раннем этапе развития строгим формализмом: действовало не то, что было желаемо, а то, что было сказано. С течением времени, наряду с использованием старых строгих договоров, появляются договоры "доброй совести" (obligationes bonae fidei), в которых содержалось определение истинного намерения сторон или обычаев делового оборота. Более того, bona fides учитывалась не только в обязательственных правоотношениях, но и при нарушении вещных прав, в частности, при выбытии вещи из обладания собственника добросовестность владельца влияла на определение объема его ответственности по виндикационному иску и на решение ряда других вопросов.

Однако и в римских источниках права не содержалось общего определения bona fides. Тем не менее, исходя из самого названия "добрая совесть", можно сделать вывод, что данный термин был связан прежде всего с субъективной стороной поведения, то есть характеризовал отношение лица к определенным действиям (заключению договора, приобретению имущества от несобственника). Более того, анализ Дигестов Юстиниана позволяет констатировать, что добросовестность означала, прежде всего, отсутствие умысла со стороны активно управомоченной стороны (истца по спорам из обязательств) либо ответчика (при виндикации вещи)[4]. В пользу данного факта свидетельствует появление в римском праве классического периода такого процессуального средства защиты интересов ответчика, как exceptio doli generalis, то есть возражения, которое в отличие от exceptio doli specialis не содержит в себе ссылки на dolus (обман), имевший место при возникновении сделки. Здесь же указывается, что истец теперь, вчиняя иск, действует вопреки нормам aequi iuris или вопреки bona fides[5]. Кроме того, учитывая, что к dolus классическими римскими юристами была приравнена culpa lata (грубая небрежность), можно заключить, что добросовестность в римском праве - это, с одной стороны, субъективный элемент поведения участника гражданского оборота, характеризующийся отсутствием умысла либо грубой небрежности, а с другой стороны, - некий общий, наряду со справедливостью, принцип частного права, позволявший римским юристам и преторам, применяя в конкретных ситуациях существующие в обществе представления о должном и недолжном, развивать и дополнять тем самым цивильное право[6].

Несмотря на то, что в современной Европе преторское право как специфическая правовая система исчезает, принципы справедливости и добросовестности получают новую жизнь в основных гражданских законах большинства зарубежных стран. Так, например, ст. 6 Французского гражданского кодекса (ФГК) предусматривает запрет на нарушение частными соглашениями законов, затрагивающих общественный порядок и добрые нравы, параграф 157 Германского гражданского уложения (ГГУ) указывает на необходимость толкования договора согласно требованиям доброй совести и обычаям делового оборота, а параграф 242 устанавливает обязанность должника исполнять действия добросовестно, в соответствии с обычаями гражданского оборота. На необходимость учета добросовестности указывают и нормативные акты в странах англосаксонской системы права, в частности, в ст. 1 - 203 Единообразного торгового кодекса (ЕТК) США предусматривается обязанность добросовестного поведения при исполнении обязательства. При этом под добросовестностью применительно к коммерсанту понимается фактическая честность и соблюдение им разумных коммерческих критериев честного ведения торговых дел, но какие критерии являются разумными и какое ведение торговых дел будет честным, в ЕТК не определяется.

Следствием такой многозначности категории добросовестности на нормативном уровне явились бесчисленные попытки ее определения в науке гражданского права, в том числе и российской. Так, определение добросовестности некоторыми немецкими цивилистами как не только возражения (exceptio) заинтересованного лица по факту установления действительного смысла заключенного договора, но и как возражения, касающегося недобросовестности контрагента в момент заключения договора, следствием которого может быть признание сделки недействительной, было подвергнуто критике российскими дореволюционными учеными. В частности, И.А. Покровский считал, что такое расширительное понимание добросовестности привело бы к полному судейскому контролю над всей областью гражданского оборота с точки зрения совершенно субъективных и произвольных представлений о "справедливости", "социальных идеалах" и т.д.[7]

Нужно отметить, что данная позиция автора во многом опиралась на положения действовавшего тогда Свода законов Российской империи: ст. 1538, 1539 связывали с доброй совестью именно толкование сделки, но не вопрос о ее действительности[8]. Тем не менее подобное ограничение сферы применения понятия "добрая совесть" наталкивается на два серьезных возражения: во-первых, в случае возникновения разногласий между сторонами договора конкретное содержание добросовестности применительно к данной сделке будет также определяться судом (ведь и в российском законодательстве не содержалось общего определения добросовестности); во-вторых, явное отсутствие добросовестного поведения лица при заключении сделки и непринятие данного факта во внимание только из-за боязни судейского произвола может оказаться большим злом, чем неправильная или произвольная оценка судьей данного факта.

Тем не менее в принятом в 1922 году ГК РСФСР также не появилось нормы, в которой содержалось бы определение добросовестности и указывалось на необходимость учета данной категории при реализации гражданских прав и обязанностей. Не появилась такая норма и в ГК РСФСР 1964 года (добросовестность учитывалась при истребовании имущества из чужого незаконного владения и как условие возмещения расходов лицом, совершившим сделку с лицом, не достигшим 15 лет). Следует также отметить, что избранная законодателем позиция нашла поддержку и в юридической науке того периода. Так, В.П. Грибанов считал, что существующие в буржуазном праве понятия "добрая совесть" и "добрые нравы" являются "каучуковыми" правилами, которые позволяют значительно расширять рамки свободного судейского усмотрения и тем самым выйти за рамки законности[9].

Однако с принятием в 1991 году Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик категория добросовестности все же получает выражение на нормативном уровне в качестве одного из условий, с которым связывается осуществление и защита прав участников гражданского оборота, а в ныне действующем ГК РФ помимо вышеупомянутой нормы п. 3 ст. 10 существует и правило п. 2 ст. 6, предполагающее при устранении пробелов в праве применение требований добросовестности, разумности и справедливости. Да и в современной науке гражданского права получает все большее распространение мнение о необходимости и полезности использования так называемых оценочных понятий, в том числе и добросовестности, требующих привлечения норм морали, которые тонко понимаются и чувствуются людьми[10].

Однако помимо общей правовой проблемы соотношения права и морали возникает и более частный вопрос: о значении, которое законодатель придал понятию добросовестности, поместив его в ст. 10 ГК "Пределы осуществления гражданских прав". Следует отметить, что далеко не все кодифицированные акты зарубежных стран предусматривают необходимость осуществления прав и исполнения обязанностей в соответствии с "доброй совестью". Так, уже упоминавшиеся нормы ГГУ и ЕТК США связывают с ней лишь исполнение контрагентами договорных обязательств. Формулировка же п. 3 ст. 10 ГК РФ в большей степени соответствует ст. 2 Гражданского уложения Швейцарии (ГУШ): "При осуществлении прав и исполнении обязанностей каждый должен поступать по доброй совести. Явное злоупотребление правами не пользуется защитой". При этом заметно и определенное отличие двух названных правовых норм: исходя из буквального толкования ст. 2 ГУШ, можно констатировать, что добросовестное исполнение обязанностей является общим правилом, стандартом поведения, а отклонение от него есть злоупотребление правом.

В то же время для российского законодателя добросовестное поведение субъектов не является общим пределом осуществления гражданских прав, что следует из конструкции самой статьи 10-й, в п. 1 которой указывается на недопустимость действий, являющихся злоупотреблением правом, а в п. 3 устанавливается предположение добросовестности участников гражданского оборота. Тем самым, по мнению В. Емельянова, законодатель, указывая на добросовестность, формирует границы не всех прав, а только некоторых, специально указанных в законе[11].

Во-вторых, если ГУШ лишь предусматривает обязанность субъектов гражданского оборота осуществлять права и обязанности добросовестно, то российский ГК, как представляется большинству ученых, содержит презумпцию добросовестности. При этом ее содержание сводится некоторыми авторами лишь к процессуальному аспекту - распределению бремени доказывания между сторонами[12]. Однако такое ограничение содержания материально - правовой презумпции, каковой и является презумпция добросовестности, представляется неверным: в отличие от процессуальной презумпции, которая не выходит за пределы решения вопроса о бремени доказывания и возможности признания факта доказанным, материально - правовая презумпция имеет значение и для установления определенных материально - правовых последствий.

Так, в соответствии со ст. 173 - 174 ГК РФ сделка, совершенная юридическим лицом в противоречии с целями его деятельности либо в результате выхода лица за пределы полномочий, может быть признана недействительной, если будет доказано, что другая сторона знала или должна была знать об указанных фактах. В данном случае презумпция добросовестности позволяет контрагенту настаивать на исполнении заключенной сделки, и лишь при ее опровержении сделка признается судом недействительной, что, в свою очередь, влечет двустороннюю реституцию.

Однако возникает и другая проблема в связи с формулировкой п. 3 ст. 10 ГК. Презумпция добросовестности имеет место лишь в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли они разумно и добросовестно. Исходя из буквального толкования указанной нормы, можно сделать несколько выводов. Во-первых, презумпция добросовестности существует лишь для истца (лица, чьи права нуждаются в защите), тогда как ответчик в качестве возражения может ссылаться на недобросовестность истца, опровергая тем самым существующую презумпцию (данная процессуальная конструкция очень схожа с рассмотренной выше exceptio doli generalis). Во-вторых, это предположение действует лишь в случаях, когда закон связывает с добросовестностью защиту гражданских прав. Но даже при самом тщательном анализе в тексте норм Гражданского кодекса не обнаруживается ни одного конкретного случая зависимости защиты прав потерпевшего от его добросовестного поведения.

Тем не менее существует один случай, когда защита обязательственного права поставлена в зависимость от психического отношения истца к неисполнению, ненадлежащему исполнению обязательства: ст. 404 ГК РФ предусматривает право суда уменьшить размер ответственности должника, если кредитор умышленно или по неосторожности содействовал увеличению размера убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, либо не принял разумных мер к их уменьшению. Что же касается добросовестности, то с ее наличием или отсутствием (ст. 173 - 174, 302, 157 и многие другие) связывают различные материальные последствия, и касаются они не только и не столько поведения истца, сколько поведения ответчика (ст. 302, например, указывает на невозможность виндикации собственником вещи от добросовестного возмездного приобретателя в том случае, когда она выбыла по его воле).

Таким образом, несмотря на отсутствие легального определения понятия "добросовестность", ясно, что данная категория характеризует субъективную сторону поведения участников гражданского оборота, на что указывает использование в нормах, учитывающих добросовестное поведение лица, словосочетания "не знал и не должен был знать". Незнание или извинительное заблуждение, как называл добрую совесть Л.И. Петражицкий[13], отражает субъективное восприятие окружающей действительности, определенных фактов и обстоятельств на основе наличия или отсутствия информации о них. С этой позиции добросовестность не тождественна противоправности, в которой выражается отношение действия или бездействия субъекта к действующим нормативно - правовым предписаниям и запретам и которая носит объективный характер. Поэтому следует согласиться с В.И. Емельяновым, что в ряде законов необоснованно используется термин "добросовестность" в тех случаях, когда речь идет о противоправности, например, в ФЗ "О рынке ценных бумаг"[14].

Учет психического отношения лица к объективной действительности, как справедливо отмечает В.И. Емельянов, позволяет выделить в составе недобросовестности интеллектуальный (осознание своих действий и предвидение вероятного вреда от них) и волевой (желание или нежелание наступления вреда) компоненты[15]. Такая структура недобросовестности тождественна структуре категории "вины", что могло бы свидетельствовать о полном совпадении понятий "недобросовестность" и "вина". Тем не менее вина в гражданском праве имеет значение для привлечения лица к ответственности - договорной или деликтной, - тогда как недобросовестность влечет необходимость принять на себя неблагоприятные последствия совершенного действия, не являющиеся мерами ответственности. Например, возвратить имущество гражданина, объявленного умершим, полученное недобросовестным лицом по возмездной сделке (п. 2 ст. 46 ГК). Вследствие этого целесообразным представляется предложенное В.И. Емельяновым соотношение исследуемых категорий: "недобросовестность" как более широкое по объему понятие включает в себя "виновность" - недобросовестное поведение, влекущее гражданско - правовую ответственность, а также "недобросовестность" в узком смысле, вызывающую иные неблагоприятные последствия[16].

Следовательно, при определении поведения сторон регулятивных правоотношений в их ненарушенном состоянии (как вещных, так и обязательственных) - приобретателя имущества, его собственника, должника или кредитора по обязательству - решающее значение имеет категория добросовестности. В случае же нарушения права или охраняемого законом интереса, наряду с понятием недобросовестности, может использоваться понятие виновности, если совершенное деяние является гражданским правонарушением.

Таким образом, подводя итог всему вышеизложенному, можно сделать вывод: добросовестность в российском гражданском праве - это понятие, характеризующее субъективную сторону поведения участников гражданских правоотношений, наличие которой в предусмотренных законом случаях позволяет субъекту беспрепятственно осуществлять свои права и требовать исполнения обязанностей, а ее отсутствие (недобросовестность) влечет неблагоприятные материально - правовые последствия, в том числе и применение мер ответственности к недобросовестному лицу - правонарушителю.

Однако следует отметить, что по смыслу п. 3 ст. 10 ГК РФ с добросовестностью в российском гражданском праве связана лишь защита прав, да и то в предусмотренных законом случаях, тогда как истинный спектр действия данного понятия намного шире, что неоднократно подчеркивалось в данной статье. Единственным же примером соотнесения защиты права с добросовестностью (ее отсутствием) может служить ст. 404 ГК, предусматривающая возможность снижения размера ответственности должника при обнаружении недобросовестности (вины) кредитора. Бесспорно, что существующая в настоящее время формулировка п. 3 ст. 10 ГК РФ отнюдь не способствует научному осмыслению данной категории, дезориентирует субъекты гражданских прав и правоприменительные органы и вследствие этого нуждается в законодательной корректировке.

Глава 2. Гражданско-правовая природа понятия «добросовестность»

2.1 Соотношение понятий "добросовестность" и "недобросовестность"

Соотношение понятий "добросовестность" и "недобросовестность" используются главным образом в гражданском праве, а их сущность обсуждается в цивилистической науке. Санкцией за совершение гражданского правонарушения является возложение на одно частное лицо обязанности предоставить другому частному лицу имущественный эквивалент причиненного вреда. Гражданско-правовая ответственность реализуется в форме движения имущества от ответственного лица к потерпевшему, что позволяет определять размер санкции в каждом конкретном случае самими субъектами правоотношений или судом. Равенство санкции причиненному вреду делает возможным использование в гражданском праве механизма установления ответственности в форме единой для любого гражданского правонарушения обязанности возмещения убытков.

В отраслях публичной ответственности такой возможности нет, потому что, во-первых, вред, причиненный обществу действиями, запрещенными уголовным или административным законодательством, невозможно установить в каждом конкретном случае с такой точностью, как эквивалент имущественного вреда, причиненного гражданским правонарушением, а во-вторых, публичная ответственность предусматривает различные виды санкций в отличие от единого имущественного возмещения в механизме гражданско-правовой ответственности. Определение как количественных, так и качественных параметров мер публичной ответственности не может быть полностью предоставлено суду. Поэтому в законах, устанавливающих публичную ответственность, предусматривается индивидуальная санкция для каждого правонарушения.

Этими различиями и обусловлено то, что в отраслях публичного права не используется понятие "недобросовестность". В них любые запрещенные законом действия, влекущие нежелательные для других лиц последствия, которые субъект должен осознавать, подпадают под категорию виновного правонарушения. Добросовестность в отраслях публичной ответственности всегда называется виновностью, так как механизм установления негативных последствий здесь таков: запрет конкретного действия плюс специальная санкция за его совершение. Места для использования понятия "недобросовестность" не остается.

Учение о составе гражданского правонарушения было заимствовано из теории публичной ответственности, в которой оно разработано более детально. Вследствие этого в гражданском праве термин "виновность" стал использоваться по аналогии с теорией публичной ответственности для обозначения психического отношения к действиям, за которые наступает договорная или деликтная ответственность. А ответственность эта установлена в законе в виде качественно единой (имущественного возмещения) и количественно определенной (эквивалентной размеру причиненного вреда) санкции для каждого конкретного правонарушения.

В то же время в гражданско-правовых отношениях имеет место немало случаев совершения действий, которые не являются нарушением обязательства или деликтом, но для которых тем не менее целесообразно установление негативных юридических последствий, если эти действия совершаются с осознанием вероятности причинения вреда другому лицу или неоправданным непредвидением ее. Такие действия не подпадают под правила об ответственности, но затрагивают интересы других лиц и поэтому требуют закрепления в законе специальных последствий их совершения. В этих случаях и возникает необходимость использования понятия "недобросовестность", которое, будучи более широким, чем виновность, охватывает эти действия.

Таким образом, в гражданском праве, в силу специфики механизма гражданско-правовой ответственности, не все недобросовестные действия покрываются понятием виновности. Именно поэтому в данной отрасли права имеется необходимость применения наряду с категорией виновности понятия недобросовестности. Оно используется в этих случаях в узком смысле, обозначая лишь те недобросовестные действия, которые не охватываются понятием "виновность". Понятие "недобросовестность" в широком смысле включает понятие "недобросовестность" в узком смысле и понятие "виновность".

Надо отметить, что из-за недостаточной разработанности теории субъективной стороны правонарушения, а именно того, что до сих пор не было четко выяснено соотношение понятий виновности, недобросовестности и "знания или возможности знания", в законодательстве в некоторых случаях говорится о вине или умысле применительно к действиям, последствие которых для субъекта не является ни договорной, ни деликтной ответственностью. Так, ст. 178 ГК недействительность сделки ставит в зависимость от возникновения заблуждения у одной стороны "по вине другой стороны" сделки. Статья 169 ГК говорит о наличии умысла у одной или у обеих сторон антисоциальной сделки. Данная статья устанавливает санкцию, которая применяется к субъекту гражданско-правовых отношений за нарушение прав не частного лица, а всего общества. Это специфическая ответственность, которая, несмотря на ее закрепление в ГК, является по своей сути публично-правовой. Эти две и другие подобные им нормы охватываются понятием недобросовестности в широком смысле.

Не правы авторы, утверждающие, что согласно российскому законодательству все права и обязанности должны осуществляться добросовестно[17]. Такое правило в законодательстве отсутствует, и ссылки тех, кто это утверждает, на ст. 6 и 10 ГК явно несостоятельны. Первая из названных статей говорит о субсидиарном применении принципа добросовестности, вторая - о презумпции добросовестности. И то и другое нельзя толковать как возложение обязанности осуществлять любые действия добросовестно.

Требование добросовестности не может быть установлено для любых действий субъектов гражданского права. Недобросовестными, как было показано выше, являются указанные в законе вредоносные действия, в процессе совершения которых лицо не выполняет обязанности предвидения вреда для другого лица либо игнорирует такое предвидение. Обязанность предвидения и знания предусматривается в законе наряду с общей обязанностью предвидения любого вреда от нарушения обязательства или деликта.

Если бы в гражданском праве было установлено правило о том, что любое субъективное право должно осуществляться добросовестно, то действующий субъект был бы обязан осознавать и предвидеть любые неблагоприятные для других лиц последствия своих действий. Такое требование выполнить невозможно. Кроме того, последствия недобросовестных действий должны быть обязательно специально указаны в законе. В противном случае остается без ответа вопрос о том, какие негативные последствия должны наступать для лица, действующего недобросовестно.

Определение понятия "добросовестность" неприменимо к случаям использования термина "добросовестность" в ст. 53 ГК, Законах "Об акционерных обществах" (ст. 71), "Об обществах с ограниченной ответственностью" (п. 1 ст. 44), "О сельскохозяйственной кооперации" (ст. 28) и др. В этих статьях требованием добросовестности обусловлено осуществление руководителями организаций управленческих полномочий. Как было показано выше, недобросовестные действия должны влечь последствия, не являющиеся договорной или деликтной ответственностью. Это вытекает из сущности понятия "недобросовестность", введение которого в законодательство обусловлено необходимостью обозначения виновности при совершении действий, не влекущих договорную или деликтную ответственность. В законодательстве должны быть указаны конкретные действия, которые могут быть признаны недобросовестными, и их последствия. В названных законах необходимость использования понятия "добросовестность" отсутствует, так как никаких специальных последствий недобросовестности в них не предусмотрено.

Если исходить из данного определения недобросовестности как виновности, влекущей специфические последствия, то тогда требование добросовестного осуществления прав в статьях вышеназванных законов следует признать бесполезным, так как любые действия должны осуществляться невиновно.

Термин "добросовестность" применен в этих законах для установления запрета злоупотребления полномочиями. К включению в названные законы требования осуществлять права "разумно и добросовестно" их создателей, вероятно, подвигла неопределенность понятия "злоупотребление гражданскими правами". Их авторы решили, по-видимому, отсутствие определения понятия "злоупотребление гражданскими правами" компенсировать введением дополнительных ограничений некоторых прав, установив для них требования добросовестности и разумности. Такое использование термина "добросовестность" является следствием влияния зарубежного законодательства. Как уже было отмечено, в некоторых странах предпринимались попытки использовать эти категории для запрета злоупотребления гражданскими правами: гражданские кодексы Швейцарии, Японии и Греции содержат правило об обязанности добросовестного осуществления гражданских прав. При этом определение понятия "добросовестность" в законодательствах этих стран отсутствует, так же как и определение понятия "злоупотребление гражданскими правами".

Использование понятия "добросовестность" для запрета злоупотребления гражданскими правами нельзя признать правильным, даже если отвлечься от данного нами определения. Для обозначения юридической категории должен использоваться один термин. Наличие в законодательстве двух терминов, обозначающих одно и то же понятие, крайне нежелательно, так как это неизбежно влечет путаницу в понимании и применении закона. Тем более недопустимо дублирование неопределенных понятий (причем не в научной литературе, а в текстах нормативных актов), так как это не только осложняет решение правовых проблем (в данном случае проблемы злоупотребления гражданскими правами), но и делает право менее устойчивым.

2.2 Презумпция добросовестности

Соотношение презумпции добросовестности с презумпцией вины, которая установлена для договорной (ст. 401 ГК) и внедоговорной (ст. 1064 ГК) ответственности следует назвать взаимоисключающем. Следует согласиться с Е.Богдановым и другими авторами[18], которые утверждают, что презумпция добросовестности действует только в том случае, когда закон ставит защиту гражданского права в зависимость от добросовестности субъекта. Однако такой вывод ставит новый вопрос: есть ли необходимость освобождать некоторых субъектов гражданских прав от обязанности доказывать свою невиновность? Для ответа на него рассмотрим более внимательно положение лиц, на которых распространяется презумпция добросовестности.

Целесообразно ли установление презумпции добросовестности для лиц, о добросовестности которых говорится в ст. 53 ГК, Законах "Об обществах с ограниченной ответственностью" (п. 1 ст. 44), "Об акционерных обществах" (ст. 71), "О сельскохозяйственной кооперации" (ст. 28)? Например, ст. 53 ГК устанавливает, что "лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно. Оно обязано по требованию учредителей (участников) юридического лица, если иное не предусмотрено законом или договором, возместить убытки, причиненные им юридическому лицу".

В силу названных статей указанные в них лица, совершив правонарушение, оказываются в более выгодном положении по сравнению с другими причинителями вреда - на них распространяется презумпция невиновности. Оправданно ли такое положение? Действительно ли они нуждаются в такой "льготе"? Мы считаем, что нет. Более того, статус этих лиц предполагает необходимость скорее повышения их ответственности. И по всей видимости, причиной введения в законодательство названных норм как раз и было желание повысить их ответственность. В самом деле, формула ст. 53 ГК на первый взгляд устанавливает наряду с общими правилами о наступлении ответственности еще и дополнительное требование - действовать добросовестно. Об этом свидетельствует и тот факт, что презумпция добросовестности закреплена в ст. 10 ГК, в которой говорится о пределах осуществления гражданских прав. Однако в результате, при отсутствии какого-либо определения понятия "недобросовестность" (кроме как виновности в широком смысле), единственным эффектом введения ст. 53 ГК и других, аналогичных ей, норм стало распространение на таких лиц презумпции невиновности. Таким образом, эти нормы привели к обратному результату по сравнению с тем, который, вероятно, стремились достичь авторы этих законов.

Перейдем теперь к субъектам, добросовестность которых имела правовое значение по предшествовавшему законодательству и имеет по действующему. Это добросовестный приобретатель (ст. 302 ГК) и сторона условной сделки, влияющая своими действиями на наступление условия (ст. 157 ГК). Ввиду того что действия, о которых говорится в этих статьях, не являются правонарушениями, на совершающих их лиц презумпция вины не распространяется, что снимает вопрос о конфликте презумпций. Поэтому изъятие из общего правила о презумпции вины для этих случаев в прежнем законодательстве и не устанавливалось. Заявляя о недобросовестности приобретателя чужого имущества либо лица, содействовавшего или препятствовавшего наступлению условия, сторона в споре должна была доказывать такое утверждение. Эта обязанность закреплена в гражданском процессуальном законодательстве, которое устанавливает, что каждая сторона должна доказывать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений.

Российское гражданское право традиционно возлагает обязанность доказывания невиновности (при решении вопроса о привлечении к договорной и деликтной ответственности) на причинителя вреда, несмотря на то, что потерпевший обычно также располагает доказательствами его вины. Когда речь идет о виновности в нарушении договорного обязательства или совершении деликта, он обладает сведениями о сущности нарушенного обязательства либо о том, какой вред и при каких обстоятельствах был причинен деликтом его личности или имуществу.

При решении вопроса о добросовестности или недобросовестности субъекта в некоторых случаях рассматриваются действия, которые совершались без участия того, кто их оспаривает, например приобретение имущества у третьего лица. Для истца является довольно затруднительным приводить в подобных случаях доказательства недобросовестности действий ответчика, ведь доказывание добросовестности или недобросовестность действий - это представление доказательств того, при каких обстоятельствах совершались действия и какой информацией при этом должно было располагать действующее лицо. Субъект, оспаривающий добросовестность другого лица, не всегда обладает такими сведениями.

Поэтому некоторые российские цивилисты высказывались и высказываются в пользу установления для таких случаев презумпции недобросовестности.

По мнению А.П.Сергеева, несмотря на то, что ст. 12 Патентного закона РФ не возлагает бремя доказывания добросовестности преждепользования на какую-либо из сторон, следует полагать, что его несет потенциальный преждепользователь[19].

Думается, что установление презумпции недобросовестности, хотя бы для добросовестного приобретателя и преждепользователя, вряд ли упростит и сделает более справедливым процесс доказывания добросовестности или недобросовестности. Ведь не будет достаточным доказательством добросовестности приобретателя вещи его объяснение в суде о том, что данная вещь была куплена им такого-то числа, на таком-то рынке у человека средних лет, среднего роста, одетого в серый пиджак. Следовательно, ответчик, который ничего не сможет добавить к такому рассказу о приобретении вещи, будет считаться недобросовестным и вещь у него будет отобрана. Каждый приобретатель вещи или преждепользователь тогда будет вынужден собирать доказательства своей добросовестности на случай ее оспаривания. Нам представляется, что такой порядок был бы еще более несправедливым, чем презумпция добросовестности.

Таким образом, необходимо закрепить презумпцию недобросовестности приобретателя в законе, установить ее для ст. 174 ГК РФ, в которой речь идет об оспоримости сделки, совершенной с выходом за пределы ограничения полномочий; и для ст. 253 ГК РФ, согласно которой может быть признана недействительной сделка участника совместной собственности по мотивам отсутствия у участника, совершившего сделку, необходимых полномочий; и для ст. 72 и 1044 ГК РФ, в которых установлены правила соответственно для полного и простого товариществ о том, что в отношениях с третьими лицами товарищи не могут ссылаться на ограничения прав товарища, совершившего сделку по ведению дел товарищества, за исключением случаев, когда они докажут, что в момент совершения сделки третье лицо знало или должно было знать о наличии таких ограничений; и для других подобных статей. Характерным признаком всех названных статей об оспоримости сделок, совершаемых с выходом за пределы полномочий, является то, что лицо, которому закон предоставляет право оспаривать сделку, не присутствовало при ее совершении и, следовательно, не знает, в каких "информационных условиях" принимало решение о совершении сделки третье лицо. Истец в этих случаях не знает обстоятельств совершения сделки, которую он просит признать недействительной. Однако во всех подобных случаях (ст. 72, 174, 253, 1044 ГК и др.) закон устанавливает, что знание или возможность знания ответчиком об отсутствии полномочий у контрагента должен доказывать истец. Аналогичным образом вряд ли целесообразно заставлять приобретателя вещи видеть в каждом продавце правонарушителя и, вступая в правоотношения с ним, собирать доказательства своей добросовестности.

Заключение

В ходе исследования категории «добросовестность» было выяснено, что, несмотря на отсутствие легального определения понятия, ясно, что данная категория характеризует субъективную сторону поведения участников гражданского оборота, на что указывает использование в нормах, учитывающих добросовестное поведение лица, словосочетания «не знал и не должен был знать». Незнание или извинительное заблуждение отражает субъективное восприятие окружающей действительности, определенных фактов и обстоятельств на основе наличия или отсутствия информации о них. С этой позиции добросовестность не тождественна противоправности, в которой выражается отношение действия или бездействия субъекта к действующим нормативно - правовым предписаниям и запретам и которая носит объективный характер.

В ходе исследования был сделан вывод, что добросовестность в российском гражданском праве - это понятие, характеризующее субъективную сторону поведения участников гражданских правоотношений, наличие которой в предусмотренных законом случаях позволяет субъекту беспрепятственно осуществлять свои права и требовать исполнения обязанностей, а ее отсутствие (недобросовестность) влечет неблагоприятные материально - правовые последствия, в том числе и применение мер ответственности к недобросовестному лицу - правонарушителю.

В процессе анализа гражданско-правовой сущности добросовестности было выявлено, что требование добросовестности не может быть установлено для любых действий субъектов гражданского права. Недобросовестными являются указанные в законе вредоносные действия, в процессе совершения которых лицо не выполняет обязанности предвидения вреда для другого лица либо игнорирует такое предвидение. Обязанность предвидения и знания предусматривается в законе наряду с общей обязанностью предвидения любого вреда от нарушения обязательства или деликта.

Таким образом, по нашему мнению, необходимо закрепить презумпцию недобросовестности приобретателя в законе, установить ее для ст. 174 ГК РФ, в которой речь идет об оспоримости сделки, совершенной с выходом за пределы ограничения полномочий; и для ст. 253 ГК РФ, согласно которой может быть признана недействительной сделка участника совместной собственности по мотивам отсутствия у участника, совершившего сделку, необходимых полномочий; и для ст. 72 и 1044 ГК РФ, в которых установлены правила соответственно для полного и простого товариществ о том, что в отношениях с третьими лицами товарищи не могут ссылаться на ограничения прав товарища, совершившего сделку по ведению дел товарищества, за исключением случаев, когда они докажут, что в момент совершения сделки третье лицо знало или должно было знать о наличии таких ограничений; и для других подобных статей. Характерным признаком всех названных статей об оспоримости сделок, совершаемых с выходом за пределы полномочий, является то, что лицо, которому закон предоставляет право оспаривать сделку, не присутствовало при ее совершении и, следовательно, не знает, в каких "информационных условиях" принимало решение о совершении сделки третье лицо.

Список литературы

Белов В.А. Добросовестность, разумность, справедливость как принципы гражданского права//Законодательство. 2008. № 8.
Волосатова Л.В. Принцип разумности в реализации субъективных гражданских прав: Дис.... канд. юрид. наук. М., 2005.
Гараймович Д.А. Оценочные понятия в современном гражданском праве // Цивилистические записки: Межвузовский сб. научных трудов. М., 2001.
Гражданское право: Учебник. Ч. 1/Под ред. А.П.Сергеева и Ю.К.Толстого. М., 2007.
Гражданское право: Учебниик. Ч. 1 / Под ред. проф. З.И. Цибуленко. М., 2010.
Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1992.
Дроздова Т.В. Добросовестность в российском гражданском праве: Дис. ...канд. юрид. наук. Иркутск, 2004.
Емельянов В. И. Недопустимость злоупотребления гражданскими правами по российскому законодательству: Дис.... канд. юрид. наук. М., 2001.
Емельянов В. Пределы осуществления гражданских прав // Российская юстиция. 2009. № 6.
Емельянов В.И. Разумность, добросовестность и незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002.
Иванова С.А. Принцип социальной справедливости в гражданском праве России. М., 2005.
Комментарий к Гражданскому кодексу РФ, части первой / Под ред. О.Н. Садикова. М., 2008.
Новикова Т. В. К вопросу о субъективном значении понятия добросовестности в российском гражданском праве // Общество и право. 2008. № 1.
Новикова Т. В. К вопросу об объективном значении понятия добросовестности в российском гражданском праве // Современное право. 2007. №11(1).
Новикова Т. В. Признание и закрепление понятия добросовестности. Использование опыта зарубежных стран российским гражданским правом // Закон и право. 2008. № 2.
Новикова Т. В. Принцип добросовестности в международном публичном праве // Российский юридический вестник. 2008. № 1.
Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М., 1997.
Петражицкий Л.И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права. СПб., 1902.
Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2008.
Свод Законов Российской империи. Т. X. Ч. 1. СПб., 1900.
Сергеев А.П. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации: Учебник. М., 2008.
Хвостов В.М. Система римского права. М., 1996.
Ewan McKendrick. Contract Law. London, 1997.
Elizabeth A. Martin. Oxford Dictionary of Law. Oxford, 1997.

[1] Новикова Т. В. К вопросу об объективном значении понятия добросовестности в российском гражданском праве // Современное право. 2007. №11(1).

[2] Ewan McKendrick. Contract Law. London, 1997. – P.54.

[3] Elizabeth A. Martin. Oxford Dictionary of Law. Oxford, 1997. – P.106.

[4] Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М., 1997. С. 279.

[5] Хвостов В.М. Система римского права. М., 1996. С. 74 - 75.

[6] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2008. С. 262.

[7] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2008. С. 261.

[8] Свод Законов Российской империи. Т. X. Ч. 1. СПб., 1900.

[9] Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1992. С. 21.

[10] Гараймович Д.А. Оценочные понятия в современном гражданском праве // Цивилистические записки: Межвузовский сб. научных трудов. М., 2001. С. 150.

[11] Емельянов В. Пределы осуществления гражданских прав // Российская юстиция. 2009. № 6. С. 14 - 16.

[12] Комментарий к Гражданскому кодексу РФ, части первой / Под ред. О.Н. Садикова. М., 2008. С. 28; Учебник гражданского права. Ч. 1 / Под ред. проф. З.И. Цибуленко. М., 2010. С. 251.

[13] Петражицкий Л.И. Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права. СПб., 1902. С. 116.

[14] Емельянов В.И. Разумность, добросовестность и незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002. С. 98.

[15] Емельянов В.И. Разумность, добросовестность и незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002. С. 99.

[16] Емельянов В.И. Разумность, добросовестность и незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002. С. 106.

[17] Белов В.А. Добросовестность, разумность, справедливость как принципы гражданского права//Законодательство. 2008. № 8. С. 49.

[18] Гражданское право: Учебник. Ч. 1/Под ред. А.П.Сергеева и Ю.К.Толстого. М., 2007. С. 326.

[19] Сергеев А.П. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации: Учебник. М., 2008. С. 477.